Сергей Залыгин - Экологический роман

Стали обмениваться рукопожатиями. Господи помилуй, да это же всёбыли самые-самые знаменитые русские географы, родившиеся в тридцатые и сороковые годы прошлого столетия, которых совсем недавно в собственных размышлениях Голубев поминал: что бы, дескать, представляла собою отечественная география, если бы не годы, их породившие? И Менделеев тут был, и Воейков в разночинном сюртучишке, и Пржевальский в военной форме, и Певцов, и еще из другой возрастной группы, например Семенов-Тян-Шанский Петр Петрович, Голубев и его тотчас признал. Не то чтобы совершенно отчетливые фигуры, но если уже имеешь о них представление, они различаются без труда.

Перегруз служебному катеру не угрожал, катер сидел неглубоко, доватерлинии оставалось побольше полуметра, можно было еще погрузитьтонны четыре, а все, вместе взятые, классики русской географии тянули не более чем тонны на полторы-две. Никакого барахлишка при них не было. Ни малейшего.

- Чем могу служить? - спросил Голубев, стараясь соответствоватьправилам знакомств прошлого века.

- Простите, пожалуйста, нас весьма интересует география окружающей местности, - в свою очередь стараясь приблизиться к современному произношению, ответил Семенов-Тян-Шанский. Пристально вгляделся в Голубева. Через пенсне на длинном-длинном, черном-черном снурке.

- В какой форме интересуетесь? - и еще уточнял Голубев. - В форме пресс-конференции? Митинга? "Круглого стола"? Симпозиума? Рабочего совещания? Протокола о намерениях? Собеседования?

- Господа, - обратился Семенов-Тян-Шанский к своим спутникам. - Я полагаю - собеседование. А? Ваше мнение?

- Разумеется, Петр Петрович, - подтвердил Александр ИвановичВоейков.

- Разумеется, - произнес и Дмитрий Иванович Менделеев.

- Разумеется, разумеется, - подтвердили все остальные.

- Значит, у вас вопросы ко мне? И много ли их, ваших вопросов?

- Десять, - уточнил Пржевальский.

- Все десять, догадываюсь, по ее поводу? По поводу чернобыльскойкатастрофы?

- Так точно! - подтвердил Пржевальский требовательным тоном ирезким взмахом руки.

- Десять - ко мне?

- Были бы весьма благодарны. Вопросы: почему случилось? кто виновен? какие и кому вынесены судебные приговоры? какие и на кого отнесены служебные меры взыскания? какие жертвы уже имели место? какие жертвы и прочие последствия ожидаются? какие оказаны вспомоществования пострадавшим? каковы технические меры предупреждения на будущее? какие и кому выплачены суммы по страховке? какие воздвигнуты скорбные памятники на месте катастрофы и в местах прочих?

"Так и есть, надо обороняться, - ни с того ни с сего осенило Голубева. - Надо идти в решительное наступление! В отношении Пржевальского эт-то будет очень непросто! А хотя и непросто, все равно - с Богом!"

Почему Голубева осенило именно так, а не иначе - он не знал, однако факт есть факт, и весь его организм факту подчинился и принял состояние боевой готовности номер один, и Голубев набрал воздуху в легкие (воздух был почему-то липким) и закричал:

- А при чем тут я? Я, Голубев, при чем? У Израэля спрашивайте! У Долгих! У предсовмина Украины Ляшко! У генсека Горбачева! У товарища Бориса Евдокимовича Щербины - он был министром строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности, он был заместителем председателя Совета министров, он, а не я! У Рыжкова Николая Ивановича спрашивайте, он был председателем Совета Министров, а не я! Я-то - при чем? Разве это красиво все сваливать на рядового гражданина? А если рядовой привлечет к ответственности гениальные умы? Они-то куда в свое время смотрели?

- Позвольте! Но вы же - как это нынче называется? - вы же эколог, если я не ошибаюсь? - спросил Пржевальский, снова взмахнув рукой да еще и пошевелив аккуратными усами.

