Якоб Штелин - Подлинные анекдоты из жизни Петра Великого слышанные от знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге

Печать сия в окружности своей не более двадцатипятикопеешника; а здесь она, для большей ясности, увеличена.

Все летописи наши согласны в том, что в герое нашем с самого нежного детства примечена была особенная склонность к воинским упражнениям; но склонность сия ограничивалась однако же сухопутными только экзерцициями, а не простиралась на водяные, хотя и слушал он охотно от учителей своих описания морских сражений.

Причину сего открывает нам рукопись Г. Крекшина, которую называют дневником, т, е. что он в детстве своем будучи крайне испуган водою, имел к ней отвращение. [141]

Царица Наталия Кирилловна, мать героя нашего, в вешнее время посещала монастыри, и при переезде через один ручеек, от наводнения сделавшийся нарочитою рекою, имея пятилетего своего сына на руках спящего, и сама несколько воздремавшая, шумом сильно стремившегося ручья сего, и криком людей пробудилась и увидя воду в карете, и оную несколько наклонившуюся и опрокинуться готовою (по крайней мере страх представил ей сие), сильно закричала. Царевич, от сего крика пробудившийся, увидя бледность испуганной матери, воду в карете и шумное стремление воды, столько поражен был страхом, что тогда же получил лихорадку.

Толь сильное впечатление в сердце младого Государя произвело такое отвращение от воды, что он не мог взирать на реку, на озеро и даже на пруд равнодушно; и хотя он всячески старался скрывать сей страх свой, однако же приметен оный был потому, что никогда не видали его ни плавающего по водам, ни переезжающего в брод через реку, как бы она ни мала была, ниже чтоб когда-либо искупался он в pеке или в пруду, что продолжалось даже до четырнадцатилетнего его возраста. В это время освободился он от страха сего следующим образом:

Князь Борис Алексеевич Голицын, занимавший при нем место дядьки, предложил его величеству позабавиться псовою охотою; и хотя молодой государь не любил сей охоты, он из уважения к просьбе сего Князя, согласился на оное. Во время сей забавы князь, желая истребить в Государе страх от воды, с намерением завел его к берегам реки Истры. Монарх, увидя реку, остановил коня своего, Князь спросил тому причины; и Государь с видом огорченным сказал: «Куда ты завел меня?» «К реке, – ответствовал князь, ваше величество видите, сколь утомились лошади и запылились охотники; так нужно лошадям дать отдохнуть и прохладиться, а людам вымыться. Родитель твой заключил князь, часто сие делывал, и в сей речке сам купывался»; и не дожидаясь ответа поехал через нее, а между тем все охотники, по предварительно данному приказанию, раздевшись, в миг очутились в реке. Сначала на сие досадовал монарх, но увидя князя переехавшего и с другого берега приглашающего его к себе, постыдился показать себя страшащимся воды, и сделав, так сказать, некоторое насилие над собой, осмелился въехать в реку и переехать оную. Все бывшие при его величестве и за ним следовавшие, ведая страх его, обрадовались сему да и сам монарх ощутил уже в себе от сего переезда некое удовольствие.

Царь, брат его, узнав о сем, через некоторое время пригласил его с собою в село Измайлово, в котором было несколько прудов, способных к купанию. Он дал тайно приказ молодым своим царедворцам, что когда будет он с царем, братом своим прогуливаться у прудов, чтобы они, разрезвяся толкали друг друга в воду. Всё сие было исполнено; и хотя молодой Государь крайнее на сие оказал негодование, но сии однако же молодые люди, по данному же приказу раздевшись, начали в воде купаться и резвиться. Резвость сия мало-помалу рассмешила молодого Государя, и он уже смотрел на то с таким равнодушием, что наконец согласился на предложение брата своего и сам с ним последовал их примеру; и с того времени совершенно миновало отвращение его от воды.

В сем-то селе монарх вскоре после сего нашел старый и брошенный ботик, который и возбудил в нем чрезвычайное желание к заведению морских сил; и посему-то назвал его дедушкою Российского Флота, как то сие всем уже известно.

И мы видели, что чем более чувствовал он сначала отвращения от воды, тем сильнейшее родилось в нем бесстрашие плаванию на самых уже морях, и даже в самые бурные времена; а сие доказывает, что не было в нем ни одной такой страсти, которой бы не мог он преодолеть в себе, как-то сие подтвердится ниже; а между тем один бесстрашия его на море пример представим в следующем анекдоте.

В I Томе Деяний (стр. 259) описано постигнувшее Великого Государя крайнее бедствие в безопытном еще плавании его на Белом море, когда от жесточайшего шторма и самые опытные мореходы приведены были оным в ужас, лишивший их всякой решимости, кроме одного его и простого кормщика; и так как на сем морском судне находилось несколько иностранцев, взяшых им с собою из Архангельска, то один из сих о сем бедственном приключении изъясняется так: «Когда Царь в 1694 году от пристани Архангельской выехал в Океан, то страшная поднялась буря, так что все с ним бывшие пришли в чрезвычайный ужас, и стали молиться, приготовляясь к смерти; оди только молодой государь казался нечувствительным к ярости свирепого моря. Возложа на себя обещание, ежели благовременной подастся случай и не воспрепятствовуют государственные нужды, побывать в Риме и поклониться мощам Св. Апостола Петра, своего патрона, пошел он к кормщику и веселым видом ободрял к должности всех, унынием и отчаянием пораженных

Смотри о сем Acta eruditorum, anno 17o8, pag. 218.

Сие засвидетельствование важно, яко от иностранца, не могущего быть пристрастным.

Помянутый кормщик был тамошний Нюхонской крестьянин Антип Панов; он только один с Монархом в общем том страхе не потерял присутствия духа, и как сей крестьянин был знающий на тамошнем море кормщик, то, когда Государь придя к нему, стал ему в деле его указывать, куда должно направлять судно, то сей с грубостью отвечал: «поди, пожалуй, прочь, я больше твоего знаю, и ведаю, куда правлю». И так когда управил он в губу, называемую Унские рога, и между подводных каменьев, коими она была наполнена, счастливо проведя судно пристал к берегу монастыря, называемого Пертоминским: тогда Монарх, подойдя к сему Антипу, сказал: «Помнишь ли, брат, какими словами на судне ты отпотчивал меня?» Крестьянин сей в страхе пав к ногам монарха, признавался в грубости своей и просил помилования. Великий Государь поднял его сам и три раза поцеловав в голову, сказал: «Ты не виноват ни в чем, друг мой, и я обязан еще благодарностью тебе за твой ответ и за искусство твоё. И тогда же, переодевшись в другое платье, все бывшее на нем измоченное даже до рубашки, пожаловал ему знак памяти, и сверх того определил ему же годовую до смерти его пенсию.