Валентин Иванов - Златая цепь времен

5. Итак, русское православие совсем не французское, не романское, не германское.

Принятое у нас на относительно религиозно-пустое, — но морально туго наполненное! — место, наше христианство питалось Новым заветом. С Никона — не слишком охотно — начали заглядывать в Ветхий в поисках поучений.

В России так и не создавалась стойко-наследственная аристократия… Но необычайно широка тема подыскания несходств. Отмечу лишний раз: чрезвычайно многое у нас сложилось по-иному, на что были солидные материальные обстоятельства. Даже монгольский утюг не разгладил.

Уж очень много было и места, и корма. Совсем недавно охота многих кормила мясом, одевала, обувала. До самой первой войны иные пограничные заставы отказывались от мясного довольствия (деньги шли в кассу заставы), и охотничьи команды в два-три солдата круглый год снабжали мясом трех-четырех офицеров и полусотню команды.

Люблю мелкие, но сочные примеры.

6. Рим — Византия поздно заглядывают к нам. Явственно лишь при Иване III двор начинает ощупывать идеи автократии.

Уже тысячелетье прошло, как на Западе потомки вольных германцев, готов, франков, англов, норманнов, саксов и прочих прочно закабалили одни других. А у нас лишь Годунов, пользуясь разрухой и деморализацией — наследье Грозного, — обращается к Византии: вольные крестьяне делаются «приписными» к земле.

Традицией Годунова энергичнейше пользуется Петр I.

За Петром I Екатерина II, любившая «заглядывать в наследие великого императора», доводит принудительный труд до кульминации. Но и она не может охватить окраины.

7. Крещению Руси предшествовал полуторатысячелетний контакт с Элладой; со средиземноморской цивилизацией вообще. Давным-давно восточные славяне «открыли» Рим и были им «открыты». Так почему же такая постоянная внутренняя враждебность (воевали реже, больше торговали-общались) у наших предков к Византии? Было же нечто отталкивающее наших предков, которые, думать надо, были столь же любознательны и так же людей не чурались, как их потомки?

Для меня древний Днепр добр и светел, что далее к югу, то темнее. Пусть читатель будет думать, ощущать то же самое. Лобовых ударов с поучениями я что-то стал бояться.

Дело в том, что все это не по заказу, разумею — не предвзято. Но по-земному. Исходя из дел и результатов дел.

…Вы меня извините, дорогой Л. Д., за беспорядочность этого высказывания. Что поделаешь, тут нужен трактат. Очень трудно. Я начал писать после первого разговора с Вами — мне, видно, понадобилось обращение, а не так просто, в пространство. Я Вам доверяю, поэтому, думаю, и вышло так, необдуманно, неотделанно. А может быть, так и нужно? У меня было почти все написано, когда Вы сказали, что Вам хотелось бы знать, чего я хочу.

Помочь кому-то задуматься. Хоть немного, хоть нечто посеять в подсознательном. Это, я понимаю, и заносчиво по мысли, и нескромно сказано, но не умею сказать иначе.

ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПЕРЕД БУДУЩИМ

*

Мои рассуждения о книге В. Н. К.[68] есть размышления, но отнюдь не критика. Меньше всего я хочу упрекнуть в чем-то издательство или редактора.

Коль говорить о «беде», то она связана с другим, и она общая.

Если Философ (с большой буквы!), умея мыслить крупными категориями, умеет также и помещать категории в план всегда человеческий , то мы, люди малых калибров, давимся крупными категориями. И наша мысль постоянно срывается с человеческого плана и упадает в пустоту. Доказательство заключается в том, что из заявлений и утверждений, сделанных в подобных срывах, можно делать выводы, совершенно неожиданные и вовсе нежелательные для сорвавшегося философа. Этим-то я и занялся в прилагаемом этюде, весьма себя ограничив, ибо предложенный мне В. Н. К. материал я использовал на один-два процента.

Такому же рассмотрению можно подвергнуть весьма и весьма много других подобных книг. Они — свидетели своего времени, времени смуты умов — в результате лавины научной информации, которая нас расплющивает и увлекает куда-то. И мы на ходу стараемся выхватить из лавины что-либо новое, дабы ввести в наше миросозерцание.

Факт вылета за пределы зоны земного притяжения произвел переворот среди популяризаторов. Больше того, я знаю людей, которые видели угрозу в «лунных утопиях» и требовали ограничиваться тематикой перспективных планов научных институтов. А теперь они не только читают «невероятную фантастику», но и сами грешат ее сочинительством. Но это — мелочь. А вот как обрабатывает эта самая космическая тема наше сознание? Или — атомно-термоядерная? Каково качество этой обработки нашего общего сознания, в том числе и моего? Не знаю. Следить посредством собственного сознания за этим же самым собственным сознанием, если и возможно, то, вероятно, так же трудно, как тащить себя за волосы из воды.

Когда-то давно один остроумный знаток математики говорил мне, что сущность вычислений сводится к следующему: к равным можно прибавить или вычесть равные, равные можно помножить или разделить на равные, и равенство не нарушится.

А я говорю себе: Природа не обладает ни цветом, ни вкусом, ни запахом. Все, что я вижу, чувствую, слышу, все образы, рожденные контактами с Природой в моем сознании, суть только человеческие . Из них сложена человеческая Вселенная. У таких близких к человеку существ, как дельфин или горилла, совсем другая Вселенная, и человек не мог бы в ней жить, вселенный какой-либо чудо-наукой в их тела. Бесконечно далека от человека Вселенная насекомых и растений. И уж в совершенно иной, по сравнению с нашей Вселенной, обитают вездесущие народы одноклеточных. Нас всех разделяют не пороги, а стены, хотя все мы — земные, хотя все мы, населяющие Зону Органической Жизни — биосферу, — нужны один другому. Так нужны, что человеку не прожить, например, без бактерий, способствующих усвоению пищи, и не вырастить без помощи других бактерий злаки для своей пищи.

Человеческое стремление знать неутолимо и органично, иначе мы не познали бы даже силу камня, привязанного к палке полоской сырой кожи — первой мотыги, первого топора. И первого копья, воткнутого победителем в побежденного.

Несколько лет тому назад известнейший писатель сказал, что «человек создан для счастья, как птица для полета». Но птица большую часть своего времени проводит на земле, а слово «счастье» не входит в научный словарь.

Если вернуться к «беде», с которой я начал, и к «потоку информации», то он действительно способен выбивать нас из плана человеческого в план научно-технический, что человеку в нем становится неуютно. Как-то перестаешь думать по-человечески.

Лет сорок тому назад М. И. Калинин, выступая перед молодежью, выразил мысль, что не столь важно знать все съезды, как уметь философски мыслить. Перефразируя, я сказал бы: важно постичь науки, но еще важнее уметь переводить достигнутое в человеческий план.