- И что из того? Что я, министр экологии или - кто? По-вашему, яминистр, да? Нет уж, у Данилова-Данильяна спрашивайте, вот у кого! Онминистр!

- Мы о вас много слышали... - Это, кажется, Певцов Михаил Васильевич произнес.

- Слышали, слышали! Это не довод - слышать! Я не самый главныйэколог. И не самый лучший! Нет и нет! Мои возможности нынче - никаких возможностей, вот и все.

- Не поймите нас превратно. Это теперь общее положение, оно намизвестно: все нынче ругмя ругают президентов, все утверждают, что ониплохие, но ведь лучше-то нет? - развел руками один из классиков, опять же Певцов, автор способа определения географической широты позвездам.

Тут-то Голубев и взорвался. Окончательно.

- Я ведь тоже могу спросить: вы-то в свое время где были? Когдаоткрывали науки - климатологию, почвоведение, прочие ведения? Когдаписали "Познание России" и "Полное географическое описание нашегоотечества" - где? Социализм-то не в ваши ли годы нарождался? Мы-томарксизм из рук не вашего ли поколения получили? Ну?! Где ваша объективность? Где ваша хваленая воспитанность? У вас ко мне десять вопросов, а я к вам сотню наберу!

Дальше - больше, дальше - больше Голубев распалился, вот уже стална классиков наступать, теснить их по левому борту катера, высказываяим все свои подозрения и упреки:

- Вы что явились-то? Не иначе с целью выяснить условия своего бессмертия? Дескать, нынешние поколения того гляди передохнут, я хочусказать - отдадут души Богу, а кто же нас будет помнить? Некому нас будет помнить! Это вас беспокоит? Вам хорошо было в свое время умирать -сегодня умрем, а завтра восстановимся в памяти потомков! А нам, потомкам,каково? Нам перспектива не маячит. Знаете, чем все это попахивает?Злостным эгоизмом это попахивает!

Кто-то из классиков, кажется Василий Васильевич Докучаев, попробовалбыло Голубеву сказать: "Я бы вас просил..." Голубев этого допустить не мог:

- Как будто в конце прошлого, в начале нынешнего века вас, уважаемые, никто не предупреждал? Как будто о грядущей катастрофе ПетрАркадьевич Столыпин ничего вам не говорил? Константин Леонтьев, философ, не вам ли внушал: России социализма не миновать, но это еще не всябеда, вся будет, когда она из социализма начнет выходить! Ну? Примолкли?В то время ушами хлопали, чистенькой географией занимались, а нынче -в прокуроры? Не выйдет! Владимира Ивановича Вернадского среди вас нетли? Он советской действительности хватил, он и об атомной энергии писал, он в советское же время и ноосферу придумал, может быть, он на все ваши вопросы лучше меня ответит? Поточнее?

Владимира Ивановича Вернадского на борту служебного катера неоказалось. Голубев снова присел на ящик, с которого вскочил в пылуполемики, и сказал:

- Примолкли? А я вас слушаю... Ну-ну?..

Ответа не последовало, а когда он глаза открыл, никого из классиковгеографии на катере уже не было: два матроса, два эксперта, старшина катераза рулем, Голубев на ящике из-под водки - вот и весь народ. Катер стоялна якоре, два матроса брали пробу, два эксперта на матросов смотрели. Тихобыло. Было очень тихо и очень мерзостно. "Господи! - думал Голубев. - Дочего же мерзостно! До чего я опустился, если с Воейковым не нашел общегоязыка! Если предал, если подставил великого Вернадского! Если не встал наколени перед Менделеевым, а Семенову-Тян-Шанскому не подал руки! Еслинахамил лично Пржевальскому! Откуда во мне такое хамство?! И зачем яплыву по реке Припять, заранее зная, что данные этой (сотой по счету?)экспертизы никому не нужны, ничего не изменят, только какому-то чиновнику помогут отчитаться в "проделанной работе"? Надо с этим делом кончать!Умереть надо, вот что, - догадался Голубев. - Умереть раз и навсегда, безовсяких там царств небесных, без перевоплощений души, так, чтобы и следане осталось!"