Николай Кузьмин - Соседи

Вадим Сергеевич, потянувшись за компотом, промолчал.

— Слушай, старик, мне предлагают здесь изумительный свитер. Французский! Но дорого, черт… А пока смотри, чем я разжился. Правда, здорово? — Он достал шариковую ручку с игривым изображением женщины и стал поворачивать ее так и эдак, отчего женщина на рисунке одевалась и раздевалась. — Были карты еще… тоже, знаешь, такие… с картинками. Перехватили! Можно зажигалку достать. Хочешь? Очень оригинальную.

Допивая компот, Вадим Сергеевич насмешливо посмотрел на него поверх стакана.

— Это Купец… или, как ты его называешь, Голиаф твой благодетельствует?

Журналист смутился:

— Какая тебе, слушай, разница?.. Так не хочешь? А я свитер все-таки возьму. Черт с ней, с дороговизной!

Солнце уже поднялось, когда они вышли из столовой. Со склона, сверху, слышался ровный машинный шум — это работал подъемник канатной дороги. По склону, далеко вверху, часто скатывались разноцветные фигурки лыжников. Многие только поднимались, все в яркой униформе — куртках и рейтузах, плотно обтянувших тела.

Застывшая ночью грязь уже отходила, и ноги оскальзывались на кочках. Однако выше, сразу за домиками, лежал схваченный морозом снег, плотный, как асфальт. От домиков базы до канатной дороги, все время в гору, тянулась сильно ухоженная тропа. По неопытности журналист взял слишком быстрый темп, но Вадим Сергеевич остановил его, и они пошли медленно, один за другим, приноравливаясь к шагу лыжников. Все, кто поднимался, несли с собой увязанные ремнями лыжи. Вспыхивали искорки на отточенных металлических гранях. Лыжники тащились по тропе, монотонно переставляя ноги, обутые в неуклюжие массивные ботинки.

Начиная задыхаться, журналист сошел с тропы и остановился.

— Послушай, старик… это они вот здесь и развивают… свою дикую скорость?

Приподняв темные очки, Вадим Сергеевич огляделся.

— Нет, здесь километров под восемьдесят. Самое страшное выше. Во-он — отсюда плохо видно — «Верблюд». Видишь бугор? Но и это еще не самое… По сегодняшнему фирну опасно на Смычке. Особенно в «Трубе». Во-он, видишь, поворот и сразу вниз? Крутой раскат, почти обрыв? Вот там несет. Этот кусок как на Стратофане. Его все боятся.

— Любопытно… — Журналист из-под ладошки рассматривал склон. — Ты мне потом все это повтори. «Верблюд», «Труба»… Это что, условные названия?

— Домашние.

— Как бы мне хотелось хоть разочек, а? Представляю себе! Я же никогда подобными геройствами… Не бегал, не плавал. Даже не подрался ни разу! Представляешь? «Рожденный ползать летать не может»… Ах, черт возьми, как это, должно быть, захватывает!

Они посторонились и замолкли, пропуская мимо себя вчерашнего парнишку с Мариной. Затянутый в черные рейтузы с оранжевыми лампасами, парнишка нес тяжелые лыжи и ступал с отрешенным видом. В мыслях он был уже на трассе, бесконечно рассчитывая самый оптимальный вариант спуска по сегодняшней погоде. Марина налегке шла следом за ним в своих кокетливых изящных брючках, в просторной светлой куртке. Волосы ее были забраны под шапочку, лицо наполовину скрыто под очками. Близко взглянув на нее, журналист разглядел ровный и сильный загар на щеках и на шее.

Вадим Сергеевич молча поклонился ей, она придержала шаг.

— Что же вы? Идемте.

Он кивком головы показал на своего спутника и с улыбкой развел руками. Марина остановилась и взглянула на отдыхающего журналиста.

— А Сергей? — спросил Вадим Сергеевич. — Уже наверху?

— Давно.

— Как он? Спал?

— Притворялся, что спал. Но я-то знаю… А трасса сегодня… — она посмотрела на замерзший плотный склон. — Лететь будут, как камни.

— Ему не скоро. К его номеру отпустит.

— Посмотрим. — Она вздохнула и пошла дальше.

— О чем это вы, а? — немедленно придвинулся журналист. — Что-нибудь такое?..

За время разговора он извелся от любопытства.

— Так. Пустяки. — Вадим Сергеевич отвернулся и продолжал подъем.

На тропе не прекращалось безмолвное мерное шествие навьюченных лыжами людей. Никто не торопился, никто не разговаривал. Молчаливые, в пестрых тесных одеждах, с запрятанными под очки лицами, лыжники напоминали обитателей какой-то иной планеты, не знающих здешнего языка.

Где-то на полпути журналист снова остановился и посмотрел вниз. Домики базы становились все меньше. У журналиста не было очков, и солнце беспощадно резало глаза. Похмелье сказывалось сердцебиением и омерзительным вкусом во рту, — собираясь в горы, он забыл зубную щетку.

Обгоняя молчаливых лыжников, сбоку тропы размашисто шагал плечистый Купец. Он легко нес лыжи с палками на одном плече. Поравнявшись с журналистом, он сдвинул очки на лоб и дружески помахал перчатками.

— Опаздываете… Здравствуйте, Вадим Сергеевич. Не узнаете?

— Привет, — обронил хирург, едва взглянув, и в такт шагу продолжал равномерно покачивать плечами.

Купец, круша ботинками подстывший комковатый снег, ушел вперед.

— Ты разве знаком с ним? — удивился журналист.

— Немного.

— Но так неприветливо!

— Не люблю молодца, — сберегая дыхание, скупо ответил Вадим Сергеевич.

Неожиданно журналист замотал головой и стал жадно хватать воздух раскрытым ртом. Он успел тронуть спутника за плечо. Вадим Сергеевич терпеливо остановился.

— Ты зря много разговариваешь, — с упреком сказал он. — Мы же на большой высоте.

Минуты две журналист стоял с испуганными глазами. Позади них уже никого не было.

— Сейчас это пройдет, — сказал Вадим Сергеевич.

Он посмотрел наверх. До подъемника оставалось совсем немного.

Журналист наконец отдышался и боязливо ощупал грудную клетку.

— Черт возьми, все-таки не мешало бы придумать какой-нибудь транспорт. Так и до инфаркта недалеко.

— На будущий год начинается большое строительство. Подъемники прямо от порога отеля. Несколько линий канатной дороги. Даже бассейны.

— Заманчиво, — улыбнулся журналист. — Современный курорт?.. Но ты заметил, старик, как поднимался этот… Голиаф? Вот сердце, надо полагать! Да и вообще… — он показал размер плеч и груди.

— Сейчас увидишь его на спуске, — насмешливо проговорил Вадим Сергеевич.

— А что такое? Трус?

— Пошляк. В каждом деле есть свои пошляки. Этот — в спорте. Ну, тронулись?

— Подожди. Я не совсем понимаю. Ты хочешь сказать, что он не рвется в чемпионы?

— А зачем ему рваться? Ведь чемпионом можно стать, а можно и сломаться. Причем шансов сломаться в сто раз больше. Так он уж лучше так, середнячком. Тренеры охотно берут его в сборную. Железный кадр для зачетных очков — никогда не упадет. Отсюда и поездки за рубеж и все прочее.

— Ну что ж, старик, не каждому же быть чемпионом. Сам же говорил, медаль одна, а претендентов — вон их сколько!