Якоб Штелин - Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге

В сем намерении приказал он сначала переводить на Российской язык, печатать и раздавать бесплатно такие только книги, которые могли служить основательным руководством к сим необходимо нужным наукам и художествам. Благоразумный выбор находившихся тогда на иностранных языках лучших книг и как бы классических писателей показывает, что сам он имел превосходное знание в оных. Ибо во-первых по его повелению переведены были на российский язык и напечатаны в лист с изрядными фигурами: Бринкеново искусство кораблестроения и сочинение неимянованнаго Голландца, называемое: «Искусный Кормщик»; также Коегорнов Новейший способ укрепления, с голландского; Боргсдорфова «Непобедимая крепость», с немецкого, и Паганова, Блонделева и Вобанова «Фортификация», с французского языка; а потом Курциева «История Александра Великого», в четверть листа, с латинского; Варениева и Гибнерова «География», в лист, и Пуффендорфово «Введение в познание Европейских государств», в четвертку, с немецкого.

Мудрый Монарх сделал реестр лучших и знатнейших писателей во всех науках и художествах, и намерен был приказать переводишь их на российской язык и печатать. Доказательством сему служат оставщиеся после него рукописи и найденные по кончине его в его кабинете переводы разных лучших в тогдашнее время книг, как-то: «Гражданская Архитектура» Себастиана ле-Клерка, Плюмиерово «Точильное искусство», Штурмова Механика, о строении шлюз и мельниц, и проч. [78]

Петр Великий вообще любил скорое исполнение правосудия и не мог терпеть продолжительных тяжеб. То же наблюдал он и в рассуждении собственных своих придворных служителей. За шалости и другие легкие проступки наказывал он без замедления своею палкою, или корабельным канатом, так что наказанный и чрез несколько часов мог еще чувствовать действие столь скорого правосудия. Когда ж случалось ему наказать таким образом невинного, и наказанный при случае в том объяснялся, то Государь отвечал ему: ну, как же быть! напомни мне об этом когда ты в другой раз заслужишь наказание, тогда я тебя прощу. – Примером сему может служить приключение с маленьким Арапом, который служил при Государе пажем. Петр Великий находился на Финском заливе: между Петербургом и Кронштадтом на яхте, и по причине чрезвычайной тишины принужден был простоять на одном месте целый день. После обеда лег он, по своему обыкновению, в каюте спать. Некоторые из бывших с ним офицеров играли и шумели на палубе столь громко что Государь проснулся. Услышав, что он встает, разбежались они и спрятались, где кто успел, зная, что Государь побил бы их, если б они ему попались. Государь вышел из каюты на палубу с канатом, и не найдя там никого, кроме маленького Арапа, который ничего не опасаясь, сидел на лестнице, схватил его за волосы и побил канатом, говоря: когда я сплю, так ты сиди смирно и не мешай мне спать. Пошом сошел обратно в каюту и опять заснул. Бедный мальчик потерпевший без вины такие побои, горько плакал. Бывший тогда инженерным капитаном барон Лубрас, лейб-хирург Лесток и двое русских офицеров, которые шумели и заслуживали наказание, вышли потихоньку на палубу и уговаривали мальчика, чтоб он не плакал, если не хочет быть еще бит; однако ж он не переставал плакать и грозил им, что скажет государю, кто шумел и заслуживал побои. Через час потом государь встал и вышел из каюты на палубу с веселым видом, и найдя там упомянутых офицеров сидящих тихо и играющих в карты, а мальчика плачущего, спросил у него, о чем он плачет? Мальчик отвечал: «О том, что ты меня больно побил напрасно. Я сидел на лестнице и с места не трогался, а шумели и мешали тебе почивать Лесток и Лубрас». «Хорошо, – сказал Государь: – если ты теперь невинно вытерпел побои, так они тебе вперед зачтутся, когда ты будешь виноват». Через несколько дней маленькой Арап сделал некоторый проступок, которым так рассердил Государя, что он схватил его за волосы и хотел бить. Мальчик упал на колени и закричал: «Помилуй, Государь! Бот ради, помилуй! Ваше величество приказали мне напомнить, что вы недавно напрасно меня побили и обещали зачесть эти побои при случае». «Правда, – сказал Государь, перестав гневаться: я это помню. Встань; я теперь прощаю тебя; ты наперед уже был побит». [79]

