Джозеф Д’Лейси - DARKER: Рассказы (2011-2015)

В своем закутке он разложил ребенка (рубашка-шортики, расцарапанная коленка) на столе, а сам полез вбивать запоры обратно. Тройственная душа пела. Удачно. Раз — и отделил. А уж что делать дальше, ему ли не знать.

В клетке словно и не заметили пропажи. Ха-ха. Девчонка с пальцем продолжала смотреть в пол, вторая лежала под ветровкой, мальчики складывали ку…

Что?! Откуда два?

Похолодев, Тьюлиг обернулся.

Свет мигнул. Тыц-тоц. Столик был пуст. Он был сдвинут, потому что Тьюлиг только что подбил его ближе, когда опускал мальчишку. Но ведь опускал же! Три секунды назад. Как же… Он не мог прошмыгнуть, разве что сквозь прутья. Только это ведь золото и вольфрам…

Тьюлиг хохотнул.

— Вот вы как!

Интересные детки. И дьявол — их отец. Что ж, поиграем…

Тьюлиг приник к решетке. Брусок в его руке заскользил по прутьям, извлекая из них унылые, мяукающие звуки. Ям-яу-у. О-у-я-ям.

— Я убью тебя последней, — пообещал он девочке, стоящей в центре. — Ты увидишь, как твои друзья дохнут по очереди. Ты думаешь, я не смогу? Это ошибка. Многие уже убедились… Я не буду, как всякие уроды, сходить с ума. Я для этого слишком умен. Я другой. Я особенный человек, ты увидишь.

Девчонка не пошевелилась.

Тьюлиг облизнулся и, прижав лицо к прутьям, вытянул губы:

— Я знаю, кто ты.

Щелкнула лампа.

Темнота обрушилась внезапно, и несколько секунд Тьюлиг стоял в полной растерянности — ни стен, ни клетки, ни детей, будто ослеп. А затем ему вдруг показалось, что кто-то с силой втискивает его в ребристые железки, не дает отклониться, кто-то держит и нажимает, кто-то давит маленькими, но крепкими пальчиками, стараясь протолкнуть его тело сквозь прутья, чтобы оно там застряло.

До ушей донеслось сопение и хихиканье.

Тьюлиг, сопротивляясь, дернулся, щелкнул зубами. Пнул тьму ногой. Лампы вспыхнули разом, и оказалось, что ничего не изменилось, никто его не держит, а дети находятся на своих местах.

Галлюцинации, помрачнел Ришенбах. Бернье смолчал.

Тьюлиг, отступив, шлепнулся на матрас. Ничего, он выждет момент. Все эти штучки с ним не пройдут. А когда он доберется до тонких ублюдских шей…

Он потер плечо, которое во тьме тянули сквозь прутья, затем закатал рукав рубашки и обнаружил на коже следы детских пальцев.

Проснулся Тьюлиг рывком, совсем не запомнив, когда его вдруг сморило.

Лампы горели через одну, видимо, создавая ночной режим. Под потолком мерцали красные огоньки видеокамер. Он вскинул голову — фу-фу, одна спит, другая стоит, в башне три кубика, какие умные мальчики, нарастили наконец-то этажность, вон и четвертый пошел.

Перед решеткой, отделяющей его от самой клетки, копились тени.

Он не сразу сообразил, что у теней есть очертания, что они вытягиваются и растут перед прутьями, превращаясь в смутные, колеблющиеся детские фигуры — три маленьких и одну повыше.

«Стенли, Стенли, сладенький, — рассыпался по помещению едва слышный шепот. — Хочешь поиграть, Стенли-Отто-Филипп?»

Тьюлиг нащупал брусок.

Вот они какие, дьяволовы детки. Ну, ничего-ничего, дядя Стенли не против. Даже с таким детками он сможет сладить.

Тени качнулись, и тонкий отросток, похожий на руку, выгнувшись, проник в закуток. Подрагивая, он потянулся к матрасу, на конце его сформировались скрюченные пальчики.

Осторожнее! — взвизгнул под черепом Ришенбах.

