Лазарь Карелин - Что за стенами? [сборник]

— Может, зайдете? — сказала она и протянула руку к своему дому, приглашая и прося этим движением. — Всеволод, зайдешь? — Для него она рукой не повела, опустила руку. — Тимка, милости прошу. — Она пошла к калитке, потянув поводок, и Тимка как-то боком, боком затрусил у ее ног, оглядываясь на хозяина.

— Зайдем, пожалуй, — сказал Всеволод Андреевич Сергею. — Взглянем, что у нее там с машиной. — Голос у него был тусклым, да и шагнул он к калитке нехотя.

— Зайдем, — кивнул Сергей, глядя, как идет эта стройная, молодая женщина, независимо шагая в пестреньких своих брючках, плотоядно впившихся в ее бедра, как семенит рядом с ней Тимка, все оглядываясь, будто деля себя надвое, и как вышагивает с отрешенным видом Всеволод Андреевич.

От калитки открылся почти такой же дом, что у Всеволода Андреевича и его тетушки. Не очень большой, не очень нарядный, выстроенный без затей. Вот только окна в нем были прорезаны большие, нынешние. И такие же удивительные розы жили на клумбах. Но японского деревца, цветшего всей кроной как одним цветком, тут не было. А за домом зеленела просто лужайка в обрамлении нескольких древних, почти черных берез. У Всеволода Андреевича за домом тянулись рядами старые, раскидистые яблони.

— Где вам больше нравится? — оглянулся Всеволод Андреевич. — У нас или здесь?

Спрашивалось о простом, но вопрос был не прост. Сергей понял: на чью-то сторону ему предложено было встать, чью-то линию тянуть. А какой он судья, ну какой?!

— Не пойму! — вслух подумал он.

— Ну, ну, не понимайте, — легко отступился от него Всеволод Андреевич и вдруг напрягся, остановился, увидев грузную, седую женщину, шедшую им навстречу. Она была слишком стара, чтобы быть матерью Ирины, но поразительным было их сходство, молодой и старой, то сходство, когда в молодом узнаешь былое, а в старом провидишь будущее.

— Всеволод Андреевич?.. — Старая женщина, разглядев, кто был перед ней, тоже остановилась. — Это как же понять?

— Бабушка! — издали крикнула Ирина. Она далеко отошла, а теперь возвращалась. — А я тебя ищу.

— Это как же понять? — обернулась к ней женщина.

— Очень просто, все очень просто. — Ирина подошла, встала со своей бабушкой рядом, плечом нашла ее плечо. — Ну, встретились, ну, позвала в дом. Соседи как-никак.

— Как-никак… Объяснила! Что ж, здравствуйте, сосед.

— Здравствуйте, Евгения Павловна.

— А ты, Тима, что молчишь, что хвост поджал? Неловко тебе? Еще бы! У собак ведь совесть есть. А совесть не раздваивается.

— Ты так говоришь, бабушка, будто нас кто-то обидел, а мы гордые, и мы обид не прощаем. Пойми, просто все изжило себя, наш брак изжил себя, а теперь — и наша ссора себя изжила, остыла. Вот и все.

— Поняла, поняла.

Две похожих женщины, кровно похожих, стояли рядом, и было больно смотреть в их лица, — в будущее одной и в прошлое другой.

— А это кто? — спросила Евгения Павловна, кивнув на зажмурившегося Сергея.

— Мой новый знакомый, — сказала Ирина.

— В Москве мы почти соседи, — сказал Всеволод Андреевич.

— Я попросила Сергея посмотреть машину, — сказала Ирина. — Что-то там в моторе происходит.

— Занятно, наш Тимка сразу же принял Сергея, как своего, — сказал Всеволод Андреевич.

— Так, так, — покивала им Евгения Павловна. — Ничего не поняла. Что ж… — Она поглядела на Сергея, я чуть потеплели ее глаза, принимая его, разбиралась эта старая женщина в людях. — Что ж, и я поведу себя, как Тимка. Милости прошу, Сергей… А по батюшке как?

