Джозеф Д’Лейси - DARKER: Рассказы (2011-2015)

— Пожалуй, мне он понравится.

— Но он далековато, вверх по неровной дороге. Ты не возражаешь?

— Ничуть. У меня длинные ноги.

— Некоторые из них чрезвычайно глубоки — настолько неизмеримы, что никто не достигал их дна, — но ровные, как стеклышко, с одними лишь тенями…

— Знаешь, Фенвик, я всегда боялся воды и никогда не умел плавать. Я боюсь заходить на глубину. Разве это не глупо? Все из-за того, что много лет назад в школе, когда я был маленьким мальчиком, большие ребята продержали меня под водой и едва не утопили по-настоящему. Они зашли дальше, чем сами того хотели. Я до сих пор вижу их лица.

Фенвик поразмыслил над этим, и в его мыслях предстала картина. Он видел мальчиков, — больших, наверное, сильных парней — и это щуплое, как лягушка, существо, горло которого обхватили жирные руки, его брыкающиеся у воды ноги, похожие на спички, их смех, их внезапное чувство, что что-то пошло не так, и наконец щуплое тельце, поникшее и недвижное…

Он глубоко втянул воздух.

Фостер теперь шел рядом с ним, а не впереди, словно побаивался и нуждался в поддержке. Пейзаж действительно переменился. Впереди и позади них тянулась идущая вверх, нечеткая от глины и камней тропа. Справа на склоне у подножия холма находились карьеры, практически заброшенные. Из пустынных расщелин доносились слабые звуки, бурный поток воды бежал и впадал внизу в водоем, черные очертания которого напоминали знак вопроса, появившийся возле темнеющего холма.

Спуск был крутым, и Фостер задыхался и пыхтел.

За это Фенвик ненавидел его еще больше. Худощавому и спокойному, ему не хватало сил! Они ковыляли, держась пониже карьера, у края бегущей воды, то зеленой, то грязно-серой, прокладывая себе путь вдоль склона холма.

Теперь их лица смотрели в сторону Хелвеллина. Его окружало кольцо холмов, смыкаясь у основания и протягиваясь вправо.

— Вон там тарн! — воскликнул Фенвик, а затем добавил: — Солнце садится раньше, чем я ожидал. Уже начало темнеть.

Фостер споткнулся и схватил Фенвика за руку.

— В сумерках холмы выглядят странно, будто живые люди. Я едва вижу, куда идти.

— Мы здесь одни, — сказал Фенвик. — Слышишь, как тихо? Люди покинули карьер и разошлись по домам. Здесь нет никого, кроме нас. Если присмотришься, то увидишь странный зеленый свет над холмами. Он виден лишь мгновение, а затем снова становится темно. А вот и мой тарн. Знаешь, как я люблю это место, Фостер? Кажется, он принадлежит только мне одному, так же, как все твои работы, слава, репутация и успех — тебе. У меня свое, а у тебя свое. Возможно, в конце концов, мы все будем равны. Да… Но я чувствую, будто это озерцо принадлежит мне, а я — ему, и нам никогда нельзя разлучаться… Видишь, какое черное? Оно одно из самых глубоких. Никто никогда не измерял его глубину. Лишь Хелвеллину она известна, и однажды, мне кажется, он доверится мне и нашепчет свои секреты…

Фостер чихнул.

— Мило. Очень красиво, Фенвик. Мне нравится твой тарн. Очаровательно. А теперь пойдем обратно. Идти по этим местам очень тяжело. Да и холодно здесь.

— Видишь там маленький мол? — Фенвик указал Фостеру рукой. — Кто-то соорудил его у воды. Я думаю, там была и лодка. Пойдем, заглянем вниз. С края маленького мола водоем выглядит очень глубоким, а горы будто сдвигаются вокруг.

