З Вендров - Наша улица (сборник)

- Здесь, здесь. Проходите, пожалуйста. Не стесняйтесь.

Подхватив под руку, толстая дама ввела меня в небольшой ярко освещенный зал.

- А, гость... Сюда, сюда, красавчик!.. Вот этот меня угостит... Ко мне подойди, ко мне!..

Полуобнаженные девушки окружили меня со всех сторон, приглашая каждая к себе.

Ошеломленный, подавленный, я бормотал, вырываясь из их рук:

- Оставьте меня... Я перепутал адрес... Не туда попал... Отстаньте, а то я устрою скандал... Отпустите, говорю!

Мадам смотрела и улыбалась. Но убедившись наконец, что я и в самом деле не туда попал, крикнула:

- Эй, Степа, укажи ему на дверь!

Здоровенный рыжеволосый и скуластый верзила схватил меня за шиворот, рванул дверь и вышвырнул на лестницу, бросив мне вслед пальто и шапку.

- Вот тебе, брандахлыст! Шляется тут всякая шантрапа!..

На улице ждала меня холодная осенняя ночь...

1912-1960

НА ЧУЖОМ ПИРУ

1

В настоящее время Марьина роща является составной частью Дзержинского района - одного из многих благоустроенных районов Москвы. Асфальтированные, обсаженные деревьями улицы, универмаги, школы, клубы, кинотеатры, больницы - все как и в других районах советской столицы. В конце прошлого века Марьина роща была такой же органической частью Москвы, как и сейчас, но по каким-то непонятным административным соображениям считалась деревней. Первая половина бесконечно длинной Александровской улицы (ныне Октябрьской) была частью города Москвы, а вторая половина той же Александровской улицы проходила через деревню Марьина роща.

Деревня с благозвучным названием "Марьина роща"

весной и осенью утопала в грязи, летом задыхалась от пыли, а зимой лежала под сугробами никогда не счищаемого снега.

Одноэтажные и двухэтажные домики - в большинстве своем деревянные были до отказа набиты беднотой:

всякого рода ремесленниками, грузчиками, точильщиками, шарманщиками, тряпичниками. Находили там приют также и социальные отбросы большого города - воры, скупщики краденого, фальшивомонетчики, сутенеры и другие темные личности, для которых встречи с представителями власти не были желательны.

Как и в любой другой деревне, всю "власть" в Марьиной роще представлял один-единственный урядник. От него легче было скрыться, а в случае нужды и поладить с ним, чем с многочисленными представителями власти в огромной Москве.

По этой именно причине "швейцарские подданные" предпочитали Марьину рощу любой другой части Москвы. Здесь они вносили ежемесячную дань уряднику, а при случае обходились платой одному только дворнику дома.

Парадный ход дома Смирнова на углу Сущевскою вала и Александровской (трехэтажный, неоштукатуренный большой дом, - пожалуй, самый большой в Марьиной роще) не охранялся швейцаром в ливрее с позументами и в фуражке с золотым околышем. Дом Смирнова вообще не имел "парадного" и "черного" хода. Единственный, далеко не парадный вход вел на полутемную грязную лестницу, пропитанную неистребимыми запахами кислых щей, белья, кухонных отбросов и кошек.

На первом этаже, там, где теперь помещается аптека, была ночная чайная для извозчиков. На верхних двух этажах жила "чистая публика": мелкие акцизные и почтовые чиновники, трактирные музыканты, официанты и... евреи, обитавшие здесь на правах "швейцарских подданных", если не считать дантиста Перельмана, занимавшего на втором зтаже квартиру из четырех комнат, одну из которых он сдавал мне за двенадцать рублей в месяц.

"Административные единицы" дома Смирнова состояли из старшего дворника Михея - крайне ленивого мужика, которому его флегматичность нисколько не мешала быть себе на уме, и его племянника, младшего дворника Кондрата. Михей выписал его к себе для того, чтобы устроить на работу, и благодарный племянник исполнял всю работу по дому и за себя и за благодетеля дядю.

Михей не признавал никаких напитков ниже сорока градусов. По этой причине он был лучшим другом своих "подданных", у которых в любое время можно было выжать лишний полтинник на водку.

2

Михей справлял свои именины. В дворницкой, окошко которой чуть поднималось над мостовой, собралось лучшее общество Марьиной рощи: дворники из соседних домов, важный кучер в плисовых шароварах и в кумачовой рубахе, выгнанный за пьянство бывший барский повар, отставной городовой, вся грудь которого была украшена серебряными и бронзовыми медалями, фонарщик, молодая прачка с руками, сморщенными и бледными от постоянного пребывания в воде, судебный курьер и два ночных сторожа со своими женами.

На белом, некрашеном столе возвышалась целая батарея бутылок с водкой и разными наливками - подарки гостей имениннику; стояли тарелки с нарезанной колбасой, кислой капустой, селедкой, салом. На самой середине стола красовались два огромных пирога - один с капустой, другой с рисом и яйцами. Закуску, как и бочонок пива, примостившийся тут же у стола на табурете, заготовил сам виновник торжества за счет проживавших в его владениях бесправных евреев.

Пир был в самом разгаре. Дым из трубок и козьих ножек тяжелой тучей висел под низким сводом дворницкой и валил как из трубы в маленькое открытое оконце, которое было не в силах очистить воздух в тесном, переполненном до отказа подвале.

Два раза чуть не доходило до драки. Один раз - между отставным городовым и бывшим поваром из-за того, что последний назвал городового "гороховой душой". Второй раз - между тем же поваром и одним из ночных сторожей, жену которого повар щипал под столом за ногу. Но стараниями хозяина мир оба раза был восстановлен. Вместо того чтобы сцепиться, враги благодушно потчевали друг друга водкой и целовались, и все же никто не был уверен в том, что пир окончится без потасовки.

Но пока гости еще не были достаточно пьяны, не пришло еще время пустить в ход кулаки и бутылки. Даже не начали "играть песни". Пока это была лишь веселая, более или менее в меру выпившая компания, где все говорили разом и несколько громче, чем говорят трезвые люди.

Каждый из гостей рассказыват о себе какую-нибудь историю, призванную убедить присутствующих в том, что именно он самое важное лицо в этом обществе. Бывший повар расписывал изысканные блюда, которые он готовил, когда служил у его превосходительства действительного статского советника Михаила Александровича Ефремова; однажды он простой ухой, приготовленной по собственному рецепту, утер нос французскому повару из ресторана Било, специально приглашенному барином, чтобы приготовить обед в день именин его дочери. Кучер хвастал своим умением объезжать самых норовистых чистокровных лошадей и кутежами, которые его барин, первой гильдии купец Афанасий Ферапонтович Троебрюхов, закатывает в загородных ресторанах "Яр" и "Стрельна". Бывший городовой восхвалял отвагу и силу, проявленные им и его начальством во время облав на преступные элементы. Курьер суда уверял, что задолго до того, как суд выносит приговор, он может точно сказать, кто из подсудимых угодит на каторгу, а кто отделается двумя-тремя годами тюрьмы. Прачка похвалялась тем, что из-за ее руки спорят целых три пожарных и один кузнец.