В Вересаев - Гоголь в жизни

Сент-Бев - 235.

Скалон С. В.- 32, 44, 94.

Смирнова А. О.- 43, 187, 190, 205, 212, 225, 235, 279, 311, 316, 337, 346- 348, 355-362, 364, 366. 367, 370- 372, 376, 387, 400, 422, 434, 457, 458, 473, 487, 510, 516, 526, 540, 552. Смирнова О. Н.- 236, 355, 457.

Соколов П. П.- 319.

Соловьев Петр, свящ.- 420.

Соллогуб гр. В. А.- 124, 178, 179, 183, 362, 468.

Соллогуб гр-ня С. М.- 362, 369.

Сомов О. М.- 125.

Сребницкий И. А.- 70.

Срезневский И. И.- 242.

Стасов В. В.- 154.

Стороженко А. П.- 76.

Строганов гр. С. Г.- 317.

Стурдза А. С.-200, 388, 424, 425, 488, 500.

Тарасенков А. Т.- 533, 541-543, 545, 547, 552-564, 566, 569.

Тихонравов Н. С.-102, 112, 125, 126, 330, 381.

Толстой гр. А. К.- 368, 477.

Толченов А. П.- 492, 493, 497, 499, 501.

Трахимовский Н. А.- 114.

Трощинский А. А.- 46.

Трощинский Н. Г.- 425.

Тургенев А. И.- 263.

Тургенев И. С.- 168, 417, 522, 532, 573.

Уваров С. С.- 376.

Феодор, архимандрит (А. М. Бухарев) - 68, 442.

Фет А. А.-271.

Филиппов Т. И.- 536-539, 553.

Халчинский И. Д.- 84.

Хомяков А. С.- 415, 466, 548.

Хомякова Е. М.- 272, 324.

Храповицкий А. И.- 187.

Чаадаев П. Я.- 405.

Чаговец В. А.- 28-30.

Чижов В. П.- 543.

Чижов Ф. В.- 162, 308, 352, 354, 428, 448.

Шапалинский К. В.- 63.

Шевырев С. П.- 404, 512, 549, 552, 554-557, 562, 563.

Шенрок В. И.- 27, 31, 33, 35-39, 43, 44, 50, 56, 61, 62, 65, 67, 71, 72, 80, 84, 85, 88, 89, 94, 96, 104, 106, 107, 117, 138, 157, 168, 172, 195, 198-200, 202, 203, 206, 210, 213, 218,223, 225, 235, 236, 318, 319, 323, 327, 332-334, 427, 429, 432- 434, 469, 477, 486, 503, 504, 508, 519.

Шереметева Н. Н.- 367.

Щеглов И. Д.- 538.

Щеголев П. Е.- 30, 32.

Щепкин А. М.-131, 513, 523, 552.

Щепкин М. С.- 131, 321, 513, 523, 552.

Щепкин П. М.- 131, 439.

Эварницкий Д. И.- 41.

Языков Н. М.- 236, 309, 319, 343, 345.

Ясинский И. И.- 428. {639}

* Письмо сохранилось. См. Письма Гоголя, ред. В. И. Шенрока, том II, стр. 223.

* Аксаков только через три месяца, после долгого колебания, ответил на это письмо. Он писал Гоголю: "Друг мой, ни на одну минуту я не усумнился в искренности вашего убеждения и желания добра друзьям своим; но, признаюсь, недоволен я этим убеждением, особенно формами, в которых оно проявляется. Я даже боюсь его. Мне 53 года. Я тогда читал Фому Кемпийского, когда вы еще не родились... Я не порицаю никаких, ничьих убеждений, лишь были бы они искренни; но уж конечно ничьих и не приму... И вдруг вы меня сажаете, как мальчика, за чтение Фомы Кемпийского, нисколько не знав моих убеждений, да еще как? в узаконенное время, после кофею, и разделяя чтение на главы, как на уроки... И смешно, и досадно... И в прежних ваших письмах некоторые слова наводили на меня сомнения. Я боюсь, как огня, мистицизма; а мне кажется, он как-то проглядывает у вас. Терпеть не могу нравственных рецептов, ничего похожего на веру в талисманы. Вы ходите по лезвию ножа! Дрожу, чтоб не пострадал художник" (История знакомства, 128).

* Очевидно, речь о тех самых четырех тысячах рублей, которые наследник в начале 1840 г. (см. выше), по просьбе Жуковского, дал ему взаймы для Гоголя. Своим согласием на предложение Жуковского наследник просто отказался получить с Жуковского долг, сделанный им для Гоголя. Так что предлагаемые четыре тысячи Жуковский собирался платить Гоголю из собственного кармана.

* Гоголь, однако, эти деньги от Жуковского получил. В феврале 1846 года Жуковский писал Гоголю: "При сем прилагаю вексель на тысячу рублей. Теперь две тысячи вам заплачены. Еще остается на мне две тысячи, которые в свое время вы получите. (Сборник Об-ва Любит. Рос. Словесности на 1891 г. М. 1891, стр. 9.)

