Александр Зиновьев - Искушение

Чернов импровизировал, отчасти шутя, отчасти бравируя своим несчастьем, отчасти жалуясь, отчасти наслаждаясь игрой интеллекта. Но Горев в шутовской форме построений Чернова угадывал нечто очень важное. Он не раз предлагал Чернову сделать доклад в комбинате на эту тему. Но Чернов отшучивался: если бы он был некто Блэк или Шварц, то ему памятник во дворе комбината поставили бы, а так как он всего лишь Чернов, то его подымут насмех и отыщут какого-нибудь Блэка или Шварца на Западе, который якобы давно все это открыл. Сам Горев испытал достаточно огорчений со своими протезами и оставил надежды реализовать свое изобретение под своим именем. Так зачем же он советует Чернову пережить нечто аналогичное?!

Имея сходную судьбу, Чернов и Горев были ярко выраженными противоположностями. Горев слыл и был на самом деле морально безупречным человеком, добрым и отзывчивым собеседником, надежным другом. Хотя был трезвенником, охотно проводил время в пьяных компаниях. Был щедр. Часто ссужал пьяниц деньгами на выпивку и давал в долг без расчета на то, что долг будет возвращен. Люди самого различного положения и возраста тянулись к нему. В нем ощущалось нечто стабильное и успокаивающее. Чернова же, наоборот, знакомые сторонились. В нем они ощущали нечто раздражающее и неустойчивое. Горев был добр и отзывчив. Чернов казался холодным и равнодушным к людям. В Гореве чувствовались искусственно заниженные амбиции, а в Чернове же, наоборот, чрезмерно преувеличенные, хотя Чернов никогда и ни в чем не обнаружил их. Именно пренебрежение Чернова к мелочам жизни комбината и окружающих его людей воспринималось ими как высокомерие и самомнение. Недочеловек с претензиями сверхчеловека - таким Чернов казался его друзьям, знакомым и сослуживцам. Чернов знал, каким видят его эти люди, и со своей стороны подыгрывал им, выработав манеру внешнего поведения английского лорда прошлого века или римского патриция.

Группа Горева

Вокруг Горева образовалась небольшая дружеская группа. В нее входили соседи Горева по дому и их друзья. Это - сосед по квартире Николай. Он недавно демобилизовался из армии, за что его все звали Солдатом, работал простым рабочим на заводе, одновременно занимался в вечернем техническом институте. Его друг по работе Антон, прозванный Остряком за склонность к шутовству. Он одновременно с работой учился в заочном юридическом институте. Настя, девушка, с которой дружил Солдат и в которую был безнадежно влюблен Горев. Школьный друг Солдата, прозванный Фюрером за склонность к руководящей деятельности. Он заканчивал технический институт, но мечтал об аспирантуре в Москве, в каком-нибудь привилегированном институте. У его отца там большие связи. Сосед по дому Сергей Григорьев, самый близкий друг Горева. Он слепой от рождения. Преподает математику в каком-то институте. Владеет немецким, английским и французским языками. Читает ему книги на этих языках молодая женщина Катя, учительница английского языка в школе.

Они часто собирались вместе. Отмечали праздники. Ходили в туристические походы. Собирались обычно у Фюрера или у Слепого по той простой причине, что у них были отдельные квартиры. Факт этот банальный, но важный. Нужны некоторые минимальные бытовые условия, чтобы оппозиционные умонастроения стали как-то суммироваться, в том числе - место, где можно собираться и сравнительно безопасно говорить на острые темы.

Членов кружка Горева нельзя было назвать единомышленниками. Скорее наоборот, как сказал Остряк, это была группа разномышленников. Их объединяла общая тематика споров и разногласий. Если Горев и Григорьев, например, настаивали на том, что советское общество есть вполне естественное социальное образование, что надо серьезно изучить его, прежде чем выдвигать программы преобразований, то Солдат и Остряк кидались в другую крайность. Они заявляли, что людям наплевать на всякие там объективные закономерности. Советское общество насквозь прогнило. Условия жизни ухудшаются. Процветает взяточничество, пьянство, халтура, воровство. Начальство сплошь хамы и жулики. Думают лишь о том, чтобы себе побольше нахапать. Всем наплевать на все, кроме себя. Что же, мы должны все это терпеть, поскольку есть какие-то неустранимые причины для этого? Да пропади они пропадом, эти причины! Хватит болтать! Надо действовать!

По вопросу о том, как действовать, группа тоже раскалывалась на непримиримые партии. Партия Солдата склонялась к анархизму. Суть его позиции выражалась формулой: Надо дать Им в морду!. Кому Им? Хотя бы Сусликову. Или той же стерве Маоцзедуньке. Вообще, всем власть имущим и богачам.

- Для меня, - говорил Солдат, - любая власть есть враг, любые привилегированные слои населения суть враги. Я не смотрю на них с некоей человеческой точки зрения. И не различаю среди них злых и добрых, плохих и хороших, глупых и умных. Для меня все они - коллективный эксплуататор и коллективный угнетатель.

- Но без власти и без распадения населения на различные слои с различными условиями жизни общество не может существовать, - возражал Фюрер, - Если уничтожить власть и...

- А я разве говорю, что ее можно уничтожить? Уничтожишь одних, появятся другие. От этого никуда не денешься. Но из этого не следует, что я должен любить власть и относиться к ней с почтением. Я утверждаю лишь то, что люди, оказавшиеся в таком положении, как мы, вынуждаются на враждебное отношение к власти.

- Ты перегибаешь палку, - говорил Горев. - Наша власть настолько обширна, что провести грань между властью и подвластными невозможно. Вот я, например, заведую группой. Власть я или нет? И насчет привилегий не так-то просто. Я как начальник получаю у нас в буфете пакетики с дефицитными продуктами. Отношусь я к привилегированным лицам города?

- А что в этих пакетиках? Кусок колбасы и сыра? Это же мелочь!

- Это не мелочь, а фундаментальный факт нашей жизни. Теперь никто не верит в марксистские сказки насчет райского коммунизма. Мы имеем достаточно здравого смысла, чтобы видеть усиление и укрепление социального и экономического неравенства. Но мы имеем также достаточно здравого смысла, чтобы считать это само собой разумеющимся и неотвратимым. Я как заведующий группой получаю немногим больше моих подчиненных. Но все-таки больше. И я счел бы несправедливым, если бы меня лишили этой жалкой надбавки к зарплате. Заведующий отделом получает еще больше, и все это считают справедливым. На такой справедливой основе вырастает колоссальное неравенство в материальном положении людей. Это - закон природы, а не злой умысел каких-то негодяев.

- Наш народ долго не удержишь на такой ненадежной узде, как здравый смысл, - говорил Остряк. - Помяните мое слово, он взорвется. Русские терпят-терпят, а потом устраивают разинщину, пугачевщину или кое-что пострашнее...