Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

Когда Сапарбай прочел письмо, Бюбюш возмутилась.

— Что за поведение? Столкнувшись с недоброжелателями, разве убегают в лес?

— Мне кажется, он не в своем уме, — сказал Осмон.

Сапарбай несколько раз перечитал письма.

— Вот сумасшедший! — возмущался он.

Когда в юрте Бердибая начали говорить о Курмане, хозяин разозлился:

— Перестаньте! Не говорите в моем доме об этом черном шайтане. Его наказал сам создатель. Помните, как он заставлял Аимджан-байбиче ругать бога? Я даже произносить его имя не хочу. Проклятый! Он не один. Таких еще много. Их накажет вездесущий и всемогущий аллах.

Бердибай делал вид, что обращается к байбиче, а говорил он это своей токол, потому что в аиле шли разговоры о связи Курмана с бердибаевской Батий. И сам Бердибай об этом знал, даже пробовал бить ее.

Шарше скакал по аилам и говорил всем:

— Когда у дракона отрубают голову, хвост остается. Саадата арестовали, а хвост его, Курман, стал басмачом, разбойничает. Он будет мстить мне. Кто сочувствует этому басмачу, тот мой враг!..

Как всегда, он перебарщивал. Бюбюш с Сапарбаем не соглашались с ним.

— Надо принять самые суровые меры! — кричал Шарше.

Другие молчали. Потом Бюбюш сказала:

— Товарищи! Шарше Мойноков выказывает здесь злобное отношение к Курману. Парень родился и вырос в нашем аиле, а не приехал к нам откуда-то из чужих краев. Он с самого детства батрачил на баев, бедствовал, рос сиротой, испытал немало горя. Сколько крови у него выпил один Бердибай. А когда Саадат стал председателем, он использовал Курмана в своих интересах.

— Что же, мы за это должны похлопывать Курмана по плечу и по головке гладить? — горячился Шарше.

— Мы не имеем права называть его басмачом, — продолжала Бюбюш. — Если заблудившийся человек придет в свой дом, винить его нельзя. Мы должны снова вернуть его в нашу среду.

— Если он согласится, — сказал кто-то.

— А куда ему деваться?

— Это он лучше нас знает…

— Сам он ничего не знает, — продолжала Бюбюш. — Он остался один. Еще в начале весны говорили, что он заболел падучей болезнью. Бердибай и ему подобные обрадовались и пустили слух, что Курмана наказал аллах за его богохульство. Самолюбивому джигиту было очень тяжело слушать эти сплетни…

Шарше вскочил с места.

— Ладно, раз так, давайте оправдаем басмача Курмана.

— Успокойтесь, товарищ Мойноков! — Бюбюш с трудом сдерживалась. — Плохой жеребец косяк свой разгоняет. Добить споткнувшегося человека — это не дело большевика. Нам надо подать Курману руку, помочь ему подняться.

Ночь была теплая, луна стояла высоко над хребтами гор. Глубокую тишину нарушал только шум реки. Бюбюш, Сапарбай и Осмон осторожно подошли к юртам Бердибая на краю аила. Их было две. В одной жила байбиче, в другой — токол. Услышав разговоры о Курмане, Бердибай решил наказать свою молодую жену и теперь три ночи спал с байбиче, а одну только ночь — с токол, что считалось в прежние времена позором для молодой женщины. В другое время Батий сильно огорчилась бы, а сейчас это было ей даже удобно. К ней приходил Курман. Каждую ночь Батий ждала его, подолгу лежа без сна, прислушиваясь к каждому шороху…

Сапарбай с Осмоном остановились поодаль, Бюбюш вошла в юрту Батий.

— Это ты, милый? — нежно прошептала Батий, протянув руки.

— Это я, Бюбюш.

Батий опустила руки.

Бюбюш присела к ней на постель.

— Ваш с Курманом секрет мне известен, да и скрывать тут нечего. Скажи, где он сейчас?

Батий молчала.

— Не скрывай, хуже будет вам обоим. Мы не собираемся губить Курмана, а хотим вернуть его в нашу среду.

