Сергей Залыгин - Экологический роман

И они здесь рыбачили и со страхом ждали зимы - выдюжат ли? смогут ли без привычки, без теплой одежонки, без унтов? И рыба чужая: домабелуга и сельдь, на Полярном круге - нельма и сырок.

- А почему вас все-таки сюда? Из-под Астрахани? - спросил в тот разГолубев.

- Никто не знает. Будто мы зажиточные и шпионами непременносделаемся. Немецкими. А подумать - какие из нас получатся шпионы? Будто мы и не русские вовсе люди? Будто - сами себе враги?

Полежаев глядел на Голубева словно на близкого друга и с удивлением,и с вопросом "будто?".

Голубев сказал:

- До тепла, до весны доживите. А там полегче будет рыбачить.

- Рыбачить? На фронт пойдем! Сколько народу немцем побито, комуже и воевать, как не нам? Мужики здоровые, здоровше здешних. Весной спервыми же пароходами и пойдем на фронт. Нас бы и пешим ходом погнали,не глядя, что до железной дороги две тыщи верст, но вот одежи на нас нетуи кормить дорогой сильно дорого. До весны ждем! Кому и воевать, как ненам?..

Тем временем начальник барака и окружкомовец стояли чуть поодаль,нетерпеливо ждали. Когда Полежаев распрощался, начальник барака заметил:

- И охота вам, товарищ инженер? Это же - спецконтинент!

- Спецконтингент! - поправил окружкомовец.

- Он самый!

В Салехарде Голубев, повстречавшись с начальником ихтиологическойлаборатории, допытывался: рыба-то будет ли в неводе, которым Обь нынчеперегораживают?

- Ой, не знаю! Ой, не знаю, не знаю! - простонал ихтиолог, схватилсяза голову. - Со своей стороны я предупреждал. Но когда дело провалится,кого сделают ответственным? - меня и сделают. Тебе-то, Голубев, что! Тебяне сделают!

- А кто придумал-то? - хотел узнать Голубев. - Не сам ли первый?

- По секрету - так Семенов. Директор рыбокомбината. Отличитьсяхочется, орден получить, вверх пойти. И так сыр в масле, нам с тобой снашими пайками не снится, а вот ему все мало!

Еще недели через три невод через проруби (вручную долбили по всейширине реки) опустили в воду. Двое суток простоял тот колоссальный неводподо льдом, и тогда был объявлен подъем, а день подъема - днем торжественным. Солнышко в тот день с любопытством поглядывало на землю, назаледеневшую Обь, на мыс Ангальский, на мыс Каменный - что происходит? "Вот уж буду подниматься в небо выше да выше - рассмотрю все домелочи. Меня все на свете касается, все интересует!"

Толпа людей вдоль поперечной от берега к берегу проруби человек,наверное, двести - во главе с первым ждала сигнала. Распорядителем былСеменов - очень подвижный небольшой человечек, рожденный бытьраспорядителем, а также директором Салехардского рыбокомбината.

Сигнал с берега - игрушечный оружейный хлопок в белый свет как вкопеечку, и включен движок. Движок крутит динамо, динамо подает ток налебедки, лебедки со скрежетом наматывают трос - ура! ура! начался подъем!..Уже неводная дель пошла через прорубь, вот она - на поверхности льда повсей ширине Оби от правого к левому берегу. Оркестр: "Легко на сердце отпесни веселой..." И ведь похоже было - у многих легко было на сердце, умногих, только не у всех - астраханцы не радовались. Южные люди, ониставили невод, а до того рыбачили каждый сам по себе - долбили на Обилунки, блеснили нельму, налима, щуку. Лица у них были обморожены,сплошные струпья, кожа с рук сползала клочьями, но кормиться, семьикормить надо.

Местные жители астраханцев ругали, но ругали уважительно:

- Ну заразы! В фуфаечках на льду сидят! Сразу видать: кулачье!

Местные жители уже забыли: они тоже были из "кулачья", их в тридцатые годы, в коллективизацию, за Круг сослали.

Невод астраханцы ставили, а теперь поднимали старательно - имжалованье шло, им пайки шли, фуфайки, рукавицы, пимы и портянки казна выдавала, рыбокомбинат (товарищ Семенов) выдавал, и астраханцы робили ладно, но молча: в удачу не верили.

Вдоль главной проруби, через которую должна была подняться мотня, стояли лошадки, запряженные в дровни, им предстояло возить рыбу - тонны и тонны - на берег, по берегу на Салехардский рыбокомбинат. А еще в ожидании торжественной минуты была здесь знаменитая в Приобье, на весь Ямал знаменитая рыбачка Таисия Шуплецова - женщина видная, румяная. Малица на ней крыта темно-синим материалом, капюшон горностаевый. Шуплецовой предназначалось: взять из невода самую первую рыбину, поднять над головой и сфотографироваться. Фотографию эту вместе с рыбнымиконсервами-деликатесами задумано было отправлять на фронт.

Однако?

Вот и мотня пошла, пошла хорошо и ровно, без перекосов спецконтингент поставил невод умело, - но шла она пустая, рыбки - ни одной.Оркестр попикал-попикал, смолк. Начальство начальственно, но тоже смолкло. Лебедки притихли. Стало слышно, как вздыхают, переступая с ноги на ногу, лошадки.

Наконец вышла на лед вся мотня - астраханцы подняли ее вручную, и там, в самом ее конце-тупике, была-таки рыбка нельмушка. Килограмм с небольшим. И Таисия Шуплецова вскрикнула от приятной этой неожиданности, торопливо схватила нельмушку за хвост, подняла ее над головой и сфотографировалась.

Первый сделал жест, оркестр грянул "Легко на сердце...".

Подошел к Голубеву астраханский рыбак Полежаев, не поздоровавшись спросил: правда, нет ли, что он, Голубев, этот невод проектировал? Пришлось сказать: правда. И еще что-то хотел пояснить Голубев, но Полежаев, кивнув, отошел, затерялся в молчаливой астраханской толпе.

На следующую неделю тихий городок Салехард и вовсе примолк: что-то будет? Какое прибудет из Тюмени областное начальство - кого посадят? Кого выгонят из партии? Кому дадут строгача?

Самым распространенным прогнозом было: Семенов ответит! Это он,Семенов, закоперщик! Стыд, срам; война, люди гибнут, а в Салехарде - под музыку одну нельмушку ловят, два месяца невод готовили, стального троса, крупного диаметра, семьдесят километров пошло в дело. Допрыгался Семенов, бойкий шибко! Худо-бедно, а штрафной батальон ему обеспечен!

В воскресенье Голубев снова дежурил в помещении гидрометстанции в Салехарде, опять обрабатывал данные наблюдений, и что-то много емузвонили из аэропорта, оленесовхоза, из больницы, отовсюду справлялись о его здоровье.

И то: Голубева нынче все считали причастным к "неводному делу", вот и хотели узнать о его здоровье.

Очередной звонок:

- Голубев?

- Я! Кто спрашивает? (Голос будто бы знакомый?) - Как это - кто? Семенов - вот кто! Зайди ко мне нынче же. Жду! Сильно жду! Ко мне домой. Приглашаю!

- Я дежурю!

- И я дежурю. День и ночь. Или дежурным жизни вовсе нет? Голубев сказал "приду", повесил трубку. Уже арестован Семенов? Под домашним арестом? И Голубева вызывают - свидетелем по делу?

Шел Голубев вдоль Полуя, через речку Шайтанку, шел, все больше ибольше убеждаясь в догадке: следователь вызывает!