Сарвар Азимов - Узбекские повести

Нияз принадлежал к породе хамелеонов. Если в течение дня он встретится с десятью разными людьми, то десять раз переменит свое поведение. Как бы ни относился он к вам, он всегда изобразит на лице величайшую радость от встречи с вами. Вот и теперь, увидев Даврана, Нияз зашагал к нему навстречу с распростертыми объятиями. Похлопав его по плечу, как лучшего друга, он сообщил, что приехал выяснить создавшееся положение в качестве официального представителя. Давран хмуро ответил на приветствия и предложил немедленно начать ознакомление с проделанной работой. Нияз с кислой миной кивнул и отправился вслед за Давраном по пыльной дорожке. Он ступал очень осторожно, словно боясь наступить на змею. Когда они поднялись на каменистый бугорок, Нияз, вместо того чтобы слушать объяснения коллеги, принялся отряхивать запыленные штанины.

— Куда ты меня тащишь?! — возмутился он, когда Давран направился было к лабиринту раскопок. — Я и отсюда вижу, что вы, словно суслики, копаетесь в земле. Ты покажи мне найденные вещи.

— Разве ты не видел их в институте?

— Да видел какие-то пять-шесть черепков, — с иронией ответил Нияз.

— При раскопках Афрасиаба [21] Афрасиаб — городище близ Самарканда, где в I тысячелетии до н. э. находилось крупное городское поселение. сначала тоже были найдены глиняные черепки, — парировал Давран.

Ничего не ответив, Нияз достал из нагрудного кармана сигару и откусил кончик ее. Долго отплевывался от табака, затем прикурил и с важностью стал осматривать панораму раскопок.

— Говоришь, Афрасиаб? — он, видно, не привык еще к сигарам или нечаянно слишком глубоко затянулся, во всяком случае, начавший его душить кашель не дал ему договорить до конца.

— Да и Помпеи — там тоже начиналось с черепков, — вновь с усмешкой произнес Давран.

Нияз откашлялся, потушил сигару о каблук, положил ее в футляр и сунул в карман.

— Времена Помпеи и Афрасиаба прошли, дружище. На твою и мою долю не выпадут такие грандиозные открытия. Поэтому, как говорится, по одежке протягивай ножки. Какой смысл мучить себя и людей, тратить колоссальные средства ради того, чтобы откопать захудалый кишлак?

— Конечно, можно никуда не ездить и строчить диссертации на материале прежних раскопок. Я слышал, что некоторые так и делают…

Нияз понял намек и, нахмурив брови, резко сказал:

— Ученый совет пришел к выводу, что в твоих сообщениях нет стоящей информации.

— А может быть, некоторые всезнающие товарищи ввели в заблуждение членов ученого совета относительно содержания моей докладной?

Теперь Давран намекал на «руку» Нияза — его родственника, занимавшего руководящий пост в институте.

— Я приехал сюда не по желанию отдельных товарищей.

— Если бы и ученый совет придерживался твоей позиции, то не было бы никакой надобности в твоем приезде. Направили бы категоричный приказ о прекращении работ, и все.

— Возможно… Однако я приехал не с дурными намерениями. Поговорим без колкостей. Ты меня не любишь, мне это хорошо известно. Я тоже приехал не затем, чтобы повидать тебя… Лучше, когда мужчины разговаривают в открытую. Никто из нас ничего не должен друг другу. Мы не оспариваем с тобой одно кресло. Я собираю урожай со своего поля, а ты — со своего. Ты подумал, что было бы, если бы приехал не я, твой однокашник, а другой!..

— Другой, по крайней мере, со всей серьезностью отнесся бы к нашей главной находке — кисти руки, выполненной из неизвестного материала.

— Да мало ли как мог сюда попасть обломок индийского культового изваяния.

— Но манера совсем не похожа на манеру скульпторов, создававших индуистские и буддийские статуи.

— Но ты уже перерыл сотни тонн грунта, а других подобных находок пока нет.

— А эта найдена всего за три дня до смерти Бекмирзаева. С тех пор работы велись черепашьими темпами… Надо по-настоящему раскопать Язъяван.

Нияз досадливо поморщился и стал озираться по сторонам — спор явно наскучил ему.

— Послушай, Давран, я устал с дороги. Подумаем об отдыхе. И давай не будем напрасно ломать копья. По возвращении я скажу, что не пришел к определенному мнению. Предложу вызвать тебя. Приедешь и будешь сам сражаться за эту яму.