Батий в эту минуту напоминала пойманную птицу. Она молчала, охваченная тревожной мыслью. «Правду она говорит или хочет обмануть меня?» Но Батий поверила Бюбюш и начала рассказывать…

Бюбюш быстрыми шагами подошла к своим товарищам, которые с нетерпением ждали ее.

— Поехали!

— Ну что?

— Он бывает у нее. Как раз перед нашим приходом был здесь, поел и ушел.

Когда Бюбюш сидела у Батий, Курман спал под деревом на берегу реки. Ему приснилось, что он схватился с гривастым волком и вот-вот слетит в пропасть. Курман проснулся, поднял голову, испуганно протер глаза. Послышался подозрительный шорох, впереди замелькали неясные тени. Курман вскочил.

— Не подходите! Иначе вы погибли! — крикнул он.

Осмон вздрогнул, остановился. Сапарбай ответил:

— Если я погибну от твоей руки, не пожалею! — и продолжал идти.

Курман вскинул старую берданку.

— Остановитесь! Буду стрелять!

— Если считаешь нас врагами, стреляй! — сказала Бюбюш. — А лучше не сходи с ума. Мы хотим подать тебе руку как друзья.

— Здравствуй, Курмаш! — Сапарбай протянул ему руку.

Но Курман не опустил ружья и не подал руки Сапарбаю. Он стоял как вкопанный, не зная, на что решиться.

Перевод Ч. АЙТМАТОВА

Пробыв целый год в городе, Самтыр стал неузнаваем. Лицо его посвежело, глаза смотрели уверенно и весело. Теперь он, когда разговаривал с людьми, не смущался, как прежде, и не смотрел в землю. Да и одежда на нем была городская: кепка, брюки и пиджак из черного сукна, а на ногах желтые ботинки. И что еще важно отметить, шею Самтыр повязывал зеленым в полоску кашне. С виду он очень походил на настоящего «уполномоченного», и люди теперь смотрели на него, как на незнакомца, с любопытством и уважением.

Завидев Самтыра, ребятишки аила бегут навстречу:

— Салям алейкум, Самтыр-байке, благополучно ли вы доехали?

— Вы теперь не уедете от нас?

Обступив со всех сторон степенно шагающего Самтыра, они с благоговением осматривают его с ног до головы и подталкивают друг друга в бок:

— Смотри, какая повязка красивая у него на шее!

— А ботинки как блестят… Вот здорово!..

Самтыр делает вид, что не слышит лестных замечаний ребят, и очень довольный собой продолжает идти дальше. Для него все вокруг приобретает радостную окраску, и шагать ему легко, так же легко, как идти по гребню горы, обдуваемому ветром. Самтыр обошел весь аил, заходя в каждый двор. На что уж горда байбиче Аимджан, но даже и та подала ему руку:

— И-и, дорогой, так это ты?! — удивилась и обрадовалась она. — Я думала, что это какой-нибудь большой начальник, а, оказывается, это наш Самтыр! Ты проведал байбиче Калтар?

Аимджан имела в виду жену Киизбая. Все еще не выпуская руки Самтыра, она продолжала говорить:

— Сходи навести ее, Самтыр. Если окажешь уважение старшим, от этого меньше не станешь. Калтар тебя растила с малых лет, когда еще с ноготок ты был. Она тебя вместо родной матери вспоила и выкормила. Не забывай добра других! Теперь ты выучился, стал самостоятельным человеком и, смотри, помогай им чем можешь. Не будь таким, как этот окаянный Курман. Бога забыл он, потерял уважение к старшим, вот и превратился в дурачка Телибая. А бог наказал его, руки и ноги отнялись, не может даже догнать паршивого теленка, спутанного по ногам. О-о, боже, не приведи видеть его! Он меня заставлял плевать на небо, а теперь на него самого и собака даже не плюнет… А ты не будь таким, Самтыр! Благодари власть, да продлятся ее дни, это она сделала тебя таким человеком…