Фенвик взял Фостера за руку и повел к краю мола. Оттуда водоем действительно выглядел глубоким. Глубоким и очень темным. Фостер всматривался в воду, а затем взглянул вверх на холмы, которые действительно, казалось, сгрудились прямо вокруг них. Он снова чихнул.

— Боюсь, я простудился. Пойдем домой, Фенвик, а то не сможем разглядеть дорогу.

— Домой так домой, — сказал Фенвик, и его руки сомкнулись на худой, щуплой шее. Голова тут же наполовину повернулась, и на него уставились два испуганных, странно детских глаза. От смехотворно легкого толчка тело наклонилось вперед, раздался пронзительный крик, всплеск, что-то белое зашевелилось в спешно сгущающихся сумерках, затем быстро расходящаяся рябь — и тишина.

Тишина продолжалась. Окутав тарн, она, будто прижав палец к губам, распространилась на и без того бесшумные холмы. Фенвик соединился с тишиной. Он наслаждался ей. Он совершенно не двигался, а стоял, смотря на чернильно-черную воду тарна, сложив руки, потерявшись в напряженных размышлениях. Но он ни о чем не думал. Фенвик ощущал лишь теплое, блаженное облегчение, сладострастное чувство, которое не имело ничего общего с его сознанием.

Фостера, этого надоедливого, болтливого, тщеславного, самодовольного дурака, больше нет! Он ушел навсегда. Тарн заверил его в этом. Он одобрительно смотрел Фенвику в глаза, будто говоря: «Ты хорошо справился: это была опрятная и необходимая работа. Мы сделали ее вместе, ты и я. Я горжусь тобой».

Он гордился собой, наконец совершив в своей жизни что-то решительное. Энергичные, интенсивные мысли начинали наполнять его разум. Все эти годы он, слабый, беспозвоночный, сидел в этом месте, храня обиды, — а теперь, в конце концов, совершил действие. Он поднялся и взглянул на холмы. Он гордился и… он замерз. Он начал дрожать и поднял воротник пальто. Да, там виднелся тот слабый зеленый свет, что всегда появляется в тенях холмов на недолгое время перед наступлением темноты. Было поздно и ему пора было возвращаться.

Дрожа теперь до стука зубов, он зашагал по тропе, но осознал, что ему не хотелось покидать тарн. Тарн выглядел дружелюбно — это был его единственный друг во всем мире. Когда Фенвик бродил в темноте, чувство одиночества возрастало. Он возвращался в свой пустой дом. Прошлой ночью у него был гость. Кто это был? А, Фостер, конечно, — Фостер со своим глупым смешком и добродушными невыразительными глазами. Что ж, теперь Фостера там не будет. Его теперь вообще никогда не будет.

Вдруг Фенвик пустился бегом, сам не зная зачем. Он знал лишь, что, покинув тарн, стал одиноким. Он хотел бы провести там всю ночь, но холод этого не позволял, поэтому он бежал, чтобы оказаться дома, в освещении и с привычной мебелью — а все знакомое успокаивало его.

Пока он бежал, под ногами сыпались камни и глина. Они шуршали, будто он бежал не один. Он остановился, и другой бегун тоже замер. Он дышал в тишине. Теперь ему стало жарко. Пот катился вниз по щекам. Фенвик чувствовал струйку, текущую по спине под рубашкой. Его колени дрожали, сердце колотилось. Окружающие холмы были поразительно безмолвны, а облака казались резиновыми, будто могли сжиматься и растягиваться. Они серели на пурпурном ночном небе, на поверхности которого, как сверкающие глаза лодок в море, появлялись звезды.

Его колени окрепли, сердце успокоилось, и он продолжил бег. Резко повернув за угол, он оказался перед отелем. Фонари смотрели приветливо и придавали уверенности. Затем он спокойно пошел вдоль берега озера, и если бы не уверенность, что кто-то следовал за ним, мог бы ощущать комфорт и испытывать удовольствие. Раз или два он остановился и обернулся, а однажды даже крикнул: «Кто там?» Но ответом был лишь шелест листвы.