Валентин Черных - Москва слезам не верит

– Подтолкнем, – пообещал Еровшин.

В воскресенье она проснулась, как обычно, еще до шести. Еровшин спал. Людмила вскипятила кофе, поджарила хлеб в тостере и вышла на берег моря.

Сегодня у Катерины встреча с неизвестным ей мужиком, подумала Людмила. По голосу Катерины можно было понять, что этот неизвестный ей небезразличен. Кто он, Людмила, наверное, скоро узнает. Но может и не узнать. Катерина – тихушница, она редко рассказывала о своих мужиках, а знакомила еще реже.

Она приготовила Еровшину завтрак, села рядом, смотрела, как он ест.

– У Катерины появился новый мужик, – сообщила Людмила.

– Кто такой?

– Не знаю, – призналась Людмила, – но очень хотелось бы узнать.

– Завтра узнаем, – улыбнулся Еровшин.

Когда утром в воскресенье раздался звонок, Катерина привычно протянула руку к будильнику, чтобы выключить его. Но будильник продолжал звонить. Катерина проснулась окончательно и поняла, что звонят в дверь.

Пусть встает Александра, подумала она. Это, наверное, к ней, и Катерина укрылась одеялом. Звонок умолк, хлопнула дверь, в прихожей Александра разговаривала с кем-то.

– Мать, на пикник! – крикнула Александра.

– Какой пикник?

– Мы же договорились! – услышала она голос Гоги.

– Никуда не поеду, – заявила Катерина. – Сегодня воскресенье, хочу отоспаться.

– Отоспитесь на природе. Я взял надувные матрацы.

– Я не успела вчера в магазин, в холодильнике пусто, нам нечего взять на эту природу.

– Все куплено. Машина у подъезда.

– Мне нужно полчаса, чтобы собраться.

Катерина подумала, что сейчас он взорвется. Она наверняка бы уже заявила:

– Была бы честь предложена. Досыпайте!

Но Гога ответил совершенно спокойно:

– Буду ждать у подъезда.

Когда Катерина и Александра, все еще сонные, вышли из подъезда, то увидели «Волгу», Гогу, и плотного, похожего на тяжелоатлета, мужчину.

– Я Василий Иваныч, по школьной кличке – Васек. А вы – Катерина и Александра?

Гога сел за руль. Воскресные улицы были свободными. Они выехали на Ленинградское шоссе, миновали пост ГАИ, и Гога увеличил скорость. Их машина легко обходила «Жигули», «Волги» и даже «мерседес» с дипломатическим номером.

– Движок с форсажем, – гордо заявил Васек. – Гога сделал.

– Мать, – заметила Александра, – у него масса достоинств. Водит машину, ремонтирует. Часть наших забот снимается сразу. Хорошо готовит, в этом мы уже убедились. Запасливый. Это я насчет шашлыка в маринаде.

– Это не все, – добавил Гога. – Еще я играю на гармошке, гитаре, балалайке, в преферанс, морской бой.

– Этого вполне достаточно, – успокоила Катерина. Она откинулась на сиденье, закрыла глаза. Ее везли за город, и ей ни о чем не надо было думать. Пожалуй, это впервые за последние годы.

У Зеленограда за ними пристроились еще два автомобиля. Свернули на проселочную дорогу. Машина запрыгала по колее, и Гога снизил скорость. Машины оставили на обочине, прошли через кустарник и оказались на поляне. Вокруг были клены с уже покрасневшей листвой. Зеленые ели выделялись среди красной и желтой листвы.

С Катериной и Александрой здоровались молодые мужчины, были среди них и сорокалетние в поношенных и застиранных брезентовых куртках, свитерах. Распределение обязанностей было, по-видимому, привычным. Один нанизывал шашлык на шампуры, другие подносили сухие сучья. Открывали банки с консервами, резали хлеб. Расстелили на траве скатерть, выставили вино и водку. Катерина присматривалась к мужчинам, а мужчины явно присматривались к ней. Александру увел собирать сучья молодой бородатый парень, и Катерина слышала ее смех за деревьями. Катерина пыталась помочь мужчинам, но ее не допустили. Было сказано:

– Не женское это дело.

Потом все уселись вокруг скатерти, самый старший по возрасту, судя по седине и лысине, объявил день рождения Гоги открытым и произнес первый тост. Катерина поняла, что все последние достижения Института электроники и вообще всей советской электроники стали возможными благодаря Гоге, и что он смело вступил в соревнование с американской электроникой.

– Гога, – шепнула Катерина сидящему рядом Гоге, – ты напрасно не сказал, что у тебя день рождения. Подарок за мной.

– Никакого дня рождения нет, – так же прошептал Гога. – Это показательные выступления. Я сказал ребятам, что приеду с женщиной, на которой собираюсь жениться. Обычно мы выезжаем без женщин, но когда кто-нибудь женится, то будущую супругу представляют.

– Чтобы потом ее никогда не брать? – пошутила Катерина.

– Да. Но она имеет право знать окружение, в котором проводит время ее муж. Я попросил ребят рассказать тебе о моих достоинствах.

– Да-да, у тебя ведь недостатков нет, как ты заявил в электричке.

– В общем, практически нет. Ты немного потерпи. Сейчас скажут еще несколько человек, а потом, как обычно, начнутся разговоры об интригах в институте.

– Я с удовольствием потерплю. С каждым тостом я все больше и больше тебя узнаю.

После каждого выпитого стаканчика количество заслуг Гоги увеличивалось. Один из кандидатов наук заявил, что он не защитил бы диссертацию, если бы не приборы, которые сконструировал Гога.

– А ты чем занимаешься-то? – поинтересовалась Катерина.

– Вообще-то я хороший слесарь, даже можно сказать, очень хороший, может быть, даже лучше меня нет.

– Ты больше не пей, – попросила Катерина.

Но Гога продолжал:

– Есть у меня, конечно, и кое-какие конструкторские способности.

– А что, успехи нашей электроники так значительны?

– Не настолько… – признался Гога. – Мы их, конечно, догоняем. Но пока мы догоняем, они же не сидят на месте. Бывает иногда, что почти догнали, а они снова ушли вперед.

– А догоним когда-нибудь?

– Вряд ли.

Он все больше и больше нравился Катерине. Родить бы от него сына, подумала она, хорошего бы, наверное, парня воспитал, многому бы научил. Гога, Гога, где же ты был все эти годы, ведь ходил же рядом, и, может быть, не раз в одной электричке ездили? Хотя бы лет на десять раньше встретиться, я бы тебе уже даже двух сыновей родила.

Гога положил надувной матрац, накрыл его пледом, и Катерина легла, вслушиваясь в разговоры. Они уже пошли о проблемах научно-исследовательского института. Конечно, были недовольны директором. Из обрывков она сложила биографию незнакомого ей директора. Когда-то был младшим научным сотрудником этого же института, потом секретарем парткома, защитил диссертацию, ушел в горком партии и оттуда уже вернулся директором института. Картина вполне обычная. От худших, но очень энергичных избавлялись, определяя их на партийную работу, через несколько лет эти худшие возвращались, но уже не работать, а руководить.