Николай Богданов - О смелых и умелых (Избранное)

- А докладать так же будешь? - спросил после прочтения Перстень.

- Ну что ты, неужто как по-другому можно?

- То-то...

И вот в результате всех этих приключений привезли мы с Сережкой такой доклад, что не могли его прожевать укомовцы всем миром на трех заседаниях. И каких только нам вопросов не задавали! И каких только резолюций не предлагали!

И насчет количества выпитых нами ковшов пенной браги спрашивали, и по существу плясок с разбойницами. А уж по поводу привезенных нами членских взносов - мануфактурой, одеждой, душистым мылом, дамскими туфлями, офицерскими сапогами и прочим реквизированным у спекулянтов самым разным имуществом - столько было разных острот, что мы с Сережкой как караси на сковороде вертелись.

Целое паломничество к нам в уком открылось. Как в музей люди заходили поглазеть на экспонаты.

Про красномольцев-разбойников по всему городу уже сказки рассказывали. Рубцовым Носом детей пугали.

Вот после всего этого и поставь вопрос о приеме этой дикой ячейки в союз, о названии ее комсомольской!

И без того нас враги-обыватели костили-честили, не хватало, чтобы обозвали разбойниками.

Как тут быть, что делать? Думайте, укомовцы, думайте. На то в руководство избраны.

Думали, думали ребята, головами качали, правильного решения так найти и не могли.

Жаль, товарища Янина не было - председателя. Этот бы правильно решил. Он все села знал, какое чем дышит и чем от других отличается. Но его вызвали в Тамбов.

И вдруг сама жизнь все решила-вырешила.

На самое последнее заседание ворвался вдруг начальник ЧОНа* Климаков. Он всегда врывался. Его вопросы не терпели отлагательства. То восстание кулаков в мордве, то нападение кулацких банд на Шацк, то приближение антоновцев к линии железной дороги. И всегда дело кончалось поголовной комсомольской мобилизацией и выездом в угрожаемый район с оружием в руках.

_______________

* ЧОН - части особого назначения, составляющиеся из партийно-комсомольских работников для борьбы с бандитизмом.

Итак, врывается Климаков в кожаной фуражке, в красных галифе, бьет себя по сапогам плеткой и хочет что-то сказать, но приостанавливается, заслышав интересный разговор.

- Так-так, продолжайте, продолжайте, - говорит он сдержанно, винтовочки есть у них, гранаты и даже будто бы пулемет?.. Так-так, нам нужны такие разбойнички... Сшиби-Колпачок, Сшиби-Колпачок... очень подходяще!

- Да что ж тут подходящего? - возмутился наш секретарь Потапычев.

- А то подходяще, - сказал, отчеканивая по-военному каждое слово, начальник ЧОНа неустрашимый Климаков, - что угрожает нам не какая-нибудь лапотная банда, а части регулярной бывшей красно-казачьей дивизии изменника Миронова! Получена депеша. Вот!

И с треском вынул из-за обшлага бумагу.

- Вот так камуфлет, - сказал, закусив губу, Потапычев, - а все наши главные силы на помощь саранским коммунистам отправились.

- Ему дал жару наш бронепоезд в Саранске, а он решил дать нам жару здесь. Вы читайте, читайте. Уходит, гад, от разгрома тремя колоннами. Уводит своих казачков на Дон кружными путями, по-волчьи... И одна конная часть рванула через темниковский лес... По разбойничьим местам. Мимо Сшиби-Колпачка. Да и завернет как раз на нас...

Все притихли, воображая коварный план мироновцев, - на станции у нас поживиться было чем. И фураж, и мука, и прочее довольствие на складах... И прямой путь на Тамбов в объятия к Антонову. Волк волка чует издалека!

Выждал Климаков и предлагает - он всегда предлагал:

- Прошу полномочий использовать революционный энтузиазм вышеназванных красномольцев для борьбы с казачьей контрреволюцией. Других вооруженных сил у меня под рукой нет!

Мы призадумались.

А товарищ Горбунов тихо произнес:

- Что ж - используйте против стихии стихию!

- Вот-вот, как при лесном пожаре - будем гасить огонь встречным огнем! - подхватил весело Климаков, любитель опасных дел.

И тут же, окинув взглядом нашу молодежь, остановил свой взор на мне.

- Представителем укома поедешь? - ткнул он в меня указательным пальцем.

Конечно же, как не поехать, какой комсомолец откажется побывать в деле с самим Климаковым. Позор трусу, слава герою. Я вскочил с места и очутился у него под рукой.

Пока нам заготавливали мандаты, Климаков носился по двору укома, покрикивая:

- Бекетов - зыбку! Катя - гранаты! Федя - листовки!

Бекетов - это был шофер удивительного автомобильчика, который слушался одного его. За зыбкость прозвал его Климаков зыбкой. У Кати, нашей уборщицы, хранил он в каменной нише гранаты. А Федей звался старый типографщик, у которого были припасены листовки, на все случаи подходящие.

Вот и сейчас он принес охапку желтых, как осенние листья, листовок с огненными словами:

"Трепещите, тираны! Вооруженный народ не пощадит вас!"

И еще что-то такое. По какому случаю она была напечатана, все давно забыли.

Нам все равно, что там ни написано, - была бы погрозней. Как же это проезжая на автомобиле, не разбрасывать по селам листовки? Без этого нельзя.

В одночасье машина была укомплектована, и мы помчались.

- Ну, держись, парень, поехали с орехами... - хлопал меня по плечу Климаков радостно, словно вез на свадьбу. - Так ты говоришь - разбойнички? Лихие, удалые, молодец к молодцу! Знаю-знаю сшиби-колпачковцев. Народ там статный, рослый, красивый и озорной - я те дам! Там деды и прадеды век пошаливали, при царе живали по принципу "грабь награбленное", как же им в революцию не пошалить!

И, прикусив язык на ухабах, выжидал ровной дорожки, чтобы сказать еще какую-нибудь шутку.

Он весь горел от нетерпения. Для него было мучительно ожидание драки - такой уж был характер. Если надо подраться, то уж поскорей, да и дело с концом.

По каждой встречной деревне проносились мы в дыму и треске мотора, в лае собак. И долго по нашему следу в клубах пыли ловили детишки разлетающиеся листовки.

- Для главного дела-то оставь, - удерживал мою щедрую руку Климаков.

Вскорости вскочила наша зыбка на гать, ведущую к Сшиби-Колпачку. Тут мы слезли и пошли пешком. Думаю, не нашлось человека, который пережил бы тряску по неотесанным бревнам на автомобиле.

Вот он, шатучий мостик, вот она, часовня, вот и ореховый куст. И, здрасте, - навстречу дежурные красномольцы.

- Наше вам с кисточкой!

Наверное, это от знаменитого колпака у них пошло.

- Революционный привет! - гаркнул Климаков таким зычным голосом, что потомки разбойничков оценивающе засмеялись.

Меня, конечно, обняли, как давно своего, бражника. Как по обычаю - с кем пображничал, с тем побратался. Ведь и главный-то ковш называется "братина".

Долго ли, коротко ли, очутились мы на паперти церкви, а перед нами все население Сшиби-Колпачка. Все пришли, начиная от старых стариков, слезших с печек, до младенцев на руках у матерей.