Г Владимов - Три минуты молчания

- У меня ж на камбузе микрофона нету. Ну, что, ребятки, кеп велел команду как следует накормить.

А это плохое начало, я вам скажу, когда велят команду накормить "как следует".

- Жалко вас,ребятки. До ночи не расхлебаете.

Вот он почему и бежал по палубе, кандей. Хотелось - нам посочувствовать.

В салоне сидели нахохленные, лицо у каждого и руки - как кирпичом натерты. Жора-штурман поглядел на нас с усмешкой:

- Что нерадостные? Такую рыбу берем!

- Где ж мы ее берем? - спросил Васька Буров. - Мы ее только щупаем да назад отдаем.

Жора пожал плечами. Его вахта еще не наступила, рано голове болеть.

- Позовешь выбирать? - спросил Шурка.

- А что думаете - пожалею? - Жора вдруг поглядел на меня. - Это вот кого благодарите.

Все на меня уставились. Жора поднялся и вышел. Я-то понял, что он имел в виду - как я отдал кормовой и оставил Гракова на пароходе. Да, пожалуй, не будь его, кеп бы нас не поднял. Ну что ж, придется рассказать, рано или поздно узнают. Но тут сам Граков пришел, сел у двери с краю, где всегда кеп садится.

Кандей ему подал то же, что и нам, только не в миске, а на тарелке, как он штурманам подает и "деду". Граков это заметил, вернул ему тарелку в руки.

- Что за иерархия? Ты меня за равноправного члена команды не считаешь?

Вася пошел за миской. Тоже кандею мороки прибавилось. А Граков глядел на нас, откинувшись, улыбался, вертел ложку в ладонях, как будто прядину сучил.

- Приуныли, носы повесили. А ведь слабая же погода, моряки!

Шурка сказал, не подняв головы:

- Это она в каюте слабая.

- Намек - поняла. А на палубу попробуй выйди? Это хочешь сказать? А вот пообедаю с тобой - и выйду. Тогда что?

Шурка удивился.

- Ничего. Выйдете, и все тут.

Пришел "дед". Мы подвинулись, он тоже сел с краю, против Гракова.

- Как думаешь, Сергей Андреич, - спросил Граков, - поможем палубным? Все вместе на подвахту, дружно? Животы протрясем, я даже капитана думаю сагитировать. А то ведь у этой молодежи руки опускаются перед таким уловом.

"Дед" молча принял тарелку, стал есть.

- Ну, тебе-то, впрочем, не обязательно. С движком, поди, забот хватает?

"Дед" будто не слышал его. Нам даже не по себе стало. Хотя бы он поморщился, что ли. Граков все улыбался ему, но как-то уже через силу. Потом повернулся к нам - лицо подобрело, лоб посветлел от улыбки.

- Бука он у вас немножко, "дед" ваш. Все мы помалу в тираж выходим. Так не замечаешь, а посмотришь вот на такие молодые рыла, на такую нахальную молодость - грустно, признаться... Да. Но вы такими не будете, каким он был. Ах, какой лихой!.. Ты ведь с лопатки начинал, кочегаром, не так, Сергей Андреич?.. С кочегаров, я помню. Так вот, однажды колосники засорились, а топка-то еще горячая, но полез, представьте, полез там штыковочкой* шуровать, только рогожкой мокрой прикрылся. И никто не приказывал, сам. Говорят, подметки там у тебя на штиблетах трещали, а?.. Скажете: глупо, зачем в пекло лезть, неужели нельзя лишний час подождать, пока остынет? Да вот нельзя было. Вся страна такое переживала, что лишнюю минуту дорого казалось потерять. Вы-то, пожалуй, этого не поймете. Да и нам самим иной раз не верится - неужели такое было?.. А - было! Вот так, молодежь. А вы - чуть закачало: "Ах, штормяга!.. Лучше переждем, перекурим это дело..."

* Штыковая лопата, с плоским лезвием, в отличие от совковой.

