Г Владимов - Три минуты молчания

Он уже был в летах, до майора дослужился, облысел на этом деле. Но пока еще "внутренним займом" пользовался, зачесывал с боков. Я поглядел-поглядел и засмеялся. Тут он и бросил скрипеть перышком.

- Самому смешно? Сейчас расскажешь мне, я тоже посмеюсь.

- С удовольствием, - говорю. - Только дайте вспомнить.

- Это, пожалуйста, дадим. Время у тебя будет, суток пятнадцать. Не возражаещь?

- Да что там... Ведь от этого ж не умирают.

- Как фамилия?

- Ох, - говорю. - А бесфамильного - вы меня не посадите?

- Ныркин, при нем документы были? Старшина перемнулся с ноги на ногу.

-Нету.

Все правильно, я их в общаге в пиджаке оставил.

- А что при нем было?

- Деньги. Сорок копеек.

- Чего-чего! - Я вскочил с лавки, пошел к барьеру. - Каких сорок, вы что-о? У меня тысяча двести было новыми, с рейса остались.

Майор поглядел на меня и ручку закусил во рту.

- Правду говоришь?

- Ну поменьше, я куртку вот купил, в ресторане сидел, на такси тоже потратился. Но тысячу ж я не мог посеять! Майор поглядел на старшину. Тот лишь руками развел.

- Не знаю, как там тебя...

- Шалай.

- Так! Ну, вот и познакомились. Майор Запылаев. Так вот, Шалай. Мы же твои деньги не заначили. Ты же это прекрасно сам знаешь.

Я пошел обратно к лавке. Когда же их у меня заначили? Все какие-то обрывки... Аскольд, задом к двери, молотил в нее ногою, а Вовчик как сунул палец в звонок, так и держал, пока Клавка не приоткрыла на цепочке. "Кого еще черти?.." - "Отпирай, Клавдия, мы к тебе Сеню специально привезли. Жить без тебя не может!" Она там стояла в халатике с красными и зелеными цветами, смеялась. "И что я с вами, тремя идиотами, буду делать?" За ней трехручьевская, в бигудях, что-то ей шептала. "Ты там, Нечуева, не агитируй!" - это Аскольд все орал. Потом он на диване сидел, тренькал на гитаре: "Пришел другой, и я не виновата, что я любить и ждать тебя устала..." И хохотал при этом. Вовчик свою Лидку обжимал, она его шлепала по рукам и шипела: "Не щекочись, мне смеяться нельзя, не видишь - лицо кремом намазано?.." А я сел на пол у батареи. Клавка мне поднесла стопку и чего-то закусить, хотела со мной чокнуться. А я ее ноги увидел, красивые, с круглыми коленками, и чокнулся об ее коленку. Я ее так любил, Клавку, никого в жизни так не любил!.. Где-то я еще в кухне ее обнимал... Ну да, голову пошел мочить... Куда-то я ее поехать со мной упрашивал, потому что бичи меня ограбят, только она одна меня может спасти... "Ах ты, рыженький, я ведь не железная, тоже голову могу потерять. А если мне твоя верная в глаза кислотой?" Чего-то я еще ей бормотал несусветное. Потом она вырвалась, запахнула халатик, ушла из кухни...

- Ты что, - спросил майор Запылаев, - совсем ничего не помнишь?

- Начисто.

- А с кем в ресторане сидел?

- С друзьями.

- На них не думаешь?

Я не ответил.

- И куда на такси ехали, запамятовал?

- К женщине.

- Что за женщина?

А в комнате я ее с Аскольдом застал, чуть не в обнимку. Ну, так мне показалось. И я его с дивана швырнул на пол. А сам к ней подсел, стал ее целовать - в шею, в грудь. Она не вырывалась, только хохотала и дула мне в лицо. И вдруг меня пучеглазый стал душить. А Вовчик вроде бы разнимать кинулся, но сам же первый и стукнул, В коридор они меня вытащили метелить. Но там-то я вырвался и врезал обоим хорошо по разу, а в третий раз в стенку попал, себе же на убыль. И уж они меня без помехи метелили. Аскольд держал, а Вовчик примеривался и стукал. "Это ему еще мало. Это он еще не запомнит. А вот так - запомнит. И вот так". Покамест Клавка не выскочила. "А ну, прекратите, звери! Я вас сейчас всех налажу!" Но их наладишь, когда уж они озверели. Открыли дверь и с лестницы меня - головой вниз...