— Да просто Сергей.

— Просто, просто. Все-то у нас просто. Тимка, разожмись! Ну что ты, право?

Евгения Павловна повернулась и пошла к дому, грузно ступая, но и гордо ступая. В ее осанке гордость жила, побеждая рыхлость и слабость тела, ватную непослушность ног.

И все смотрели, как она шла, и не двигались с места, будто выжидая должную дистанцию. Первым Тимка двинулся в путь. Разжался наконец. Нет, он не повеселел и не замелькал хвостом, но как-то все же освоился и затрусил следом за хозяйкой дома, принюхиваясь и вспоминая. Двинулся и Всеволод Андреевич. Не стоять же столбом. И он тоже вспоминал и чуть что не принюхивался. Было и ему что вспомнить на этих дорожках.

— Правда, похожи? — мелькнув улыбкой, спросила Ирина у Сергея.

— Вспоминают, — кивнул Сергей.

— Одному, может, и кстати вспомнить, но другому…

— А вот кто похож, так это вы с Евгенией Павловной, — сказал Сергей.

— Буду такой же?

— Она была такой же.

— Что вы, куда мне до нее. Я еще помню, какой она была. Властительница. А я, что я, — дамочка в брючках. Брошенная жена.

— Ведь изжило же, остыло.

— Слова! Не хочется перед вами притворяться. Слова!

Они все еще стояли на месте, и Тимка остановился, оглянулся, взлаял коротко, зовя свою бывшую хозяйку, требуя от нее, чтобы не обрывала ниточку, вдруг вот снова протянувшуюся между ней и хозяином.

— Иду, иду. А кстати, почему это мне не хочется перед вами притворяться? Как думаете?

— Незачем.

— Это — ответ?

— Конечно.

— Незачем… Какое слово печальное. Прощальное.

— Разве? — не понял и улыбнулся Сергей. И вдруг восхитился: — Нравится мне ваш Тимка! Смышленый пес.

— Теперь не мой. При разделе имущества отошел к Всеволоду.

— Сам выбрал или за него решали?

— Обстоятельства решали. Бабушка стара, а я часто уезжаю.

— Что за работа у вас, если не секрет?

— Устраиваю передвижные выставки. Искусствовед, как принято говорить.

— Интересная работа.

— Издали все интересно.

— И вблизи интересная. Но нужно призвание. Ваше это дело?

— Вроде бы. Местами. — Ирина повела рукой, будто что нашаривая в воздухе. — Много глупости, много болтовни в этом деле. Заказенено многое, облеплено словами.

— Верно, верно.

— Ну, вам виднее. Со стороны-то, — она усмехнулась. — Со стороны всегда виднее.

Сергей покивал ей, соглашаясь:

— Верно, верно.

— Что — верно? — Она вдруг рассердилась, колко глянула. — Вранье это, что со стороны виднее! Чепуха! Самому, самому надо носом во все тыкаться, чтобы понять!

Сергей покивал ей, соглашаясь:

— Верно, верно.

— Вы так и будете все время мне кивать да поддакивать?

— Ну раз правильно говорите.

— Так я же не соглашаюсь с вами.

— Не со мной, с собой. А со мной вам незачем спорить.

— Незачем! Прилепились к словечку! Ну что вы за человек? Откуда такой взялись? Я будто сто лет с вами знакома. И вот, даже покрикиваю на вас. Кто вы? Отчего вы так вырядились жалко? Притворство? Бедность? Плевать на все? Ох господи, учинила допрос! Молчите! Вы не должны мне отвечать! Просто мне худо, худо! Понимаете?

— Ага.

— И вам, наверное, не сладко?

— Живу.

— Поняла! Нашла! Вот оно слово, которое все примиряет! Живу! Вот оно — это слово!