Петр Краснов - Атаман Платов (сборник)

Работа в собрании мне не нравилась. И скоро случай помог мне уйти от нее. Наш командир военно-телеграфной роты, капитан Шах-Будагов, получил четырехмесячный отпуск по болезни. Заместить его было некем. Старше меня был только штабс-капитан Федоров, но генерал обошел его и назначил меня.

– Я вам поручаю военно-телеграфную роту. Вы не специалист этого дела, но и дело не такое, чтобы нельзя было с ним справиться. Работайте. На этой роте вы можете заработать себе имя.

Дело было, действительно, новое для меня. Вся рота состояла из разных специалистов: телеграфистов, телефонистов, надсмотрщиков; с раннего утра расходились по лагерю команды гелиографистов, сигнальщиков, кабельного и шестовых отделений. В особом месте под навесом сидели ряды учеников телеграфистов.

Был конец мая, когда я принял роту, а уже в июне генерал приказал начать постановку длинных линий. Сперва поставили на три версты, потом на пять, наконец, на десять. Генерал все время говорил, что он не доволен работой в комнате и в пределах лагеря. Нужно выходить на простор, работать, как на войне.

– Ваше превосходительство, – поймал я раз его на слове, – в таком случае разрешите мне с командой гелиографистов, с аппаратом Манжена и цветными вспышками магния установить работу между Александрополем, Карсом и Эриванью, а для этого я взберусь на вершину Ала-Гёза.

Генерал внимательно посмотрел на меня, – не с ума ли я сошел. А потом вспомнил что-то и рассмеялся.

– Вы хотите верно козлов пострелять, а то и на медведя поохотиться? – сказал он.

– Если удастся, – отчего и нет? Но главное, конечно, работа. Мы все работаем на пятачке в лагере, – затронул я его любимую струнку, – а тут работа настоящая. Представьте войну с Турцией и наблюдательный пост на Ала-Гёзе.

– Хорошо. Валяйте! – как всегда отрывисто сказал Червинов. – Когда выступите?

– Да в конце июня или в середине июля.

– Хорошо! Подготовьтесь.

В середине июля экспедиция была налажена. Рота пополнилась к тому времени тремя молодыми офицерами, приехавшими из инженерного училища. В этом году выпуск был ранний, за недостатком повсюду офицеров. В военно-телеграфную роту генерал назначил трех: Ушакова, Нейерберга и Семенова. У нас, действительно, не хватало офицеров. В мою роту пришлось взять и Иванова.

Я его оставил в лагере за командира с Нейербергом, а сам с Ушаковым и Семеновым отправился в экспедицию. Шло с нами двадцать человек телеграфной роты со всевозможными аппаратами светового телеграфирования. С собой мы взяли лишь две легких двуколки.

В первый день, пройдя колоссальный переход, мы дошли лишь до начала отрогов. Здесь был небольшой татарский поселок, весь спрятанный в земле. И дома под землей, и весь скот там же. Ночь провели в дыму и в охоте на блох, которых было здесь множество.

На следующий день, часам к двенадцати дня, подошли к подошве горы, отдохнули и, взяв проводника, пошли вверх, на альпийские луга. Сперва подъем был не труден, а под конец мы еле ползли и только уже в темноте добрались до домика пастухов.

Ночь мы работали аппаратом Манжена и вспышками магния. Александрополь отвечал. Работа была, правда, легкая: по прямому направлению, всего около тридцати верст. Генерал Червинов спросил, как идет подъем? Ответил, – что хорошо; только не предполагал я, выходя из лагерей, что это так далеко.

Ала-Гёз казался из Александрополя много ближе, чем на самом деле. На третий день, наняв вьючных ослов и отказавшись от услуг проводника, мы двинулись на вершину. Горцы посмотрели на нас с недоверием.

– Не найдешь дороги! – сказал коротко старик-татарин.

– Найду! – самоуверенно ответил я.

– Не найдешь! – еще более настойчиво повторил пастух.

– Посмотрим!

Увы! он оказался прав. К полудню мы подошли к почти отвесной громадной стене. Как мы ни искали тропинки на нее, а не смогли найти. Высотою была эта стена из скал в несколько сот сажень. И тянулась она, казалось, бесконечно. Пораженные нашей неудачей, вернулись мы обратно к домику пастухов. Сообщили световыми сигналами о нашем затруднении в лагерь.

– Берите проводника. – ответил мне генерал. – Уплатите, сколько следует, только не давайте больше рубля в сутки.

Проводник нашелся среди пастухов. Проработав до полночи, мы залегли спать, а рано утром выступили снова в путь. Проводник нас вел тем же путем, что шли мы накануне, и привел он нас к вчерашним скалам. Но здесь, оказывается, была тропа, только начало ее пряталось за огромным камнем.

Мы начали восхождение. Только тот, кто лазил по горам, знает, как труден путь в них. С большим напряжением сил влезли мы на главный отрог Ала-Гёза.

Боже мой! Какая несравненная красота! Какой чудный вид открылся нашему взору… Мы стояли будто на лезвие огромнейшего зеленого ножа, уходившего вдаль и вниз. И где-то там, внизу, под ногами, вилась узкая долина. На ней паслись овцы. Сверху они казались нам величиной не больше воробья, – так глубоко уходила вниз долина между двумя отрогами.

Если бы кто-нибудь поскользнулся и упал, то вряд ли мог бы задержаться на таком скате. Ему пришлось бы катиться вниз версты две с лишним. По лезвию этого отрога нельзя дойти до снегов Ала-Гёза, путь прерывает пропасть; необходимо было снова спускаться вниз.

Только к вечеру мы, преодолев спуск и новый подъем, дошли до главного массива. Прямо над нами ввысь, как снежная пирамида, уходила голова горы. Еще через разрыв между вершиной и отрогом, который мы переходили в один ночлег, видно было пятно Александрополя. И только к вечеру четвертого дня добрались мы до линии вечных снегов.

Долго искали сообщения с лагерем. Аппарат Манжена не доставал, – расстояние было слишком далекое. Заработали вспышками магния. Порядочно провозились с чисткой этого аппарата и только к десяти часам вечера удалось нам дать телеграмму, что остановились у подножия вечных снегов. Вспышками отвечал и лагерь. Работали мы до двенадцати часов ночи, потом дали сигнал, что устали и ложимся спать.

– Спокойной ночи. Желаю успеха. Червинов, – ответил лагерь.

Заснул я, как убитый, выпив лишь чая и поев хлеба. Телеграфисты жарили баранину, но я отказался от ужина. Часовые охраняли наш бивак. Здесь уже было пустынно и дико, могло все случиться. Могли напасть разбойники, не исключалась возможность нападения и со стороны мирных татар, – лишь бы завладеть драгоценными ружьями.

Еще солнце не взошло, как мы уже были готовы к дальнейшему подъему. На наше несчастье поднялся туман. Ждали мы, ждали, когда он рассеется, а время шло. Вот уже восемь часов, а все кругом покрыто густым туманом, как молоком. Однако я решил начать подъем. Часам к десятити должны разойтись облака. Не тут-то было! Мы совершенно потерялись в тумане. Громадные камни и почти отвесный подъем затрудняли путь, идти дальше было рискованно.