"Дед" лишь раз на него взглянул - быстро, из-под бровей, тусклыми какими-то глазами, - но что-то в них все же затеплилось как будто. Точно бы они там оба чем-то повязаны были, в свои молодые, чего и вправду нам не понять.

Ввалился "мотыль" Юрочка - в одних штанах, в шлепанцах, с платком замасленным на шее. Граков к нему повернулся - с добрым таким, мечтательным лицом - и только руками развел и засмеялся: уж такая это была нахальная молодость, рыло такое смурное, взгляд котиный.

- Вот, поговори с таким... энтузиастом. Про юность мятежную. Поймет он что-нибудь? Когда в таком виде в салон считает возможным явиться. Ох, распустил вас Сергей Андреич...

- А чо, с вахты, - Юрочка побурел весь, заморгал.

"Дед" ему сказал угрюмо:

- Масла не добавляй больше. Я замерял перед пуском, там на ладонь лишку.

Юрочка вытянулся - с такой готовностью:

- Щас отольем немедленно.

- На работающем двигателе не отливают. Масло - в работе. Сегодня, я думаю, дрейфовать придется, тогда уж остановим.

- А может, и не придется дрейфовать? - Граков уже не "деда" спрашивал, а всех нас. - Выберем и снова - на поиск?

"Дед" отставил тарелку, выпил единым духом компот и пошел. Граков ему глядел вслед - то ли с печалью, то вроде бы жалостно.

- Как все ж Бабилов-то сдал. Слышит, наверно, плохо. Ну, и мнение, конечно, трудно переменить, раз оно сложилось. - Опять он к нам повернулся с улыбкой. - Так как, моряки? Выйдем или перекурим это дело?

- Я - как прикажут, - сказал Шурка.

- Все ты мне: "Как прикажут"! А сам? Мы вставали по одному и вылезали через его колени. Встать да пропустить нас - это он не догадался.

- Так ты меня жди на палубе, - сказал он Шурке. - Ты меня там увидишь, матрос.

Мы его увидели на палубе. С "маркони" он вышел, с механиками, со старпомом, только доспехи ему подобрали новые, ненадеванные. Предложили на выбор - гребок или сачок: не сети же начальству трясти. Он взял сачок. Сдуру как будто - на гребок нет-нет да обопрешься в качку, а сачком надо без задержки вкалывать, по пуду забирать в один замах, тут в два счета сдохнешь. Да он-то не затем вышел, чтобы сдыхать, - так размахался, что мы только очи вылупили. И еще покрикивать успевал, хоть и с хрипом:

- Веселей, молодежь, веселей! Неужто старичков по-перед себя пустим? И-эх, молоде-ожь!..

Уже ему чешуя налипла на брови и всего залепило снегом, уже кто вышел с ним - понемногу сдохли, только чуть для виду гребками ворочали, - а у него замах такой же и оставался широченный, как будто он вилами сено копнил, и никакая же одышка его не брала. Честное слово, даже нам это передалось, хоть мы и с утра были на палубе. Васька Буров и то сказал с восхищением:

- Вона, как мясо-то размотал! Первый раз такого бзикованного вижу.

Потом не стало его видно, Гракова, заряд повалил стеной, и хрипенья его за волной не слышно. И Жора-штурман скомандовал:

- Обрезайсь!

Но это еще не конец был, еще мы два раза выходили и пробовали выбирать. И он исправно с нами выходил и все нам доказывал, что погода слабая и что он бы за нас, нынешних, за сто двоих бы не отдал - тех, прежних. И мы себе знай трясли, вязли в рыбе, мокрые, мерзлые до костей, и все понапрасну - все равно ее смывало в шпигаты, не успевали ее отгребать у нас из-под ног, а подбора то и дело застревала в барабане и рвала сети - одну за другой.

- Утиль производим, ребята, - сказал нам дрифтер. Он держал в руках сетку: сплошные дыры, не залатать. Вытащил ее из порядка, и надел себе на плечи, как рясу. - Сейчас вот так вот к кепу пойду, покажу ему, чего мы спасаем.