Петр Великий во время пребывания своего в Амстердаме, зайдя некогда к Секретарю своему Никитину, чтобы нечто ему приказать, не застал его дома, а нашел только сына его, мальчика лет 14, который, увидев Государя, спрятал в карман лист бумаги. Государь спросил у него, какую бумагу хотел он от него спрятать? Мальчик вынул ее из кармана и показал на ней Государю худой рисунок, который он для упражнения и для забавы снимал с Голландского эстампа. Петр Великий, приметив в сем мальчике отменную склонность к рисованию, спросил у него, хочет ли он рисовать и учиться живописи? Мальчик отвечал, что имеет великую к тому охоту, если б только кто-нибудь его учил. «Хорошо, – сказал Государь, я тебе учителя доставлю; и чрез несколько дней потом в самом деле отдал его на 6 лет к одному из лучших живописцев в Амстердаме учиться. Всякой год должен он был присылать к его величеству опыты своей работы, из которых можно было видеть успехи его в живописи. Сей ученик со временем сделался искусным историческим живописцем. В некоторых Петербургских церквах и поныне еще находится несколько прекрасных картин его работы; особливо ж между оными достойно внимания изображение Распятия Христова, которое императрица Елизавета Петровна пожаловала своему обер-егермейстеру графу Разумовскому в домовую его церковь, в так называемом Аничковском дворце, где оно и и поныне еще находится между прочими картинами.

По возвращении со второго своего путешествия, Петр Великий выбрал несколько молодых людей из русских и отправил их отчасти в Голландию, отчасти ж в Италию учиться живописи и архитектуре. Между первыми находились четверо, которые по возвращении отличались от прочих в исторической живописи и принесли честь своему отечеству, а именно: Матвеев, Александр Захаров, Иван Меркурьев и Васильевской, а из других Земцов и Еропкин. Первые писали прекрасные картины в прекрасном вкусе, которые находятся в разных церквах в Петербурге и в Москве; другие же построили несколько церквей и других публичных зданий самой лучшей итальянской архитектуры. [80]

Дабы никакая полезная мысль, встречавшаяся Петру Великому, когда он занимался каким нибудь иным и важнейшим делом, не пришла в забвение и не осталась тщетно, для сего употреблял он два особенные способа. Он либо записывал в немногих, словах, что ему вдруг приходило на ум о каком-нибудь деле, в записной своей книжке, которую всегда носил с собою; либо употреблял вместо сей книжки поля или пустое место на первой бумаге, какая ему попадалась, как-то на челобитной, на проекте, на доношении, и проч. Притом всегда означал день, в который записывал такие замечания. Таких бумаг, как я слышал, и поныне еще осталось весьма много. Для примера упомяну здесь об одной из них, которую видел я за несколько лет пред сим и с которой имею список, а именно, первый проект учреждения Санкт-Петербургской Академии наук, поданный 22 января 1724 года, Государь, прочитывая оный, на поле против того пункта, в котором требуется, чтобы всякому профессору или академику даны были два студента или адъюнкта, написал следующие слова: «Также должно каждому из них дать двух таких людей для научения, дабы они после могли других россиян обучать; а притом всякому из них точно назначить, к какой науке он особенно прилежать должен.» – Против пункта 6 позволении Академии давать Академические градусы или достоинства по своему благорассуждению и по заслугам, написал он на поле: «Позволяется». Ниже сего против пункта, в котором требуется, чтоб определен был в Академии Куратор, который старался бы о порядочной выдаче жалованья академикам и о других потребностях, дабы сами академики не имели нужды заниматься такими заботами и хлопотами, Государь написал: «Должно определить к ним Директора с двумя асессорами и приставить комиссара к денежной казне.» – А потом: «При выдаче жалованья начинать с главного члена». К последнему пункту, в котором предлагается, что на все расходы потребно не менее 20000 рублей, Государь собственноручно приписал: «Годовой доход Академии должен состоять из 24912 рублей, который получать из таможен городов Нарвы, Дерпта, Пернау и Аренсбург.» Под сим последним пунктом Академических предложений находятся следующие слова, написанные императорскою рукою: «Послать к Румянцову в Украйну указ, чтобы он на тамошних быков выменивал овец и баранов, и что бы послал от себя людей учиться ходить за овцами, стричь их и шерсть выделывать».