Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

Слова Курмана прозвучали громко и разнеслись далеко, как удары топора о дерево в морозный день. Раздались аплодисменты. Кто-то из сидевших впереди тяжело вздохнул.

Предложение Курмана о наказании родителей принято не было, ему и другим комсомольцам поручили привлечь к учебе всех стариков, старух, девушек и келин, провести разъяснительную работу и добиться посещения ими ликбеза. Но Курман не сдавался и отчаянно спорил с Сапарбаем и Осмоном.

— Если хотите, не включайте мои предложения в свой протокол. Я сам знаю, что делать.

— Нет, ты подчинишься большинству, — настаивал Сапарбай.

— Большинству я подчиняюсь только на собрании.

— У нас есть порядок.

— Если мы все время будем твердить «порядок, порядок» и не принимать мер, наши враги свяжут нас без веревки.

— Ой, чудак, ты избивать, что ли, будешь тех, кто не понимает значения учебы?

— Нет такого закона, чтобы избивать людей, говорить с ними надо, разъяснять.

— Ладно, пусть провинившиеся старухи не теребят шерсть. А кто мне запретит бороться против религии? — не унимался Курман.

— Нечего заставлять стариков плевать в небо и проклинать бога! — ответил Сапарбай.

— От меня так просто не отделаешься! Кто будет сопротивляться, заставлю проклинать бога, — упрямо твердил Курман.

— Тогда ты будешь леваком, — сказал Осмон.

Курман удивился:

— Ой, друг, что твой «левак» означает?

Осмон и сам хорошенько не понимал смысла этого слова, но все же ответил:

— Кто тянет дело не в ту сторону, тот левак!

— Если ты называешь меня леваком за то, что я хочу заставить стариков ругать бога, я согласен. Называй как хочешь! Бог выжил из ума. Если бы он имел разум, разве разделил бы своих рабов на два стана и заставил бы враждовать? — бранился Курман.

Собрание кончилось.

Прежде чем уйти, Саадат, оставшись наедине с Курманом, вновь заговорил о своей любви:

— Я думаю только об Айне. Делай что хочешь, но добейся, чтобы Айна приходила в Красную юрту. Тогда мы с ней сможем видеться, говорить. Заставляй ее мать теребить шерсть или жать — дело твое, пока она не теща мне. Пусть только разрешит Айне ходить в Красную юрту.

— Найдем что сделать, — успокоил Курман друга.

— Ничего не бойся.

— А чего мне бояться, — храбрился Курман, — разве преступление — ликвидировать неграмотность девушек!

— Если старуха не захочет слушаться, покажи ей, как говорят, голову змеи из рукава — припугни.

Подъезжая к аилу эшимовского рода, Курман вспомнил об этом разговоре с Саадатом и сказал двум сопровождавшим его комсомольцам:

— Мы должны включить в список Айну. Если ее родные будут возражать, стойте на своем.

— Мы и спрашивать их не будем, — ответил один из комсомольцев. — Включим Айну в список, и все.

— Не в этом дело, — уже тише произнес Курман. — Айна ведь просватана. Родичи ее жениха очень влиятельные люди. Его старший брат — Батырбек, здесь нет сейчас человека богаче. Слово и плетка его имеют большую силу. Если даже обратиться к закону, и тут победит Батырбек. Его близкий родственник Бакас работает начальником окружной милиции. С ним шутить опасно.

Курман замолчал. Шея его серо-пегого коня начала покрываться потом и обдавала теплом лицо всадника.

Колючие головки высокого репейника били Курмана по ногам. В другое время он стал бы сбивать их плетью, но сейчас Курману было не до этого.

— Дядья Айны кичатся своими новыми богатыми родственниками, — снова заговорил Курман. — Они стали отказываться даже от уплаты налогов… Держитесь, если они скажут, что у Айны есть жених. Нам надо заявить, что общее собрание приняло решение: «Ни одну девушку, даже засватанную, не выдавать замуж, пока не окончит пять классов». А еще добавим, что сам Ленин сказал, чтобы дочери угнетенных в прошлом киргизов обязательно учились. Ничего, — храбрился Курман, — если у них сила, то правда на нашей стороне.

Всадники подъехали к аилу.

— Мы с Карабашем спешимся и зайдем в юрту, а ты не слезай с коня, жди нас, — приказал Курман одному из сопровождающих.

— Ладно, — согласился парень.

— Поводья держи покрепче и натягивай, — пусть конь под тобой пляшет. Он у тебя подкованный?

— Если они вздумают спорить с нами, — сказал комсомолец, — я на своем жеребце разнесу юрту.

Курман засмеялся:

— Смотри, чтоб нам самим по шее не дали.

Дядя Айны Касеин пил кумыс, сидя на кошме против входа в юрту.

Он встретил Курмана неприветливо:

— Эй, короткошубый, что это ты скачешь, не давая покоя собакам? Где ты стыд и совесть оставил?

Курман притворно засмеялся:

— А чего нам стыдиться, Касыке? Мы не воры.

— Дела, которыми вы занимаетесь, хуже воровства.

— Например?

— Бога поносите, плюете на него. Вы с каждым днем становитесь все хуже. Разве сами не замечаете этого?

— Замечаем, — ответил Курман, смеясь. — Да только мы с каждым днем становимся не хуже, а лучше. Вот, к примеру, открыли Красную юрту, получаем новые газеты, комсомольские собрания проводим, принимаем решения.

— Вот-вот! — злорадствовал Касеин. — Я и говорю, что все вы возитесь с бумажками. Надо пасти скот, а вы сидите в этой своей несчастной пустой юрте.

— Она не несчастная и не пустая, а Красная юрта!

— Чтоб ей сгореть, — не унимался Касеин. — Прежде на островке между двумя реками оставляли прокаженных. Ваша юрта напоминает мне тот островок.

— Красная юрта не пустынный остров, там идет учеба, — не сдавался Курман. — У людей открываются глаза на мир. Молодежь приняла решение, чтоб все учились. Велите жене и сестре ходить в ликбез. Сами тоже будете ходить!

— Что?! — возмутился Касеин, наседая на Курмана. — Ты знаешь, в чьей юрте находишься?

— Эшима! — смело ответил Курман. — Мы требуем, чтобы сирота Айна пошла учиться.

Широкое лицо Касеина побагровело, ноздри сузились.

— Оборванец! В нашей юрте нет сирот.

— Нет сирот, есть засватанная девушка Айна.

Комсомолец, которого Курман оставил около юрты, видимо, решил напугать Касеина. Он дернул поводья и каблуками ударил коня. Лошадь встала на дыбы, подалась назад вплотную к юрте.

— Кто там у них? Они еще развалят юрту! — возмутилась хозяйка.

— Айна — моя родственница, — продолжал Касеин, — и вам нет дела до нее. Я сам знаю, учить ее или нет.

— Мы тоже знаем, — сказал комсомолец. — Девушек своего аила мы будем учить и только потом выдавать замуж. Вы кандидат партии. Как вам не стыдно идти против учебы?

— Хватит! — крикнул Касеин, вскочив с места. — Вы не в юрте какого-нибудь мальчишки и не в лачуге нищего! Здесь я хозяин! Вон отсюда! Касеин — не придорожная былинка, которую легко примять к земле. Со мной вам ничего не сделать. Кандидат партии Касеин не против учебы, но он не стерпит оскорблений.