Джозеф Д’Лейси - DARKER: Рассказы (2011-2015)

Решение обыскать место, где видели молодого болезненно выглядящего мужчину, показалось Дженкинсу самым логичным, и он направился прямо в лабораторию. На одном из домов висела длинная белая вывеска с загадочным объявлением: «Спешите увидеть невидимое!». Но детектив не видел в этом ничего загадочного. Он знал, что по соседству с лабораторией доктора Хольта находится лекционная аудитория, в которой в определенное время один молодой человек показывает на большом экране стереослайды с изображением различных смертельных бактерий и микроорганизмов, обитающих в грязной среде и вызывающих болезни. Он также знал, что сам доктор Хольт иногда принимает участие в проведении этих мероприятий, предоставляя прекрасные цветные слайды своих предметных стекол.

На тротуаре перед зданием Дженкинс обнаружил недокуренную мною сигару, от которой оставалось примерно две трети. Он подобрал ее и по ступенькам поднялся к входу — жалкий детектив, которого мучили угрызения совести. Ни наружная, ни внутренняя двери не были заперты, и в лаборатории он обнаружил меня — живого, но на грани смерти. Однако со мной произошло нечто другое, отличное от того, чего он опасался.

Очнувшись от наркотического сна в ужасном физическом состоянии, не осознавая, чем все это было вызвано, я поверил в реальность того, что со мной произошло. Мое сознание было слишком слабым, чтобы оказать сопротивление этому ужасному предположению. Когда Дженкинс ворвался в лабораторию, я перебирал склянки Хольта. Сначала я лишь рассердился, что мне помешали, но еще до того, как он закончил объяснять мне, в чем дело, туман, окутывавший мой мозг, испарился и покинул меня, больного телесно, но счастливого душевно. Так чувствует себя любой человек, который страдал от осознания того, что весь мир ужасен, но затем понял, что это всего лишь бред его собственного отравленного рассудка.

Злость, которую я видел на лицах прохожих, включая Марини, существовала только в моем воспаленном воображении. Когда я увидел оборудование лаборатории Хольта, в моем подсознании, где всем правят сны и бредовые мысли, всплыла научно-популярная лекция, которую я посетил на прошлой неделе. Вывеска «Спешите увидеть невидимое» тоже, вне всяких сомнений, внесла свою лепту, как и аптека на углу, из которой лился зеленоватый свет. Но, слушая объяснения Дженкинса, я обратил внимание на одно несоответствие:

— Но если Хольта здесь не было, — начал я, — если Хольт, по твоим словам, мертв, то как ты объяснишь тот факт, что я с точностью описал тебе человека, в котором ты узнал доктора Фредерика Хольта, хотя прежде я никогда в жизни его не видел?

Он указал на стену.

— Видишь?

На стене висел поясной портрет в натуральную величину, написанный пастелью. На нем был изображен седовласый мужчина с густыми бровями и таким пронзительным взглядом черных глаз, какого я никогда раньше не видел — до прошлого вечера. Портрет висел прямо напротив двери, возле окна, и черты лица старика в бледном свете уличного фонаря выглядели поразительно живыми.

— Первое, что ты увидел, войдя в комнату, — продолжал Дженкинс, — это портрет, который ты в бреду принял за живого человека, который якобы с тобой разговаривал. Вот он, седой старик-хозяин, причина твоего неестественного страха. Это он рассказывал тебе о цветной фотографии и показывал зеленых уродцев, Блэйсделл, и слава богу, что ты остался жив и разговариваешь сейчас со мной. Если бы ты выкурил сигару целиком… что ж, не будем об этом. Ты ее не докурил. И теперь, мой дорогой друг, я думаю, самое время тебе посетить настоящего доктора, из плоти и крови. Я вызову такси.

— Не надо, — возразил я. — Прогулка на свежем воздухе поможет мне лучше десятков докторов.

— На свежем воздухе! Откуда свежему воздуху взяться на Южной улице, да еще в июле, — проворчал Дженкинс, но с неохотой уступил.

У меня была на то причина. Я хотел увидеть людей, встретиться с ними лицом к лицу, пусть даже с подозрительными типами, которые бродят по улице в такой час — между полуночью и рассветом, — и порадоваться доброте человеческого обличия, которая особенно хорошо проявляется у людей из низших сословий.

Но, направляясь к выходу, я подумал, что во всей этой истории есть какое-то противоречие.

— Дженкинс, — сказал я, — ты говоришь, что причина того, что Хольт захлопнул дверь перед моим носом, в том, что дверь никто и не открывал, пока я сам этого не сделал.

— Верно, — подтвердил Дженкинс, но нахмурился, понимая, какой вопрос будет следующим.

— Но если причиной моего видения был портрет, то как я мог видеть Хольта еще до того, как открыл дверь?

— У тебя спутались мысли, — коротко возразил Дженкинс.

— Неужели? Хольт к тому времени уже был мертв, но я уверен, что видел его до того, как открыл дверь в лабораторию! И почему он покончил с собой?

Прежде чем мой друг успел ответить, я развернулся и зашагал к лампе, висевшей над металлической раковиной. Я открыл створку на боку лампы и вытащил экран, состоящий из двух стекол и вложенной между ними тканью. Одно стекло было затемненным, другое желтым. Вместе с экраном я достал то, чего так опасался: кусочек молочно-белого, переливчатого, слегка прозрачного материала.

Дженкинс догнал меня в тот момент, когда я держал мембрану в вытянутой руке напротив окна. Свет уличного фонаря, проходя через нее, распадался на поразительно яркие лучи всех цветов радуги. Мембрана не приглушала свет, а, напротив, самым странным образом делала его ярче. Казалось, что клочок светится сам по себе, хотя в тени он не давал совершенно никакого света.

— Может быть, включим лампу и… проверим? — медленно проговорил Дженкинс, в голосе которого не было и следа иронии.

Я посмотрел ему прямо в глаза.

— Нет, — отрезал я. — Мы не станем этого делать. Я был опьянен наркотиком. Возможно, в таком состоянии я узнал жестокую правду о причине самоубийства Хольта, но я в это не верю. Призрак он или нет, я отказываюсь снова верить в порочность человечества. Пусть хоть вся земля кишит невидимыми ужасами, я уверен — они не плод нашего сознания. Пусть этим занимается демонология. Что мы сделаем с этим, сожжем или просто порвем?

— Мы не имеем права делать ни то, ни другое, — задумчиво возразил Дженкинс. — Но знаешь, Блэйсделл, твоя галлюцинация местами слишком уж реалистична. Я не курил отравленных сигар, но, когда ты поднес эту штуку к свету — клянусь, я видел… нет, ничего. Сожги это. Пусть отправляется туда, откуда пришло.

— В Южную Америку?

— Подальше. Сожги это.

Он зажег спичку, и мы запалили клочок. Мембрана ярко вспыхнула и исчезла.

В утренних газетах много писали о самоубийстве доктора Фредерика Хольта, причиной которому стало, по предварительным данным, психическое расстройство, вызванное несправедливым обвинением в убийстве Пилера. Причина казалась недостаточно убедительной, поскольку Хольта даже не брали под арест, но других причин не нашлось.