Тьюлиг махнул бруском. Его заостренная сторона срезала тень, будто струйку дыма. Не долетев до бетонного пола, обрубок растаял в воздухе.

— Ах вы ж твари!

Тьюлиг вскочил на ноги.

Пора было переходить в наступление. Запоры вылетели из пазов. Решетчатая створка грянула о прутья. Дзау-унг!

В мутном, приглушенном свете фигурки детей виделись как сквозь толщу воды. Серо-зеленую, грязную толщу.

— Вы думали, я вам кто? Урод какой-то?

Крича, Тьюлиг растоптал тени и подскочил к стоящей в центре девчонке. Острие бруска вошло в живот.

— На!

Уродский палец выпрыгнул из уродского рта. Девочка согнулась. Тьюлигу этого было довольно, и он подскочил к горе-строителям башни из кубиков.

— Ах-ха-ха!

Ногой он свалил того, что поменьше, белобрысого ударил бруском за ухом. Кубики рассыпались, предъявляя неверному свету буквы «с», «т», «е», «н».

Стен. Замечательно! Это намек?

— Пугаете меня, да?

Он распинал кубики за границы клетки и завертел головой, выискивая, кого еще не заметил. На одеяле, шепнул Ришенбах. Под ветровкой. Все время притворяется спящей.

Конечно!

Тьюлиг, улыбнувшись, приблизился к лежащей. Ришенбах приготовил удавку. Бернье, одобрительно ворча, уступил ему место.

— А ну-ка, сладкая…

Чего Тьюлиг не ожидал, выворачивая скукожившегося, какого-то ватного ребенка из ветровки, так это того, что его шарахнет электрическим разрядом. Аж до искр.

Удар был будто апперкот тяжеловеса.

Тьюлига приподняло и отнесло футов на десять к дальней стенке.

Щелкнули лампы, кто-то встал перед ним и хихикнул. Далее стало темно. И пусто. Самое главное — пусто.

Тьюлиг вздрогнул.

Очнувшись, он ощутил странную легкость. Легкость была неправильная. Будто что-то привычное, с чем ты уже давно сжился, разрушилось и покинуло тебя.

Тьюлиг повернулся.

Под боком обнаружился матрас, в полутора футах поднимались ввысь вольфрам и золото.

Разве он…

Они что-то сделали с ним! Ночью!

Тьюлиг резко сел.

Нет, он не был связан, ноги, руки — все в полном порядке. Дети за прутьями… Ха, дети за прутьями стояли и сидели как ни в чем не бывало. Правда, башня из кубиков убавила в росте. Два кубика, всего два. А еще два — за границами клетки.

Тьюлиг потер лоб.

Странно, совсем не пахло клубникой. И вечного, упругого напряжения не было в голове. Даже дети не казались такими уж уродливыми. Их совсем не хотелось…

Тьюлиг замер.

Он вдруг понял, что не слышит, не чувствует внутри себя присутствия ни доктора философии, ни гробокопа.

Ришенбах! Бернье!

Пустота была ответом внутреннему голосу. Вот она, легкость. Вот оно, ощущение съехавшего жильца.

— Что это? — негромко спросил он себя. — Я свободен?

Тьюлиг подержал в руке вольфрамовый брусок и отбросил его с отвращением.

Он показался себе необыкновенно чистым, обновленным, и брусок с заостренным краем лишь тянул его во тьму памяти.

Нет уж!

Тьюлиг встал и повернул голову к видеокамере.

— Эй, Ферлинг! Ферлинг!

Он махнул рукой, чтобы на него обратили внимание.

— Ферлинг! Выпустите меня! Я чист, я больше не убийца! Они все взяли себе! Все вытянули из меня! Эй!

Он потряс прутья.

За спиной вдруг раздался смешок.

— Сте-енли, — произнес кто-то тихо и нараспев.

Тьюлиг почему-то испугался оборачиваться. Ледяной ком сформировался в животе.

— Все-все, — сказал он, зажмурившись, — я не имею… Я больше не хочу… Это Ришенбах и Бернье… Это они сидели во мне…