* Распоряжение Гоголя вызвало также протест и недоумение у его московских друзей. Шевырев на распоряжение Гоголя отозвался только через девять месяцев таким письмом: "На твое большое письмо я не отвечал. Ты требовал решительного да на твое предложение. Я не мог тебе уступить насильно это да и вот почему не отвечал. Предложение твое о сумме, собираемой с твоих сочинений, не могло быть исполнено по двум причинам. Первая - ты должен еще Аксакову. Я знаю, что Аксаковы нуждаются. Они даже на зиму переселились в деревню по этой причине. Мне казалось несправедливым потреблять твои деньги на бедных студентов, когда еще не уплачен тобою долг человеку нуждающемуся. Языков - другое дело, конечно, подождет. О другой причине я говорить теперь не стану, потому, что лишнее, а поговорю с тобой тогда, когда уничтожится первая... Я не могу принять на себя исполнение такого дела, которое мне кажется противным справедливости".

(Отчет имп. Публ. библиотеки за 1893 г., прилож., стр. 20.)

* Подлинное письмо Гоголя, см. Письма, III, 51 23.

* Через полгода Щепкин писал Гоголю по поводу той же "Развязки Ревизора": "Прочтя ваше окончание "Ревизора", я бесился на самого себя, на свой близорукий взгляд, потому что до сих пор я изучал всех героев "Ревизора", как живых людей; я так много видел знакомого, так родного, и так свыкся с Городничим, Добчинским и Бобчинским в течение десяти лет нашего сближения, что отнять их у меня и всех вообще,- это было бы действие бессовестное. Чем вы их мне замените? Оставьте мне их, как они есть. Я их люблю, люблю со всеми слабостями. Не давайте мне никаких намеков, что это-де не чиновники, а наши страсти; нет, я не хочу этой переделки; это люди настоящие, живые люди, между которых я возрос и почти состарился... Нет, я вам их не отдам! не дам, пока существую! После меня переделывайте хоть в козлов; а до тех пор я не уступлю вам Держиморды, потому что и он мне дорог". (Записки и письма М. С. Щепкина, 190.)

* Такого разбора Шевырев не напечатал. Напротив напечатал разбор хвалебный.

** В четвертом письме "Выбранных мест", озаглавленном "О том, что такое слово", находится такой отзыв о Погодине: "Наш приятель П. торопился всю свою жизнь, спеша делиться всем со своими читателями, не разбирая, созрела ли мысль в его собственной голове, словом,- выказывал себя перед читателем, себя всего во всем своем неряшестве... Тридцать лет работал и хлопотал, как муравей, этот человек,- и ни один человек не сказал ему спасибо; ни одного признательного юноши я не встретил, который бы сказал, что он обязан ему каким-нибудь светом или прекрасным стремлением к добру" и т. д.

* Вот как отвечал на это Гоголь в письме к Шевыреву: "Моей ненависти против Погодина никто не отыскал в этих словах о Погодине из людей, которым не знакомы наши отношения. Их увидели вы потому, что взглянули глазами уже предубежденными... Если же кто и отыщет в них следы ненависти и озлобления моего против Погодина, тогда бесчестье мне, а не Погодину. Кто ж тут выиграл, я или Погодин? Кому слава, мне или ему? Разве и теперь не называют меня, даже близкие мне люди, лицемером, двуличным человеком, играющим комедию даже в том, что есть святейшего человеку? Или ты думаешь, легко это вынести? Это еще бог весть, какая из оплеух посильнее для того, чтобы вынести, эта ли, или та, которую я дал, по вашему мнению, Погодину" (Письма, III, 392).

* Оторванный от России и от непосредственных наблюдений над русской жизнью, Гоголь всеми способами старался чем-нибудь возместить это отсутствие собственных наблюдений. С тою же просьбою о присылке "портретиков" он обращается к жене своего друга Данилевского (Письма, III, 415) 6, просит Аксакова, Погодина и Шевырева "поработать за него грудью" записывать нужное ему для продолжения "Мертвых душ". "Погодин, мне кажется, многое бы мог записать, что услышит от простых людей и купцов, с которыми ему весьма часто приходится говорить. Мне бы очень нужно было иметь всегда у себя в ящике один-другой портрет, набросанный ловкою рукою, хотя и бегло, с человека, которого бы можно было назвать типом и представителем своего сословия в его современном, нынешнем виде" (Письма, III, 403). С тою же просьбою прислать ему всевозможные свои жизненные наблюдения, как материал для его романа. Гоголь обратился к ряду петербургских друзей, обратился к своим читателям в предисловии ко второму изданию первого тома "Мертвых душ". В "Авторской исповеди" Гоголь с огорчением писал; "Я думал, что, может, хоть пять-шесть человек захотят исполнить мою просьбу так, как я желал... Но на мои приглашения я не получил записок; в журналах мне отвечали насмешками".