Александр Володин - Записки нетрезвого человека

Плакаты на митинге:

"Руки прочь от Литвы!" (таких много).

"Отпустим Литву без контрибуций!"

"Воры в Кремле, танки в Литве?"

"Петербуржцы! Не дадим захлопнуть литовскую форточку в Европу!"

"Прощай, империя!"

"Главное - выдержать испытание демократией!"

"Горбачев! Снова - тотальная ложь?"

"Отменить Ленинские субботники, как использование бесплатного труда!"

"Свободу братской Литве!"

3. Гердту

Правда почему-то потом торжествует.

Почему-то торжествует.

Почему-то потом.

Почему-то торжествует правда.

Правда, потом.

Людям она почему-то нужна.

Хотя бы потом.

Почему-то потом.

Но почему-то обязательно.

Евреи считали себя Богоизбранным народом. Судьба рассеяла их по странам мира.

Японцы были воинственны. Для самурая честь - выше жизни. Судьба обрушила на них атомную бомбу - Япония стала миролюбивым народом.

Россия долго была империей. Покоряла себе, правила другими народами. Теперь зовем опытных американцев: "Помогите нам..."

"Превращать минусы в плюсы". (Из телефонного разговора.)

О Хармсе долго молчали. Вспомнили уже Булгакова, Платонова, Бабеля, Олешу. Но вот маленький театр "Эрмитаж" прокричал и о нем. И это услышали. Это была одна из запоздалых побед справедливости.

...Три персонажа: Влюбленный, Девушка и Бестолковый дядя. Было бы довольно для смешного водевиля. А у Хармса они все трое еще и проглотили каким-то образом каждый по молотку. И в продолжение действия пытаются освободиться от них. Это как бы освобождение от наших собственных внутренних терзаний и комплексов.

...Актриса Полищук, так не подходящая своим ростом ко всем своим миниатюрным возлюб-ленным... А кто в жизни подходит другому полностью? Никто никому. А она и не замечает мелкости своих "предметов". Это такое трогательное, сегодняшнее. Никто никого по мерке для нас не создает. А как с тем, с тою, кто, казалось бы, не подходит нам?..

Поступки, совершенные в течение жизни:

Глупые и плохие.

Глупые, но не по моей воле - по моему безволию.

Глупые и нелепые, на беду только себе, и - на всю жизнь.

Я снова в гостях у детей. Пишу это в городе Остине. Это столица Техаса, но по американским масштабам - провинция. Правда, со столичными зданиями в центре и гигантским университетом, где работают мои дети.

По ночам луна здесь повернута в другую сторону, нежели у нас. На автомобильные трассы осторожно выходят олени. Город на холмах и в окружении холмов. Дороги то покаты, то круты, - округло вниз, спирально вверх. Двухэтажные особняки расположены ярусами, и каждый не похож на другой, и каждым можно любоваться подолгу.

В этой столице Техаса чувствуется провинциальное величие.

А дети - это:

Старшему сыну Володе уже сорок пять лет! Хотя обликом он забавно молод. Я никогда не видел персов. Но когда он, веселый иронист, становится серьезен, на память почему-то приходит что-то некогда читанное поэтическое, персидское.

Младший сын - Алеша. Володе он сводный брат.

Вот он сидит, спиной ко мне, за компьютером. Золотистая в солнечном свете голова. Первый курс университета. Математика, программирование. (Это - от Володи.) Я его не видел уже два года, с тех пор, как Лена и Володя уговорили отпустить его к ним, в Америку. Здесь я узнал его заново. В ленинградской школе он был неустойчивосредним. Здесь входит в почетный список декана.

На свои расходы зарабатывает сам официантом одновременно с занятиями в университете.

Хорошо ли за два года Алеша овладел английским языком - не знаю. Кажется, хорошо, потому что говорит очень быстро. Правда, я тоже говорю быстро, но лишь одну фразу: "Ай донт спик инглиш" ("Я не говорю по-английски").

Третий член семьи - Лена. В доме она главная, так исторически сложилось. С тех пор еще, в годы отказа на выезд, когда они с Володей были безработными в Ленинграде. В это тяжкое время она много взяла на себя.

По первому впечатлению - хохотушка. Но оказывается, проницательно разбирается в людях, любого, как говорится, сечет. Притом натура волевая. И воля ее устремлена на хорошее. Едва узнав о трудностях в жизни знакомых или прибывших в город эмигрантов из России, находит способ помочь. Она преподает в университете русский язык. Как я понял, очень изобретательно.

Из всех супружеских союзов, какие мне известны, этот - Володи и Лены лучший. Жена моя, вот бы нам вовремя научиться у них.

Ну как писать о них, скажите: Володя любит Лену, Лена любит Володю, оба любят свою работу. Алеша любит Володю и Лену, они полюбили его, этого могло бы и не случиться! Опускаю то, как они любят своих друзей, - тех, что остались в Ленинграде, тех, кто за ними следом поехал в Америку, и тех, кто - во Франции, Англии, Португалии, Испании, Италии - но об этом уже было... Изымаю страницу за страницей, где о взрослых детях моих уже сентиментально. О тех, кого мы любим, мы можем рассказать меньше всего.

Я - у детей, а жена в бедствующем Петербурге. И еще советует мне пожить в Техасе подольше, там, мол, погода солнечная...

Она говорит, что с тяжелыми мыслями надо бороться не выпивкой, а хорошими мыслями... Но если они появляются именно после того, как выпьешь? Как, например: "Все забудется, все уйдет в прошлое".

И вины мои.

Не забываются, не уходят.

Утро. Бегущий постук ботинок (Володя), бегущий шелк туфель (Лена), бегущее пошлепыва-ние кроссовок (Алеша). Я - к ним, хоть проводить, доброе утро - доброе утро - доброе утро. Володя - с шуточкой, Лена - с указанием, что мне достать из холодильника на ланч, Алеша - "привет, папочка" - и нет их. Работают они, по существу, с самого утра допоздна, сначала в университете, потом за полночь дома. Я остался один. Вынул из холодильника водки, выпил. Что делать, черные утренние мысли...

Взрослый внук Саша (он живет отдельно от родителей) как-то спросил у них: "Шурик (это я) в какой войне участвовал: в первой или во второй?"

Война была уже позади, а эйфория победы еще не угасла... Душа моя была безоблачно аполитична. А должно, должно было бы понять, что уже совершалось в стране. И многие понимали. И кто-то платил за это страшной ценой.

Когда мне было семнадцать лет, я, помнится, решил: проживу свою жизнь коротко, но - прекрасно. Как именно прекрасно - не задумывался. И покончить с жизнью, пока она не превратится в тусклую, взрослую...

Как радостно, трудно, праведно живут мои дети.

Скоро предстоит с ними проститься.

Володя будет так же сидеть здесь, за компьютером. Молча, долго, за полночь, совершать неведомое мне. Лена - за сочинениями своих студентов. Алеша будет жить отдельно. Где? Как?.. Деревья будут так же шевелиться за окнами. Без меня, для них.

Еще одно слово понял - искупление. Все время пытаюсь что-то искупить трудно.

Но другим-то хуже! Посмотри на эту женщину, едва ходит. А ведь была когда-то, это видно! Держится. Мол, пока еще ничего еще!