Сергей Залыгин - Уроки правнука Вовки

- Что такое ставни?

- Створки такие дощатые, они на ночь закрываются, а железные болты сквозь кругленькие отверстия просовываются снаружи внутрь дома и там на ночь закрепляются...

- От воров? - догадался Вовка.

- От воров...

- А что, неужель воров и тогда было вдоволь?

- Да нет... Я что-то и не слыхал, чтобы кого-то обворовали... Но привычка.

- Так это же значит, что каждое утро надо вставать раньше, идти на улицу, открывать ставни? Даже в выходной день?

- Надо... Но это же совсем не трудно... Так вот, идем мы, значит, со своими корзинками, один домик проходим, другой, третий, десятый, а около каждого обязательно стоит скамейка. По-другому - лавочка.

- Для чего стоит?

- Чтобы, кто хочет, мог присесть, отдохнуть. С соседом чтобы поговорить. Вот и мы на каждой пятнадцатой или двадцатой лавочке отдыхать садимся. Отдыхаем. Разговариваем.

- Все, наверное, переговорили? Все-все?

- Не помню уже... Но не молчали, нет. Разговор непременно находился. Обязательно!.. Как сейчас помню - находился.

Помолчав, Вовка сказал:

- Мы в школе за один урок изучили картошку, лен и хлопчатник... А ты разводишь, разводишь. Конца-краю не видать.

- Тебе не интересно?

- Буза это все... Ну какое мне дело, какого цвета у картошки цветочки? Буза... Когда я картошку ем, я что, о цветочках картофельных, что ли, думаю?

- О чем же ты думаешь?

- Чтобы вкуснее было. И - полезнее. Скажи, может человек прожить на одной картошке?

У Юрия Юрьевича ответ оказался под рукой:

- Чтобы картофелем заполнить дневной человеческий рацион - белковый и в калориях, - надо съесть десять килограммов картофеля.

- Вот как? - заинтересовался Вовка. - Вот как в природе глупо устроено: рацион обязательно должен состоять из разных пищевых продуктов. А не проще ли было съесть, скажем, две буханки хлеба и потом ни о чем весь день не заботиться... Это все потому, что природа не думает.

Юрий Юрьевич взвился:

- Природа думает! Еще как!

Вовка пошел на компромисс:

- Ладно, ладно... Я не хочу, чтобы ты, демократ, всерьез завелся. Ладно уж! Природа думает! Не хуже тебя!

Спать ложились и правнук, и прадед в состоянии мира.

Вовка лицом в подушку уткнулся, в ту же секунду послышалось: хмш...хмш...хмш...

Уснул...

* * *

А Юрию Юрьевичу не спалось, он думал, почему это Вовке всякого рода знания вот как нужны, но они ему не интересны и скучны, а ему, Юрию Юрьевичу, и жить-то осталось, ну, год, ну, два, а его хлебом не корми - еще и еще что-нибудь узнать? Он насчет картофеля уже начитался и доволен, будто важное дело сделал.

Почему так?

Если бы записать все-все, что он знает, какая бы книга получилась! Сколько толстых томов? Но во всем свете нет автора всех своих знаний. И не будет. Это во все времена было невозможно... Ни один человек не знает, не отдает себе отчета во всем том, что он знает, что узнал и постиг на своем веку...

Так, размышляя о том о сем, Юрий Юрьевич чувствовал, что мысль его вот-вот снова вернется к Вовке.

И она вернулась: почему это Вовка - злой? Грубый? Ласкового слова от него не услышишь? Юрий Юрьевич уж как старается - изо всех своих стариковских силенок! Разве Юрий Юрьевич не заслужил? Он сосчитал - шесть поколений фамилии Подлесских он поддерживал своими трудами и усердиями: свою бабушку (деда он не помнил: дед его был убит на Гражданской войне) это раз, своих родителей - два, себя и свою жену - три, своих детей четыре, внуков - пять, а вот теперь и правнука Вовку - шесть! Кем только он не работал, как только не старался! Студентом был - и в то же время ночным сторожем. Ледяные катки научился заливать через шланги - очень хороший был осенний приработок; ни одни студенческие каникулы не провел просто так, в отдыхе, обязательно на какой-нибудь работе - чертежной, корректорской, а то шел каменщиком на стройку. Не мог он оставаться без работы хотя бы два-три дня, не мог не думать о своих близких: как-то они без его помощи?

А - Вовка?

Ну, сегодня он еще малый и нет в нем признаков какой-то заботливости о ком-то другом, кроме самого себя. Но когда переживет переходный возраст, тогда, дай-то Бог, что-то в нем изменится. К лучшему. А если Бог не даст, не изменится?! Похоже, не даст...

Ну а пока Вовка - лодырь и грубиян, грубиян и лодырь. "Значит, у тебя тоже были родители?" Сказал и зевнул.

Сказать - это он умеет и знает, но в магазин за хлебом сбегать его уже нет, принципиально не может быть. Чуть промелькнет, что его куда-нибудь могут послать отец или мать, дед или прадед, - а его уже и нет, он уже сгинул.

Зато обидеть кого-то из взрослых ему страсть интересно. Тут на днях (Юрий Юрьевич не знает даже, стоит ли вспоминать) произошел один случай.

* * *

Юрий Юрьевич вернулся из туалета слегка повеселевший. Он страдал запорами.

Вовка сидел за столом, делал уроки, а тут поднял голову и сказал (очень серьезно):

- Ну? Управился? Успешно? Поздравляю! От души!

Юрий Юрьевич опешил, хотел что-нибудь в таком же духе ответить Вовке, но тот сидел склонившись над тетрадкой и с карандашом в руке. Такой серьезный, такой вдумчивый, нельзя ему было мешать.

Юрий Юрьевич не помешал.

Но на другой день, обгладывая ножку Буша, Вовка снова спросил:

- Ну как, дедка? Здорово я тебя вчера поддел?

Юрий Юрьевич сделал вид, что не понял:

- Когда? По какому случаю?

- Будто не понимаешь? Ну, насчет сортира?

И тут Вовка рассказал историю, которая происходила у них в классе.

У них учился мальчик - хорошо учился, но страдал недержанием и по нескольку раз на день поднимал руку, просил учительницу разрешить ему из класса выйти.

Учительница разрешала, хорошо учившийся мальчик Вадик устремлялся к дверям, Вовка же кричал ему вслед:

- Приспичило? Беги-беги скорее, а то...

Класс хохотал, учительница делала Вовке замечание:

- Полесский! Что ты издеваешься над человеком? Как не стыдно?

- Я не издеваюсь, я смеюсь! Потому что я веселый!

- Это нехорошо!

- Смеяться нехорошо? Вот вы никогда не смеетесь - и чего хорошего? Никогда ничего хорошего!

Класс хохотал снова. Вовка был горд, был весел, а теперь рассказывал деду:

- Но у этого, у нашего Вадика, это кончается. Он теперь уже все реже да реже просится выйти, досиживает до перемены. Надо думать и соображать над чем теперь смеяться? Перманентно?

И серенькие глазки Вовки сверкали страсть как зло, зеленым светом.

И вот еще что удумал мальчишка: зная, что Юрий Юрьевич очень не любит, когда Вовка называет прадеда "дедкой", удумал еще более обидное слово: "детка".

* * *

Следующим уроком у них была литература.

Из современных писателей в шестом классе проходили Астафьева, Распутина, Искандера.

Юрий Юрьевич выбрал Распутина.

Он давно слышал: Распутин, Распутин... Слышал, но не читал, все как-то не приходилось, откладывалось на потом.