Сарвар Азимов - Узбекские повести

Наконец поднялась на холм и четвертая корова. Ибадулло Махсум отставал от нее шагов на двадцать. Корова вошла в ворота, а Ибадулло Махсум подошел к Мустафе, поздоровался.

— Какая корова у вас шустрая, — сказал он, чуть отдышавшись. — Враз обогнала меня!.. Как себя чувствуете, Мустафа, вам уже лучше?

— Скучновато, Махсум… — ответил ему Мустафа.

— Я пришел вас предупредить, Мустафа, сейчас почтенный Хуччи придет скандалить.

Ибадулло Махсум сел на землю напротив Мустафы.

— Садитесь сюда, Махсум, — сказал Мустафа. — Не сидите на голой земле.

— Мне везде хорошо, — сказал Ибадулло Махсум.

— А коня вы отвели к хозяину, Махсум?

— Отвели, Мустафа. Но почтенный Хуччи сильно разгневался на нас. Сейчас он придет скандалить.

— Пусть приходит, Махсум, мне самому не терпится его повидать.

— А вы странный человек, Мустафа, — сказал Ибадулло Махсум. — Не думал я, что вы пошлете ко мне своего Усмана. Надо же? Купили коня и отвели к почтенному Хуччи. Кто услышит, смеяться будет, Мустафа.

— Пускай смеются, Махсум, хорошо, если будут смеяться…

Мустафа улыбнулся. Ибадулло Махсум тоже улыбнулся.

— Я верну вам ваши деньги, Мустафа.

— Не говорите мне о деньгах, Махсум. Я только с постели поднялся, мне не хочется говорить о деньгах.

— Нет, так не годится, Мустафа, — сказал Ибадулло Махсум. — Я не могу не платить свои долги. Надо и о душе подумать. Что я буду делать, если вы придете ко мне на том свете требовать свои деньги?

— Не приду требовать, Махсум.

— Нет, Мустафа, нехорошо это. Вдруг сам аллах прикажет: пойди, мол, Мустафа, потребуй свои деньги?

— Нет, я не потребую, Махсум, — повторил Мустафа.

— Я вам все равно верну долг, — не согласился Ибадулло Махсум. — Да еще тут почтенный Хуччи взбунтовался, трудно будет его уговорить.

— Уговорим, — сказал Мустафа. — Я ничего не хочу у вас брать. Посидите со мной, мы с вами вдвоем и обрадуем человека.

Кажется, Ибадулло Махсуму хотелось одному обрадовать старика Хуччи, и он промолчал.

— Я вот смотрю, как птицы летают, — сказал Мустафа, желая отвлечь Ибадулло Махсума.

— Решили голубятником стать?

— Да нет, просто так… сижу и смотрю, как они летают. Вон летят индийские скворцы…

Ибадулло Махсум взглянул на небо и увидел стайку скворцов.

— А, эти? — Ибадулло Махсум немного помолчал? — Я что-то не помню их до войны.

— Нет, они появились у нас еще до войны, — сказал Мустафа, гордясь своей памятью. — А раньше их совсем не было. Говорят, из Индии прилетели.

— Скворец хоть и индийский, но умная птица, — сказал Ибадулло Махсум. — Одно плохо, растаскивают виноград. Хорошо бы только в винограднике клевали, так нет, по целой кисточке в клюве уносят… Это же подлость, Мустафа!..

— Все равно хорошая птица, — сказал Мустафа. — Сказывают, могут человеческим языком разговаривать, если вскормить материнским молоком.

— Это, наверное, так про галок говорят, — не поверил Ибадулло Махсум.

— Нет, Махсум, про этого самого индийского скворца.

Ибадулло Махсум чуть задумался.

— А ведь это здорово, Мустафа, если птица заговорит, — сказал он немного погодя. — Сиди с ней и разговаривай, сколько хочешь. Если бы у меня был такой скворец, я бы научил его ругать Турабая!..

— Зачем вам учить птицу ругаться? Дома женщины, дети, неловко как-то, Ибадулло Махсум.

— Да, правильно, Мустафа, — согласился Ибадулло Махсум. — Я обо всем думал, а об этом не подумал. Конечно, хорошо, если бы птица ругалась только когда Турабай один. Но так, наверное, трудно ее научить. Да и кто ее знает, может, она вообще станет болтливой, как женщина!.. Ведь ее женским молоком надо вскормить?

— И немногословных вскармливали женским молоком, — возразил Мустафа.

— Ваша правда! — обрадовался Ибадулло Махсум. — Но, Мустафа, думаю, дело это не легкое…

— Но вы смогли бы научить птицу, Махсум, все-таки сами учились в медресе.

— Нет, не смогу, — покачал головой Ибадулло Махсум. — Где мне взять материнского молока? Старуха моя давно не рожает, сама стала, как ребенок, будто ее позавчера родили. У невестки спрашивать совестно.

Ибадулло Махсум постоял несколько секунд во власти нечаянной грусти, потом поднял голову и посмотрел на запад, и тут же лицо его просияло.

— Посмотрите-ка на закат, Мустафа. Горит, будто щечки молодой девушки, каково, а?

— Завтра будет жаркий день, Махсум, — сказал Мустафа. — Раз закат розовый, значит, день выдастся непременно жаркий.

— Я не очень верю этим приметам, Мустафа, помню как-то, в прошлом году весной был такой красный закат, а назавтра выпал град, с орех.

— Но это редко бывает, чтобы не совпало… — возразил Мустафа.

— Почтенный Хуччи идет! — сказал Ибадулло Махсум, мгновенно позабыв о закате. — Сейчас он начнет скандалить. Посмотрите вниз, Мустафа, вон там, у пруда!

Мустафа посмотрел вниз. Старик Хуччи шел в их сторону, ведя за уздечку неоседланного коня…

Перевод Валентина КОТКИНА.

Нурали КАБУЛ (Халбутаев Нурали Кабулович), прозаик, родился в 1953 году в Бахмальском районе Джизакской области.

Н. Кабул — участник VII Всесоюзного совещания молодых писателей. Его первое крупное произведение — документальная повесть «Ойкор» появилась в печати в 1978 году. Затем были опубликованы в журнале «Юность» повести «Небо твоего детства» и «Здравствуйте, горы». Книга Н. Кабула «Небо твоего детства», выпущенная издательством «Советский писатель», тепло встречена читателями и критикой.

Правдивость — вот, что прежде всего подкупает в произведениях Нурали Кабула. Он пишет о том, что хорошо знает, пережил сам. Писатель предельно искренен и откровенен в своих симпатиях и антипатиях. И выражает он свою позицию с такой эмоциональностью, которая не может не захватить читателя.

— Зулайхо, очнешься ты от своих мыслей или нет? Ребята уже за дровами пошли, а ты все не торопишься!

Это мать. С самого утра она возится во дворе, поэтому в голосе ее слышатся усталость и раздражение.

— Иди собери немного дров, хватит у окна сидеть!

Ну вот, так всегда… Мать прерывает ее мысли на самом интересном. Конечно, можно было бы все додумать ночью, но Зулайхо засыпает, едва коснется головой подушки. И в школе нельзя помечтать о своем: там есть над чем ломать голову на уроках. А если задуматься, когда дрова в горах собираешь, то недолго и отстать от всех.