Г Владимов - Три минуты молчания

Ну, дальше-то можно было и остановить его. Что я хотел про нее знать, я сам выясню.

- Спрашивала она у тебя, что, наверное, "трудный у него характер"? У меня, то есть.

- Спрашивала, Сеня.

- Говорила, что ко мне подход нужен особенный?

- Говорила, Сеня.

- И что не всякая, мол, согласилась бы со мной иметь дело?

- И про это, Сеня.

Вот тут мне сразу грустно сделалось. Оттого, наверно, что она не соврала, когда говорила: "Я - как все".

- Ну, кончили об этом, - я сказал. - Ты спать будешь?

- Хотел бы, да кепа должны запрашивать с базы. Чего-то они про нас решают.

Мы ждали часов до двух, допили всю бутылку и не дождались вызова.

4

Утром причалил к нам катер с плавбазы.

Каждый после чая слонялся, как хотел, когда увидели - он режет зеркальную воду в бухте, заходит к нам с правого борта, хоть ближе было с левого - начальство, стало быть, пожаловало.

Мы его притянули, наладили трап, и вот кто по нему сошел - собственной персоной Граков.

С "Арктики" он уже обветриться успел, как-то поздоровел. Спрыгнул на палубу, как молодой, улыбнулся нам по-отечески, зубы показал золотые.

- Что, утопленники, носы повесили? Ну, понимаю, понимаю, когда план срывается, это обидно.

Такое, значит, было начало. Кеп вышел его встречать, он с ним едва-едва поприветствовался и снова к нам, палубным:

- С таким-то капитаном унывать? Ну, Николаич, веди, показывай свои раны.

С Граковым сошли еще - групповой механик, тощеватый, сутулый, в синем плаще с капюшоном, и пара работяг -сварщики, в руках у них ящики были с электродами и клещами.

Повалили все в корму. Граков первый в каптерку полез. Там уже доски боцман проложил, чтоб начальство ноги не промочило. Граков там походил, доски под ним гнулись, снял перчатку и пальцем пощупал край пробоины.

- Н-да. Обидели вас чувствительно.

Групповой механик тоже спустился, тоже поглядел, но - молча. Вид у него скучный был, наморщенный, как перед первой стопкой.

Граков спросил:

- А что по этому поводу думает стармех?

Кто-то уже позвал "деда", он стоял над люком. Кашлянул в кулак и сказал:

- Думает, что чепуха.

Граков от его голоса вздрогнул, выгнул шею, чтобы увидеть "деда", и чуть потемнел.

- Ну, не совсем чепуха. Но если команда горит желанием...

- Команда-то горит. Пока не зальется.

- Ну, что за настроение, Сергей Андреич, я тебя не узнаю.

Граков стал вылезать. "Дед" стоял ближе всех и мог бы подать ему руку, но не подал. "Дедов" начищенный штиблет был как раз против его лица. Граков на него поглядел и поморщился. Но "дед" не убрал ногу, пока тот не вылез.

- Не узнаю, - опять сказал Граков. - Сам говоришь: "Чепуха", а настроение... Этак ты нам бичей деморализуешь.

- Сходим ко мне в каюту, объясню. И акт покажу.

- У тебя уже и акт составлен? Ну-ну. Группового тоже приглашаешь?

- Конечно, - сказал "дед". И подал групповому руку. - Он-то, надеюсь, и поймет.

Граков опять потемнел, но смолчал.

Пробыли они у "деда"минут пятнадцать. Вышли, заглянули через планширь. Мы гурьбой стояли поодаль.

- Что-то сомнительно, - Граков поглядел на группового. - Как твое мнение?

Тот опять заглянул, как будто ему мало было одного раза.

- Не мешает прислушаться к Бабилову.

- А мы что делаем, Иван Кузьмич? - Граков спросил досадливо. - Мы разве не прислушались? Но надо же решать по существу.

Групповой пожал плечами. Решать ему очень не хотелось. Граков подождал и отвернулся от него.