Баба вдруг подала голос из-за решетки:

Ты вспомни получше, мальчонка. Милиция - она хорошая, она чужого не берет.

- Сиди, сиди, Кутузова, - сказал ей старшина, - тебя не спрашивают.

- Есть, гражданин начальник. Мне мальчика жалко.

- Нам тоже его жалко. А ты молчи в тряпочку.

Майор Запылаев повздыхал и сказал:

- Так как же, Шалай? Не поможешь мне? Я ведь обязан твои деньги найти.

- Ничего вы не обязаны. Я, по крайней мере, не прошу.

- Напрасно ты так. Тем, кто это делает, крепко может попасть, а ты покрываешь. Что - и фамилии ее не помнишь?

...Когда я эти кирпичики стал кидать - ей в окошко, а попал кому-то другому, тут целый взвод выбежал меня хватать, и мужик какой-то кричал сверху: "Это у Перевощиковой, у Перевощиковой шпана собирается. Я эту квартиру давно на заметку взял!" А Клавка из подъезда: "Больше тебе делать нечего! Смотришь, кто ко мне ходит? А я женщина свободная. Может, мне тоже жизни хочется". Ну, и голосок же был у моей возлюбленной!..

Но я еще и про Нинку вспомнил: бичи-то ведь знают, что я на Абрам-мыс ездил, милиция докопается, а вдруг у нее деньги в сенях остались, даже наверняка остались, и Нинку вполне замести могут, потом мне ее и самому не выручить. А если и бичей заметут с Клавкой - все равно, какие б они ни были, не стоили эти деньги, чтоб люди из-за них сели в тюрягу. Я всего двадцать суток на губе* сидел, больше не сидел, и все равно я знаю: никакие деньги этого не стоят. Лучше я сам их при встрече возьму за глотку.

*Армейская гауптвахта (сленг).

- Ты откуда, Шалай? С тралового?

- Сам ты траловый!

- Давай, груби мне. Я все фиксирую.

- Не траловый я, а сельдяной.

- Вот и отвечай по существу. Я на тебя официальный документ заполняю. Где живешь?

- На земле и на море.

- Ладно, спрошу точнее. Прописан где?

- Прописан по кораблю.

- Так... В общежитии, значит. Ну что, две недельки у нас поживешь. За вытрезвление с тебя, так и быть, не взыщем.

- Спасибо.

- Ныркин, выдай ему постельный комплект, завтра еще допросим.

Ныркин пошел было, но тут эта баба из-за решетки заканючила:

- А меня когда же в туалет поведут?

- Водили тебя, - сказал Ныркин, - часа не прошло. Потерпишь маленько.

- Не буду я терпеть. Вот возьму и напущу на пол.

Ныркин ей сказал добродушно:

- Напустишь - юбкой будешь вытирать.

- Еще чего! Юбка у меня - шерстяная.

"Господи, - я подумал, - вот баба кошмарная. Как ее только земля носит! И ведь это я с нею там окажусь, других же камер нету". Я встал и пошел опять к барьеру.

- Не поживу я у вас, я лучше в общагу пойду.

- Ну, милый, это уж мне знать, где тебе лучше. Нахулиганил - значит, у нас лучше.

- Нельзя мне, майор. Береговые у меня. Я неделю, как с моря.

- Что ж делать, Шалай? Мы, что ли, с Ныркиным стекла били, покой нарушали трудящихся?

- И мне завтра по новой в море. Утром отход. На восемьсот пятнадцатом, можете проверить.

Майор Запылаев бросил свой документ писать, вздохнул.

- Ныркин, завтра какой отходит?

- Кто его знает? В диспетчерскую надо звонить.

- Н-да... Тем более, он же не знает, диспетчер, есть там этот Шалай в роли или нет. Кто у тебя капитан?