Алексей Югов - На большой реке

— Да ты погоди стыдить отца, ты погоди. Выслушай меня!..

— Выслушала: «Учись, доченька. А выучишься, приезжай на теплоходе посмотреть, как родную твою ГЭС без тебя построили!»

— Но ведь не последнюю же ГЭС строим!

— А я на своей хочу поработать. Это родная моя ГЭС. Мне стыдно отсюда в такие дни в Ленинград... эвакуироваться!

— Что ты будешь делать! — И Бороздин развел руками.

Светлане показалось, что он сдается, и она заторопилась закрепить победу.

— Пройду трехмесячные курсы отливщиков-водопонизителей. Поработаю год. А потом разве меня не примут в институт?

Тут раздался спокойный голос Сатановского:

— Справка. У нас здесь этой осенью свой институт открывается, вечерний филиал областного. Без отрыва от производства.

Светлана так и взметнулась.

— Ну вот! — воскликнула она.

Наталья Васильевна сидела подавленная. Рощину стало жаль ее.

Он решил вмешаться.

— Вот что, Светлана Бороздина, я властью начальника строительства завтра же дам распоряжение начальнику отдела кадров: от Бороздиной Светланы заявления не принимать, — произнес он полушутя-полусерьезно.

— Почему? — запальчиво спросила Светлана.

— А потому, что в данном случае это можно рассматривать как дезертирство от науки.

Этого нападения Светлана уж никак не ожидала. И вместо того чтобы возразить Рощину, она вскочила и выкрикнула:

— Так вот вы какие! Когда до своих деток дойдет, так нет, как же можно — она у меня в институт... пускай чьи-то чужие дети на стройках поработают! Эх, вы!

И с этими словами сквозь слезы она вскочила изза стола и убежала в свою комнату, захлопнув дверь.

Долго длилось молчание.

Наташка захныкала:

— Жалко Светланочку-у!

— Вот что, мать, — сказал Бороздин. — Пожалуй, зря мы эту бучу подняли... Вот Ананий Савелыч правильно говорит: у нас филиал строительного института открывается. Окончит твоя Светлана и будет инженером.

— Молчи уж! — сердито сказала ему Наталья Васильевна.

Тут снова помог Сатановский.

— Наталья Васильевна! — задушевным голосом сказал он. — Конечно, Ленинград не Староскольск, я понимаю... Но зато она у вас на глазах будет, ни на один день не расстанетесь. Ведь это тоже счастье, о котором многие матери мечтают: чтобы дети учились, не отрываясь от дома!

— Еще бы!.. — вырвалось у Натальи Васильевны. — Я как подумаю, что чуть не целый год без нее буду, так...

И вдруг поняла, что этими словами она сама же идет против себя, и смолкла.

Тут снова заговорил Максим Петрович.

— Вот что, мать, — ласково и увещательно сказал он. — Верно: ведь не думали мы о здешнем-то филиале... Ну, если бы она на медицинский хотела, на исторический, тогда другое дело: выхода нет, как только посылать в Ленинград. А то гидротехнический же ей нужен. Практика-то какая! Учится ГЭС строить и сама на стройке ГЭС работает!

— А состав преподавателей, — подтвердил Рощин, — цвет: лучшие гидростроители, лучшие гидрологи.

— А главное, у тебя под крылышком!.. — снова вставил Бороздин.

Она рассмеялась и погрозила ему пальцем.

— Наташенька! — сказала она. — Пойди за Светланочкой. Скажи, что все ее ждут... А то гости обидятся...

Наташка живо исчезла за дверью. Слышно было, как из слова в слово она точно передавала старшей сестре все, что велели.

В ответ глухо — из-под подушки, должно быть, — донеслось сердитое мычание Светланы: «Не пойду я!..»

— Эх! — крякнул Бороздин. — Не надо бы девочке праздник портить!.. — Он жалобно посмотрел на жену.

— Уж этот мне папа Бороздин! — сказала она, вздохнув, но уже по-веселому, и сама пошла за Светланкой...

Скоро обе вышли к гостям.

Леонид Иванович Рощин захлопал в ладоши. Все обратились к нему.

— Внимание, товарищи! — сказал он. — Бала без танцев не бывает!

— Правильно! — подхватили весело и гости и хозяева.

— Это моя претензия к дорогой хозяйке, — продолжал он, обратясь к Светланке. — Я прошу ее честью первого танца удостоить меня... Надеюсь, желание завтрашнего начальства будет уважено.

— Ишь ты! — рассмеялся Бороздин. — Уже спешит использовать служебное положение!

Включили приемник, послышалось: «...что недавно Трумэн потребовал от западных стран, угрожая...»

Светлана, обозлясь, выдернула вилку:

— Ох, уж мне этот Трумэн! Давайте лучше под патефон!

И вдруг вспомнила, что у патефона ослабела пружина. Светланка стояла в растерянности, не зная, что делать.

И в это время раздались уверенные, ясные звуки вальса. Это играл севший украдкой от Светланы за пианино Сатановский. Довольная, что ее выручили, она вслушивалась. Это был старинный, плавный вальс.

К Светлане подошел Рощин. Щелкнул каблуками.

— Жалко, Светланочка, что шпор на мне нет с малиновым звоном! — сказал он, улыбаясь.

Но едва только девушка встала и легким движением опустила на его плечо еще отрочески худую руку, высоко обнаженную бальным платьем, как сразу же улыбка сбежала с его лица. Оно стало строгим.

Выждав такт, он властно и в то же время бережно, мягко ввел ее в широкое, плавное кружение вальса.

Когда она шепнула Рощину: «Хватит!» — и он подвел ее к стулу, она остановила на нем лучащийся взгляд своих больших глаз и признательным шепотом сказала:

— Как хорошо вы танцуете! — И, помолчав, добавила вдруг в порыве искренности: — Целый год не буду ни с кем больше танцевать вальс. Пускай это будет память мне о моем вечере!

Мгновение Рощин не мог найти ответа. Он молча склонил голову.

Вскоре он решительно засобирался уходить, взял фуражку и стал прощаться.

— Я ведь на минутку к вам шел, поздравить Светланку, а вот разнежился, размяк. Черт знает что! А у меня на котловане худо! Сейчас же еду на правый. Прощай.

— Ну, так я тебя провожу, — сказал Бороздин, и они вышли.

Глухая, душная тьма. Пески улицы еще не остыли. Бороздин посмотрел на звезды.

— Эх! — сказал он. — Хоть бы дождичек! А то парит, и нет ничего. Колоса не будет. Вот беда-то!

Рощин ворчливо рассмеялся.

— Ну, нет, Максим. Ты земледелец, а я гидростроитель: у нас к Илье-пророку претензии совсем разные. Мне если один хороший дождичек, то хоть в петлю лезь. Глины поползут: у меня в котловане весь транспорт забуксует. Экскаваторы станут. Меня одни грунтовые воды так подперли, что просто беда!..

Когда Бороздин вернулся в комнаты, там царило веселье. Поймали танцевальную музыку. Хохотали немало, когда Сатановский, показывая, как танцуют румбу, принялся вывихивать голени то вправо, то влево, сопровождая это лихим и четким притопыванием синкопы.

Тут послышались звуки медленного вальса, Сатановский прервал свои объяснения и подошел к Светлане, приглашая ее.