Дмитрий Сергеев - Позади фронта [= Полевая жена]

— Но хоть у нас и не тяжелая служба и смерть вроде бы обошла, а посмотришь как бедствуют вокруг — все равно тошно. Скорее бы уж добить гада. Может и поумнеют люди после этой войны — не затеют новой. А вдруг да и позабудут все? Опять захотят, — одним голосом долдонил пожилой солдат и все скручивал длинную свою обмотку.

Копылов встал. Оба солдата посмотрели на него.

— Почему нашей полуторки долго нет? — спросил он. — Так далеко до карьера?

— Далеко-то не скажешь, — ответил тот, что сидел у стены. — Да подъемы там — только на хороших баллонах вытянуть можно. Ну, да вы не беспокойтесь. Наши ребята черта вытартают. Не впервой.

— Тогда вот что, — надумал Федор. — Скажите шоферу: я пошел в госпиталь товарища навестить. Он знает.

Копылов долго барабанил в дверь. Никто не подходил открыть ему.

— Чего шумишь? — Позади Копылова стоял человек-тумба в дохе, держа винтовку под мышкой.

— Ты кто? — спросил Федор.

— Не видишь? Караульный.

— Позови кого-нибудь. Мне раненого навестить.

— Нашел время. Небось заполночь. Да и не допускается это — не больница, чтобы свидания устраивать.

— Брат у меня здесь лежит, — соврал Копылов.

— Брат, — задумался человек в дохе. — Попытай с заднего хода. Может, там и услышат. А здесь не достучишься: коридор тут, а за ним стена чуть не в два метра.

Федор обошел вокруг здания, торкаясь во все двери. Одна из них оказалась незапертой. Он очутился в глухом закутке; посветил и увидел вторую дверь, к ней вели несколько ступенек. Федор постучал и сразу услышал за дверью шаги. Кто-то откинул крючок. Перед ним стояла женщина в белом халате. Лица ее он не мог видеть: керосиновая лампа висела у стены позади нее.

— Кто?.. Вы зачем? — спросила она, отступая.

— Мне дежурную сестру.

— Я дежурная.

— Брат у меня здесь, — Копылов решил держаться своей выдумки, так было надежней. — Сегодня его привезли — старший лейтенант Никитин.

— Как же быть? — растерялась сестра. — Не могу я. Надо врача вызвать.

— Я только на минуту, как он. Никто и знать не будет, — убеждал Копылов с горячностью. Теперь ему и самому казалось, что добиться свидания совершенно необходимо. Сестра, когда он рассмотрел ее при свете, оказалась большеглазой девушкой лет двадцати. Она готова была с радостью помочь Копылову и даже растрогалась, что примет участие во встрече братьев, но боялась ответственности. Все же Копылов убедил ее.

Она дала Федору халат, он еле влез в него. Поднялись на второй этаж. Вдоль коридора в нишах подоконников мигали огоньки стеариновых плошек. Проход был узким: у стены стояли койки, занятые ранеными. Пахло йодом и гноем. У двери в палату сестра остановилась.

— Вначале я одна зайду.

Она пробыла недолго.

— Самая дальняя койка в правом углу, — сообщила она, вернувшись, — он не спит. Только вы тихонько, — убедительно попросила она, — не разбудите никого и недолго.

— Всего две минуты, — заверил Копылов.

Молодая сестра благословила его восторженным взглядом; в ее глазах от умиления заблестели слезы. Ему даже неловко стало за обман.

Никитин, приподнявшись на одном локте, ждал медленно подходившего Копылова: пробраться между тесно наставленными койками было не так-то легко. Он, видимо, не мог узнать, кто пришел. У него были лихорадочно возбуждены глаза.

— Здравствуй, Никитин, — сказал Федор, подойдя к койке.

— А, это ты, — разочарованно произнес тот, опуская голову. Она глубоко вдавилась в подушку.

Никитин глядел на потолок и казалось вовсе не интересовался Федором.

— Сильно болит? — по-глупому спросил Копылов.

Никитин перевел на него взгляд. У него было такое выражение, будто он не слышит и хочет по движению губ разгадать, что говорит Копылов.

— Здорово болит? — повторил Копылов.

— А-а, — удивился Никитин вопросу. — Нет… Кажется, не болит. Ты зачем тут? — без интересу спросил он. — Сестра сказала: брат. Думаю, кто бы? Нет у меня братьев.

— Ну, ты того… выздоравливай. Да назад. Если чего надо, сообщи — все можно сделать: или сам приеду, или через кого нужно пошлю, — бормотал Копылов, сознавая, что говорит ерунду, что Никитину нет уже дела ни до него, ни до всего БАО. А он-то еще шел к нему, чтобы поделиться своими огорчениями, хотел рассказать, как признался Шурочке в любви, как она разыграла его и потом уехала на попутной машине.

Никитин подал руку и вяло пожал Копылову пальцы. Когда Федор оглянулся, бывший начальник отдела ГСМ смотрел в одну точку. На его лице была полная отрешенность, словно он вовсе и не замечал голых, давно не беленных стен с разводами сырости, а видел что-то другое, свое.

Подъезжая к штабу, Копылов издали разглядел на ступеньках крыльца женщину, закутанную в армейскую плащ-накидку, и подумал, что это Шурочка дожидается его. Сильно застучало сердце.

Женщина поднялась навстречу.

— Почему так долго? — услыхал Федор голос Катерины.

Он вылез на подножку и вытянул из кузова Шурочкин полушубок.

Несколько раз хлопнул им о борт, вытрясая из меха набившийся гравий.

— Ты зачем здесь? Спала бы в тепле. Охота сидеть на ветру!

Он спрыгнул на землю и мимо Катерины вбежал на крыльцо. Дежурный по штабу поднялся навстречу. Федор бросил полушубок в угол.

— Завтра передашь в санчасть Синькову или Чабанец, — сказал он.

Катерина едва поспевала за ним. До их квартиры было недалеко.

— С Тосей запозднились, картошку чистили. Рассказывают, от нас в двадцати километрах полуторка подорвалась. Свернули на проселок, а там — мины. Никто не знает, чья машина. Я бы все равно не заснула, — объясняла Катерина, с трудом выговаривая слова против ветра.

Копылов сбавил шаг, дал ей возможность идти рядом. Распахнул свою шинель и накрыл Катерину полой.

— Очумел. Зачем ты? Такой ветер! — воскликнула она, но сама прижалась к нему.

Последний поворот перед деревней Вальдхаузен. Свет автомобильных фар скользнул по фанерной стрелке-указателю «Хоз. Гилитюк — 4 км» и застрочил по яблоням. Тени стволов слетали под откос дорожной насыпи.

Ни Копылов, ни Багнюк не расслышали выстрелов. Щелкнуло лопнувшее стекло — можно было подумать, что в смотровое окошко тюкнулись ослепленные фарами ночные жуки — две пробоины пришлись как раз на середину стекла.

Багнюк погасил свет и надавил тормоз. Полуторка протащилась еще немного на застопоренных колесах. Оба одновременно вывалились из кабины.

Солдаты маскировочного отделения повыпрыгивали через борт, залегли в кювете. Старшина Брызгалов, начальник маскслужбы БАО, ткнулся носом в суглинок рядом с Копыловым. Сухой треск автоматной очереди раздавался почти рядом. Пули бились в землю, стучали по веткам в кустах. В темноте автоматчик уже не видел цели и стрелял наугад.