Они повернули назад. Давран понял, что Нияз и на сей раз хочет выйти сухим из воды. С одной стороны, он вроде бы и заступается за Даврана. На самом же деле он не хочет связывать себя никакими обязательствами. Нияз прекрасно знал, что для прекращения работ нет ни одной веской причины, что разговор об этом шел только в узком кругу. Но ему прекрасно известно, что многие годы один из руководителей института, дядя Нияза, был на ножах с доцентом Бекмирзаевым, вследствие чего каждое начинание покойного наталкивалось на препятствия. Работы, начатые Бекмирзаевым в Язъяване, судя по первым же находкам, сулили успех. Об этом также ведомо Ниязу. Поэтому, считает он, надо действовать осторожно, не рубить сплеча. А лучше — держаться подальше от «поля боя». Если он станет на сторону родича, а работы в Язъяване внезапно приведут к блестящим результатам, то пострадает не дядя, а он сам станет козлом отпущения. Но ему невыгодно быть и на стороне Даврана. При любом исходе он наживет себе врага. Самое разумное — придерживаться нейтралитета.

— Можешь уделить мне один день? — спросил Нияз, когда они подошли к палаткам лагеря.

— А что?

— Срок командировки — неделя. Я слышал, здесь есть хорошие места для отдыха.

Давран давно уже соскучился по родным, но события последнего времени не позволяли и думать о поездке к ним. Неожиданное предложение Нияза пришлось как нельзя кстати. «Да, не худо бы немного развеяться», — решил он и сказал:

— Ладно, завтра придумаем что-нибудь.

На землю спустились сумерки. Рабочие экспедиции уселись вокруг костра. Вода в закопченном до черноты чайнике быстро закипела и выплескивалась из-под крышки, грозя потушить огонь. Обугленные ветки шипели, густой пар поднимался над костром, но хворост быстро вновь воспламенялся, и жаркие языки пламени снова принимались лизать чайник. Наконец Давран железным крюком подцепил его за ручку и поставил на траву. Бросил в кипяток пригоршню заварки, немного погодя налил чай в пиалу, вылил его опять в чайник, повторил эту операцию дважды — чтобы напиток заварился покрепче. Собираясь вечерами возле костра, заводили веселую болтовню, песни, однако сегодня разговор не клеился. Даже чай не допили до конца. Всем была неприятна заносчивость гостя, его начальственный тон.

Нияз отправился спать в палатку. Давран поставил свою раскладушку на свежем воздухе. Бросил на нее шерстяное одеяло и лег на спину, заложив под голову руки. Спать не хотелось. Смотрел в небо, усеянное звездами. «Какой-то поэт сравнил звездное небо с хлопковым полем. На первый взгляд, красивое сравнение. Но если бы он хоть раз почувствовал теплоту хлопка, то не стал бы сравнивать с ним холодные звезды. Этот стихотворец, видно, похож на Нияза. С виду такой же, как все люди, но сердце у него… только для того, наверное, чтобы разгонять кровь по телу. Энтузиазм, сомнения, печаль ему абсолютно чужды. Он предлагает помочь мне по-своему. И приходится соглашаться. Иначе работа останется неоконченной. Как часто человек ради успеха дела идет против своих желаний, убеждений! Испокон веку так. Неужели это будет продолжаться вечно? Не может быть! Когда-нибудь должен же быть конец. Люди перестанут мириться с такими, как Нияз, до конца пойдут за свои убеждения… Но почему же ты сам поступаешь не так? Не хватает смелости? Нет, пожалуй, смелости мне не занимать. Просто я одинок. Это только до поры до времени вокруг меня единомышленники. Но когда начнется схватка, многие, очень многие отойдут в сторону, выйдут из игры. Вот и Асад Бекмирзаевич — помощников и учеников было много. А когда встал вопрос об отправке письма в академию по поводу конфликта между Бекмирзаевым и его противниками в институте, один сказал: «Я недавно женился в третий раз, опозорят меня», другой произнес: «Я член ученого совета, подписать не могу», а третий колебался: «Я никак не разберусь, кто же прав». В итоге все на словах остались верны поговорке «Не будь ни началом, ни концом палки». И Асад Бекмирзаевич один предстал перед президентом академии. Сообщенные им факты подтвердились, в институте произошли изменения. И тем не менее ему на всю жизнь пришили ярлык смутьяна. В жизни, оказывается, очень много запутанных клубков… Асад Бекмирзаевич боролся за правду. А лаврами был увенчан родич этого Нияза. Говорят же: на прополке нет, на уборке нет, а на хирмане [22] Хирман — ток, гумно. тут как тут. Нияз, пожалуй, добьется большего, чем его дядя. Еще недавно он воротил нос, едва заговаривали про археологию. Десяти самым лучшим лекциям он предпочитал один плов, приготовленный с друзьями в чайхане. А теперь приехал поучать меня. Он может решить судьбу целой экспедиции. Шумят: расходуются большие средства. Правильно, мы не должны бросать их на ветер. Но нельзя же все измерять деньгами! Что, если здесь у нас под ногами лежит ключ к загадкам истории нашего народа. Нет, Ниязу, видно, никогда не понять этого… Звезда падает. Черкнув по небу длинным светящимся хвостом, погасла. В старину сказали бы: «Умер кто-то». А теперь для нас все понятно и буднично…»