Анатолий Курчаткин - Звезда бегущая

Лида отодвинула от стола еще один стул и тоже села.

— Да. Именно. По порядку. — Нина Елизаровна волновалась и старалась взять себя в руки. — Значит, так… У нее украли джинсы. История, в общем, совершенно нелепая… Есть у нее подруга, Светка такая. Заманила в какой-то подъезд, у каких-то парней будто бы есть джинсы — обменяться. Ее, этой дурищи, джинсы забрали, а сама она ничего не получила, осталась там в этом подъезде в одних трусиках. И вот она в отместку заявилась к этой Светке, когда той не было дома, сказала ее матери, что Светка брала у нее джинсы, пошла копаться в ее вещах, своих джинсов, конечно, не нашла, но прихватила Светкины. Светка вернулась, мать ей, конечно, все рассказала, все выяснилось, и они побежали в милицию…

— Так, все ясно, — сказал Виктор Витальевич. — Все, вполне… Детали какие-нибудь существенные, ничего не упустила?

Лида глянула на мать — Нина Елизаровна в ответ на вопрос Виктора Витальевича пожала плечами: да вроде ничего не упустила.

— Тогда… в тот день, — с неуверенностью проговорила Лида, переводя взгляд на Виктора Витальевича, — когда ее с джинсами обманули, она в милицию попала…

Нина Елизаровна оборвала Лиду:

— Это не обязательно.

— Что-что? — подался к Лиде Виктор Витальевич. — В милицию? — И откинулся на спинку стула. — Нет, это обязательно!

Нина Елизаровна с досадой посмотрела на Лиду, укорила ее взглядом: что ты влезешь всегда!

— Да ну, глупость там… боже мой! — сказала она с неохотой. — Ну, осталась она в одних трусах, а надо же как-то домой… постучалась в квартиру, а те испугались, позвонили… Я ничего и не знала об этом. Вон, — кивнула она на Лиду, — с ней поделилась, а мне ни слова. Если б я знала, то ничего бы не случилось больше, не допустила бы!

— Что ты говоришь, как бы ты не допустила! — отозвалась Лида.

— В милицию ее забрали — не обязательно!.. — Весь вид Виктора Витальевича выражал возмущение. — Ничего себе — не обязательно! Позвала меня выручать и такое утаить хотела! Вот оно, вечное твое желание казаться лучше, чем ты есть.

По лицу Нины Елизаровны пробежала гримаса неприязни.

— Ой, ну не мелочись сейчас. А ты, как всегда, словно баба, мелочишься!

— Я же не знаю, что еще существенное вы от меня утаиваете! — В голосе Виктора Витальевича чувствовалась уязвленность. — Почему вообще нельзя было по телефону мне рассказать все это?

— Это не телефонный разговор! — с резкостью ответила Нина Елизаровна.

— Что тут нетелефонного?! Что? Ничего! Все та же вечная твоя игра в значительность. Речь о судьбе дочери, а она все играет! Рассказала бы мне по телефону — может, и сегодняшнего вызова уже не было бы. А теперь протокол имеется…

Нина Елизаровна прервала его.

— В конце концов, она точно такая же твоя дочь, как моя! И ты за нее так же в ответе! И нечего сейчас обсуждать меня. Сам хорош. Это ты меня бросил, не я. Это я тебе могу предъявлять счет, не ты!

Но в Викторе Витальевиче тоже кипело, чтобы он так вот сразу мог остановиться.

— Я никогда не отказывался от отцовства. И по счету платил, и сверх того тоже! А жить с тобой — уволь!

— Виктор Витальевич! Мама! — по-обычному моляще проговорила Лида, по очереди взглядывая на них. — Вы что? Зачем вы? Не все ли это равно теперь?

Нина Елизаровна скрепила себя. Но тяжело это давалось ей — вскинула глаза к потолку и принялась стучать костяшками пальцев по столу. Виктор Витальевич, в свою очередь, всем видом показывая изнеможение, встал из-за стола, подошел к окну. Окно темно блестело, отражая огни комнатной люстры под потолком, и видны в него были тоже лишь вечерние уличные огни: висящие в черной пустоте чужие освещенные окна, округлые шары фонарей у земли, движущиеся попарно фары машин…

— Там, Виктор Витальевич, — сказала Лида, выждав некоторое время, — когда ее в милицию забрали, еще такая деталь: она объяснение писала, и все там об этом случае с джинсами… и на Светку эту еще заявление отдельно…

Виктор Витальевич с живостью повернулся от окна.

— А! И заявление даже? Ну, тогда все много проще. Лишь бы его в корзину не бросили. А если оно сохранилось… А если и не сохранилось даже. Протокол о ее задержании точно есть… все мне ясно. Можно пробовать.

— Правда, можно? — с надеждой слабо выговорила Нина Елизаровна.

— Можно, можно. Только вот если бы ты мне все по телефону…

— Боже! — голос Нины Елизаровны мгновенно наполнился силой. — Только мне не хватало твои упреки выслушивать! Нам нужно дочь спасать!

— Виктор Витальевич! — упреждая его ответ, с мольбой посмотрела на него Лида.

И Виктор Витальевич, уже готовый заново сцепиться с Ниной Елизаровной, сдержал себя. Лишь демонстративно вздохнул, ступил от окна к книжному шкафу, провел пальцем по стеклу вдоль корешков книг.

— Знакомые книжечки! — в голосе его прорезались прежние насмешливо-снисходительные интонации.

— Это ты не мне, дочери оставил! — с остывающей резкостью ответила Нина Елизаровна.

— Безусловно, безусловно, — с поспешностью отозвался Виктор Васильевич. И перевел взгляд на ружье над диваном. — А это все висит.

— Ну а почему же ему не висеть?

— Понапрасну висит, вот что жалко. А я все-таки раз в год да выезжаю… — Он прошел от книжного шкафа к дивану и потянулся к медвежьей голове снять ружье. — Продала бы ты мне, в конце концов…

Нина Елизаровна остановила его:

— Не снимай! Заряжено.

Виктор Витальевич инстинктивно отдернул руки и тут же, застыдясь своего испуга, засмеялся.

— Это ты кому, мне говоришь — заряжено? Да что я, не знаю, как оно заряжено? Никогда оно не было заряжено.

— Все равно. Если даже и нет. Это память. Это тебе известно. И оно не продается.

— Жаль… жаль… — Виктор Витальевич достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку, шариковую ручку иностранного производства и вновь подсел к столу, — Так, — раскрывая книжку, сказал он, — давайте мне фамилию следователя, отделение милиции…

Нина Елизаровна продиктовала ему все, что он просил, Виктор Витальевич записал, спрятал записную книжку с ручкой обратно в карман и встал.

— Все, этого хватит пока.

— Но, действительно, ситуация не крайняя? — Нина Елизаровна смотрела на него с надеждой и враждебностью.

— Пожалуй, нет. — Виктор Витальевич был уже не здесь, он был там, в другой своей, неизвестной никому в этом доме жизни, душой был там, нутром, и стремился скорее соединить душу с телом. — Но что заранее говорить. Может быть, какие-то нюансы вскроются… До свидания, Лидочка, — поклонился он Лиде.

Лида поднялась со своего места.

— До свидания, Виктор Витальевич. Спасибо.

— За что спасибо. Она ведь и в самом деле моя дочь. — Виктор Витальевич двинулся в прихожую и, выходя из комнаты, крикнул: — Аня!