- Что ж, Сергей Андреич. Твои соображения, конечно, весомые. Тем более ты акт составил. Стал, так сказать, на официальную точку зрения. Тем самым ты с себя ответственность как бы снимаешь...

"Дед" как будто не слушал его, смотрел на фарерские сопки.

- Ну, естественно, ты о безопасности обязан думать. На то ты и стармех. Никто тебя не осудит, если ты находишь, что судно аварийное, и надо его вести в док. В таких случаях лучше, как говорится, перестраховаться. Никто не осудит, ты прав. Но стране рыба нужна, вот в чем дело. Мы все это помним. Стране нужна рыба.

"Дед" поглядел на него как-то устало.

- Стране тоже и рыбаки нужны.

Граков засмеялся, оценил шутку.

- Метафизик ты, Сергей Андреич. Отделяешь людей от дела. Ну, что ж. Вот они-то пусть и решают. А, рыбаки? Как - уйдем в порт или останемся на промысле, выполним трудовой долг? Тут первое слово - команде. Не возражаешь?

"Дед" чего-то хотел ответить, потом повернулся и пошел прочь. Мы расступились, дали ему пройти.

- Ну, утопленники, - Граков к нам подошел, - ваше слово! Никто за вас его не скажет. Опасность некоторая, конечно, есть. Бабилов - механик знающий. Но и мы с вами тоже кое-что знаем. Как люди плавают. В каких, понимаете, условиях. Когда необходимость велит. Про это ведь в акте не напишешь...

Мы стояли толпой, переминались. Потом Шурка спросил:

- Ну дак чего? В порт, значит не идем?

Граков ему улыбнулся:

- Хочешь, чтоб я тебе приказал? А я, наоборот, тебя хочу послушать, твое мнение.

- А чего меня-то слушать? На ж... поглядеть, как нам ее поцеловали.

- Это ты называешь "поцеловали"? Я думаю, это по другому называется. Это на вашу ж... только "обратили внимание". Так точнее будет, правда? Да сам же ваш Бабилов - слыхали? - "чепуха", говорит, заварить - раз плюнуть.

Я сказал:

- Он не про это говорит.

Шурка от меня отмахнулся, чуть не со злостью.

- Да будет вам хреновину плести с твоим "дедом"! Помешались на этой заплате.

Граков переглянулся с групповым.

- Я ж говорю, совсем он их деморализовал. Тот лишь плечами пожал, не ответил. Тут Ванька Обод вперед выступил.

- Лично я вот списаться хочу... Это как, можно или нет? Граков поглядел на него строго. Ванька весь ужался.

- Как фамилия?

- Да чо "фамилия"? Вопрос нельзя задать?

- Ну, а все-таки, фамилия у тебя есть? Или ты ее стесняешься? Вот у меня - Граков, все знают. А ты у нас - беспризорный, что ли? Иван, не помнящий родства?

Ванька помялся, выдавил из себя:

- Чо это не помнящий? Иван Обод... Ну?

- Родила, наконец! Значит, списаться хочешь, Иван Обод? Товарищей бросить?

- К доктору я на прием записан. Еще раньше.

- Болен, значит? Плохо себя чувствуешь? Это другое дело, прости. Это вопрос не принципиальный. Конечно, держать не будем. Причина вполне уважительная.

Бондарь спросил:

- А другим нельзя? Ребров моя фамилия.

- Можно, Ребров. Представь себе, можно. Каждый, кто хочет списаться, может это сделать. В установленном порядке. Подать заявление капитану, получить у второго штурмана аттестат и так далее. Держать никого не собираемся. Боязливые да робкие нам не нужны. Коллектив у нас здоровый, а от балласта освободится - еще будет здоровее. Так, орлы?

Он улыбался, все свое золото выставил, а руку положил на плечо - тому, кто поближе. А ближе всех к нему Митрохин стоял, чокнутый наш, моргал белесыми ресницами. И тут он весь встрепенулся, покраснел, даже затрясся от злости, что ли, или знамение ему привиделось.