Александр Зиновьев - Искушение

Не были инакомыслящими и либералы, появившиеся на арене советской истории в хрущевские годы. Их деятельность вышла за рамки партийных организаций. Но она протекала внутри советских учреждений. Либералы осуществили на деле десталинизацию советской системы власти и управления, проделали огромную работу по изменению всей моральной, психологической и идеологической атмосферы в стране. Без либералов было бы немыслимо никакое диссидентское (в узком смысле слова) движение в стране. Деятельность либералов тоже протекала в острой борьбе с консерваторами сталинского периода и стоила немалых жертв. На Западе либеральную форму оппозиции тоже проглядели.

В России диссидентами называли не всех, кто по каким-то причинам вступал в конфликт с обществом и властями, а лишь определенную категорию людей такого рода. Так, даже на Западе не причисляют к диссидентам лейтенанта Ильина, совершившего попытку покушения на Брежнева. Да и сами диссиденты возмутились бы, если бы поступок Ильина записали в их актив. Диссиденты хотя и действовали вне советских учреждений, все же стремились действовать в рамках советской законности, используя двусмысленность и неопределенность советского законодательства. Так, один из основателей диссидентского движения Александр Есенин- Вольпин вышел однажды на улицу с лозунгом: Соблюдайте советскую конституцию!. За это он был посажен в сумасшедший дом.

Диссидентское движение явилось результатом исключительного стечения обстоятельств в хрущевские годы, главными из которых были растерянность советской системы власти после хрущевского переворота, слишком далеко зашедшая инерция десталинизации, уничтожение железного занавеса, неслыханные до этого масштабы соприкосновения советского общества с Западом, мощнейшая идеологическая атака Запада на советское общество и поддержка Западом определенного рода оппозиционных явлений в стране.

Не следует думать, будто все советское население с энтузиазмом относилось к диссидентам и поддерживало их, по крайней мере, морально. Диссидентское движение рассматривалось ими как западное явление в советском обществе, питающееся идеями Запада и ориентированное на сенсации в западной прессе. А в таких русских городах как Партград диссидентство вообще не воспринималось как явление русское. Для таких русских людей, встающих на путь конфликта со своим обществом, всякий социальный протест означает потери, жертвы, в конечном счете - гибель. Для них были исключены контакты с западными людьми. Запад вообще игнорировал их существование. Об эмиграции на Запад они и не помышляли.

К началу восьмидесятых годов диссидентское движение исчерпало себя внутренне, так и не пустив никаких корней в умы и души более или менее широких слоев населения. Оно не породило никаких глубоких и захватывающих идей, ограничившись занесением в советскую среду чужеродных ей западных лозунгов насчет прав человека и демократических свобод. Большинство активных диссидентов оказалось на Западе, получив лично для себя и права человека, и демократические свободы, и материальное благополучие.

Но конец диссидентской эпохи не был концом оппозиционных умонастроений в стране. Советское руководство, будучи уверено в том, что с оппозицией покончено раз и навсегда, проглядело стремительный процесс идейного разложения советского общества,

который привел к неслыханному и неожиданному для властей кризису во второй половине восьмидесятых годов. Началась такая открытая и поощряемая сверху оргия саморазоблачения и мазохистского самобичевания, по сравнению с которой диссидентская оппозиция стала выглядеть как невинная забава.

Интеллигенция

Выделить интеллигенцию как особый социальный слой по уровню образования, служебному положению и профессии теперь было бы ошибочно. Теперь многие советские граждане, имеющие высшее образование и занятые интеллектуальным трудом, работают в партийном и государственном аппарате, в милиции, в КГБ, в идеологии, в армии, в промышленности и в сельском хозяйстве. Вместе с тем, большое число образованных граждан, работающих в системе образования, в медицине, в средствах массовой информации и в культуре, никак не отнесешь к категории интеллигентов. Словом интеллигенция теперь фактически называютне просто образованных людей, занятых интеллектуальным трудом, но таких, которые размышляют над проблемами социального значения, участвуют в их обсуждении и в какой-то мере высказываются публично. Таким образом, с этим словом связывают также определенную социальную роль граждан как выразителей общественного самосознания.

К началу восьмидесятых годов советская интеллигенция оказалась основательно зараженной антимарксистскими и антикоммунистическими идеями, т.е. идеями западной идеологии. Никто не видел в этом угрозу основам общества, так как даже в КГБ были убеждены в том, что самые антисоветские разговоры советских интеллектуалов имели здоровую просоветскую основу (слова из отчета начальника Управления КГБ Партградской области товарища Горбаня). Большинство представителей интеллигенции иронизировало по поводу советской идеологии и всего советского вообще в личных разговорах, в семьях и в дружеских компаниях, но при этом добросовестно выполняло свои обязанности и внешне, официально выглядело вполне ортодоксально. Другая, фрондирующая часть позволяла себе кроме того кое-что в публичных заявлениях.

Не настолько, чтобы можно было сомневаться в их лояльности. Ровно настолько, чтобы их считали не мракобесами, а, наоборот, мужественными борцами против язв советской истории и советского образа жизни.

В брежневские годы в среде интеллигенции сложилась особая категория граждан, которые выглядели исключением на фоне прочей массы их коллег. Им разрешалось быть немножко похожими на западных деятелей культуры. При том условии, конечно, что западные образцы для подражания уже устарели. Им разрешалось критиковать отдельные недостатки советской жизни, особенно такие, которые считались преодоленными. Эти избранные деятели культуры пользовались всеми благами привилегированных слоев советского общества, получали квартиры, дачи, премии, чины и награды. Но они претендовали на еще большее. Поскольку их аппетиты несколько сдерживались, они чувствовали себя обиженными. В уродливых советских условиях они приобретали репутацию талантов, которым жестокие власти не давали возможности развернуться во всю мощь. На Западе им создавали репутацию смелых борцов против режима. В том же направлении действовали западные журналисты в Москве. А между тем эти исключительные деятели советской культуры являлись такими же слугами советской социальной системы и ее органов власти, как и их прочие коллеги. Все то, что западным мастерам сенсаций казалось результатом личного мужества этих людей, на самом деле делалось с ведома советских властей и под их контролем. Только роль у них была особая. Она состояла в том, чтобы создавать видимость свободы творчества и в более завуалированной форме заниматься той же идеологической работой, что и их коллеги. Они фактически были самым хитрым и лицемерным инструментом советских органов власти в манипулировании умонастроениями людей в стране и на Западе.