Анатолий Жураковский - Письма из неволи

1.2.1935 Надвойцы

Я читаю очень много... Гете, Гейне, Пушкин, книги по искусству, кое-что по астрономии, а больше всего философия, диалектический материализм, в области которого я мало-помалу начинаю чувствовать себя специалистом.

Последние дни я работаю на распилке дров. А много я их поднимал вероятно, в наказание того, что так пренебрегал на воле этим делом...

Последние три дня сижу один все десять часов... Можно работать и в то же время отдаваться внутреннему своему деланию. Сначала молюсь. Особенно хорошо в праздник, когда переносишься мыслью и сердцем в храм, становишься участником Литургии, повторяя слово за словом всю службу... Ну, а потом раздумья... Столько передумано за эти одинокие часы. Мысль работает иногда так скоро и напряженно, и это наслаждение мысли - одно из самых высоких наслаждений, живое свидетельство не умирающей жизни души.

Во внешнем все без особых перемен. Зима милостивая. Ждем тепла. Карелия иногда кажется сказочно прекрасной снежной царевной.

4.2.1935 Надвойцы

Последнее время сильно утомляюсь на своей работе - работал в лесном заводе, - и это более утомляет, чем пилка дров, хотя и пилка теперь для меня была бы тяжела, так как на последней комиссии я получил опять простую 3-ю категорию, по выходе из лазарета я имел 60. Устаю сильно, и все-таки жизнь кажется такой содержательной, богатой и интересной, и... впечатление не одной недели и не одного месяца. Первое и самое важное, это та внутренняя задача - строительство внутреннего храма, - которая неотступно стоит перед сознанием. Я чувствую, как малы мои усилия, и вижу - за весь пройденный путь даже не положил начала благого. Тут приливы и отливы, и так часто отлив относит назад за прежнюю черту и разрушает как будто уже собранный плод работы. И, тем не менее, какими полными и содержательными делают день и ночь и самые смены разных духовных упражнений и деланий. Вкрапляясь в физическую работу, они притупляют и ее жало, труд незримо претворяют в служение. И ведь это схождение внутрь переживается как служение миру. И перебирая, как драгоценные четки, длинный ряд имен любимых, чувствую, как близкими сердцу становятся отделенные далями пространства.

Второе - это работа мысли. В самые трудные дни я обладал способностью читать трудные вещи и думать над ними. И теперь, придя с работы часов в 5 1/2 и отдохнув до 7, я берусь за книги, и за чтением и мыслями я не слышу суеты и шума барачной жизни. И все направляется к единому центру, и острие, направленное против основ моего миропонимания, становится во мне радостным утверждением "осанны"... На днях случайно слышал трепетные звуки лунной сонаты, любимой...

Теперь о прозе, о присылке брюк. Не надо ни присылать, ни покупать. Я получил очень хорошие ватные "1-го срока".

У нас совсем тепло, но теперь два дня похолодало опять...

1.4.1935 Надвойцы

Уже кончается пост, и душа чувствует себя такой не готовой - так невнимательно, небрежно провел эти недели - особенно последние дни.

Чтение, мысли - все это не то, нужно духовное делание - в первую очередь постоянство в молитве, и когда ревность об этом ослабевает, сразу все тускнеет и внутри и вокруг, а из душевного подполья сразу встает густой туман, свидетельствующий о непреодоленном мраке душевном.

Во внешнем все по-старому. Работа по-прежнему - руками и спиной. Сегодня пилил дрова... Погода неважная, и это затрудняет работу. Весна холодная и сырая. Снег и сверху и снизу мокрый и быстро тающий.

У меня последнее время усиливается интерес к Фрейду [7]. Тут как раз врач-психиатр, известный киевский знаток Фрейда, читал лекции на эту тему... Как бы хотелось иметь работы Фрейда (особенно 11-й том психоаналитической Библиотеки, изд. 33). Читаю вообще по-прежнему много. Вот сейчас только что принес из библиотеки вторую книгу "Литературного Современника" с приложением романа Тынянова [8] Пушкин. Но главное, повторяю, конечно, не чтение. А вот когда медленными и постоянными усилиями, благодатью отмеченных дней удается найти в себе капли духовного молитвенного меда - тогда иной становится жизнь и иначе светит само солнце.

19.4.1935 Надвойцы

Я должен сказать, что Божьей помощью тоже хорошо встретил праздник. Бог дал мне разговеться так, как нужно. Несмотря на непрекращающуюся все ту же работу на лесозаводе, нашлось время помолиться... Пока все по-старому. У нас еще настоящая зима. Погода "рождественская". Метелица, снег... Прошлый год был совсем иным, было гораздо теплее... Не скрою, что устаю, что устаю сильно, но духом не падаю.

28.4.1935 Надвойцы

Канун недели жен-мироносиц.

Весна у нас в этом году, должно быть, тоже "отменена", как и свидания. Не было еще ни одного настоящего дня - холодно, снежно и неприветливо. Но ведь главное, чтобы там, в душе было тепло и солнечно, чтобы там зеленели и цвели неоскудевающие побеги. Это не всегда бывает, но все-таки лучи вечного Солнца нет-нет и заглянут в сердце.

Ввиду того, что лето все-таки когда-нибудь наступит, хорошо было бы иметь что-нибудь на голову. Если бы сшить мне из черной или серой материи шапочку круглую (вроде поварской), такую носил в Свири. А то "кепи" мое мне мало, да и очень уже не идет к моей длинной бороде.

10.5.1935 Надвойцы

Ведь где-то настоящее тепло, настоящая весна. Где-то распустившиеся березы, нарциссы, сирень. Где-то солнце льет тепло золотистым трепещущим потоком. Ведь вчера прошли уже "розалии весенние святителя Николы". А у нас под нашим северным небом... Правда и у нас уже в воздухе ощущается что-то весеннее... Если поверх фуфайки, свитера, "частей листовых" и теплой рубашки одеть "бушлат", то, пожалуй, в полдень, если не дует северный ветер, а это бывает не часто, - пожалуй, и не холодно. Река уже почернела и скоро, пожалуй, и тронется. Снег белеет еще только местами, проталинами, но... ведь это так не похоже на настоящую весну, как мучительное томление одиночества на жизнь настоящую, полнозвучную, пронизанную лучом и голубящей улыбкой. Но надо терпеть... Только бы не застыла, не замерзла душа, и не завяла бы совсем, не обнищала бы до конца в этой суете и томительной беспраздничности. И вместе с тем я знаю, что Господь близко, что прежде всего от себя, от собственной духовной праздности эта темнота и скудость...

Если бы я освободился, я бы, кажется... занялся разведением кроликов... Другой работы для себя я не представляю... Я пишу серьезно...

У нас здесь все растет библиотека. Шекспир, Шиллер (в подлиннике), последний роман Белого Маски лежит у меня на столе. Все это [...] особенно Шиллер, как я понимаю, что он был любимым, вместе с Пушкиным, поэтом Достоевского. Конечно, все это доставляет много хороших минут. И все-таки, не того нужно для души истомившейся и не того хочется.

Рай - есть любовь Божья".