Якоб Штелин - Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге

Через несколько дней потом государь узнал от служительницы своей супруги, что и в самом деле зубы у сей женщины никогда не болели, и что муж её сказал это по злобе. Он позвал к себе камердинера, заставил его признаться в злобном поступке и заплатил ему за оный справедливым наказанием. [82]

При погребении жены купца Боршта, о которой упомянуто было в предыдущем анекдоте, присутствовал Петр Великий вместе по большей части с Петербургскими купцами и голландскими корабельщиками. Возвратившись с похорон, по обычаю, все провожавшие тело покойной угощаемы были ужином. За столом, когда уже все гости изрядно подпили, одному молодому голландскому корабельщику досталось по порядку пить за здоровье государя. Он держа бокал с крышкою, старался выдумать пристойное приветствие; потом надумав, налил бокал, встал, отдал крышку сидевшему подле него отцу своему, старому корабельщику, оборотился к Его Величеству и сказал громким голосом: «Да здравсшвуеш Государь мой, Великий Петр, и с супругою своею госпожою императрицею». Отцу его показалось это слишком грубо и нескладно.

Он встал с досадой, взял у своего сына бокал и сказал ему: «Как ты глуп! Можно ли так говорить? Подай мне бокал; я выпью за здоровье государя: ты не умеешь». – Потом оборотившись к Императору, поклонился и произнёс с важным политическим видом следующее приветствие: «Да здравствует его величество, государь мой император Петр, и с превосходительною госпожою императрицею!» Все тут бывшие едва могли удержаться от смеху; но Петр Великий доволен был сим приветствием и сказал ему с благосклонным видом: «Изрядно сказано; благодарствую!» [83]

В 1719 году сочинен был в Петербурге новый пошлинный устав, в котором между прочим включено было, чтобы за ложное показание груза на каком нибудь корабле или за утайку какого-нибудь пошлинного товара описывать весь груз того корабля на Государя. Петр Великий вычеркнул сию статью и сказал: «Для нас ещё рано это заводить. Наша коммерция и без того как Siecke Bruyt (больная девица), которой не должно пугать, или строгостью приводишь в уныние, но ободрять ласкою. Пусть кто хочет утаивает товары; он своею утайкою больше подвергнется опасности, нежели моя казна. Можно описывать в казну только те утаенные товары, которые будут найдены. Кто меня девять раз обманет, а в десятый раз будет пойман, тот заплатит мне вдруг столько, сколько он в девять раз утаил и у меня украл». [84]

Император Петр Великий обещавший в заключенном со Швециею в Нейштадте мирном договоре оставишь новых своих подданных, лифляндцев, эстляндцев и финляндцев при прежних их гражданских законах и судишь их по оным, учредил в Петербурге для завоеванных провинций особую Юстиц-Коллегию и определил в оной Вице-Президентом Лифляндского уроженца Зигмунда Волла, сына бывшего Нарвского бургомистра, учившегося юриспруденции в немецких университетах и в Стокгольме. Некогда разговаривал он с ним обстоятельно о производстве дел в упомянутой Коллегии и сказал ему: «Что, он почитает шведские законы довольно хорошими и думает, что сочиненные по оным лифляндские дворянские и земские установления, по которым сии провинции уже столько лет были управляемы, и впредь достаточны будут для решения всяких дел, могущих случишься в новоучрежденной Юстиц-Коллегии. И для того надлежит ему только строго наблюдать, чтобы все дела в сей Коллегии производимы были по одним шведским, а не по римским, или каким-либо другим законам; ибо, по его мнению, вмешивая в судопроизводство разные иностранные права, весьма удобно можно продолжать только тяжбы и способствовать нарушению правосудия». [85]

Трудно найти в истории другого такого Монарха, который бы имел столько благородной простоты во нравах, чистосердечия в обхождении со всеми людьми, твердости в словах и правдивости в делах, одним словом, который бы во всех своих действиях столько был беспорочен, как Петр Великий. Все, что он сказывал, основывалось на истине, а что он обещал, на твердом намерении исполнить обещанное. Простота и правда были правилами всех его поступков. Каков он сам был, таковыми быть желал и всем тем, с которыми имел дело. Он всегда досадовал на так называемые политические хитрости и обыкновенно говорил о них по-голландски: dat benen niet met all Klugheden, maar Betriigeryen (т. е. что в них нет ни мало благоразумия, но только обманы). Кто однажды его обманул, тому он никогда уже более не верил: и для того не хотел имет дела с некоторым государем, который отрекся исполнить данное обещание, отговариваясь разными вымышленными причинами; Петр Великий не хотел после принимать новых его предложений и называл его трусом, на которого не можно было положиться. От подданных своих и служителей еще более требовал он совершенной правдивости в словах и поступках. Сему правдолюбивому Монарху не было ненавистнее лжи. Он прощал самые важные проступки, заслуживавшие гнев его и наказание, когда только виноватый откровенно признавался во всех обстоятельствах, доведших его до проступка. Понеже всякой мог приходить к Государю и доносишь ему о своей нужде, или жаловаться на сделанную ему обиду, то Государь обыкновенно у всякого челобитчика спрашивал, смотря на него быстро: «Твердо ли он уверен в истине своих слов и в справедливости своей жалобы? Потом выслушивал его терпеливо и приказывал ему в назначенный день и час явиться в Сенать, в Адмиралтейство, или в какую-нибудь Коллегию, до которой дело касалось, исследовал оное снова и решал.

Если кто из придворных его служителей, либо других окружавших его людей, уличен бывал в неправде, то лишался всей его доверенности и впоследствии трудно уже ему было приобрести оную. В таком случае не можно было ничем иным оправдаться, как доказать, что неправда сказана по незнанию и без всякого умысла. Однако ж и тогда Государь говорил ему с важным видом: «Если впредь захочешь что-нибудь мне сказать, то сперва самому тебе должно твердо в том увериться.» Если кто-нибудь в присутствии его отзывался худо о другом человеке, то Государь сперва слушал то со вниманием, но после вступив в разговор, обыкновенно спрашивал: «Рассматривал ли ты его также и с хорошей стороны? Скажи же мне теперь, что ты в нем доброго приметил?» [86]

Известно, что Карл XII, проиграв сражение и лишившись всего своего войска под Полтавой, с небольшою свитою убежал в Турецкую область, отдался под покровительство Оттоманской Порты, принят был довольно дружелюбно, и недалеко от Бендер в местечке Варнице даны ему были: для житья каменные палаты, также изобильно снабжали его всем нужным для него самого и для его свиты.