Сергей Плачинда - Таня Соломаха

— А относительно церкви, на что тут Михальцов намекал, скажу прямо, — продолжал Назар. — Если кадеты поставят на церкви пулемет и будут стрелять по нас, так мы и церковь снесем.

— Правильно!

И умолкла площадь, подалась вперед — на трибуне появилась Таня Соломаха.

Она стояла высокая, стройная, платочек сполз на затылок. Что скажет большевичка? Что посоветует молодая учительница? Как вдруг качнулась толпа. Земля! Трепетная волна пробежала среди бедноты, потеплело на сердце, улыбнулись нивы бедняку, зашумели тяжелыми колосьями…

Земля! Насторожились богачи, руки потянулись к кинжалам: может, на их землю посягают?!

Земля! Вековые мечты, извечные драки за межу, за горсточку пресного и животворного чернозема. Прадеды покинули родную Украину, пошли сюда по землю, плыли морем, шагали степью, умирали в дороге, гибли ради земли.

По самым больным струнам ударила Таня.

— Тише, люди! — закричали даже богачи. — Большевичка про землю говорить будет.

— Афишку прочитает.

Читая декрет о земле, Таня почувствовала облегчение. Вот когда можно посмотреть людям в глаза! Конец нищете и невежеству.

Клокотал митинг, бурлил, а Таня будто летела над землей и бросала слова-молнии.

Она призывала разделить восемнадцать тысяч десятин помещичьей земли. Ведь господа помещики удрали.

Но когда на следующий день, 16 января 1918 года, избранные обществом в земельную комиссию (разве мог вообразить Михальцов, что митинг закончится избранием Совета казачьих и крестьянских депутатов в составе двадцати человек!) Стефан Чуб, Макуха, Ничик, Кикоть направились к помещичьим усадьбам, их встретила ружейным огнем господская охрана из карачаевцев и осетин. Рассвирепевшие охранники схватили безоружных депутатов Совета и заперли их в сарай. Явившийся атаман под воздействием местных кулаков приказал сечь плетками народных избранников.

Но в это время возле станичной управы собралось около восьмисот фронтовиков. Ударили в набат. Церковный колокол взбудоражил всю станицу (когда-то так созывали людей только при нападении черкесов или по требованию дедов-старейшин). На площадь вышла вся станица: старый и малый, мужчины и женщины. В зимнем воздухе над площадью повисло облако табачного дыма и пара. Люди заполнили соседние улицы. Мальчишки, в рваных отцовских ватных бешметах, в облезлых прадедовских папахах, облепили деревья, церковную ограду.

На помост вышел старейшина — дед Малецкий. Снял папаху и поклонился обществу. Высокий, сухощавый, черноволосый, только длинная борода серебрится. Из-под кустистых бровей он долго и угрюмо рассматривал пестрое бескрайное людское море.

Наконец грозно пророкотал бас старого казака:

— Кто посмел нарушить наш запорожский закон? Кто хозяин в станице? Мы, старики! Мы избираем атамана и власть! А вы спросили нас? Никаких митингов не будет — расходитесь, пока наши кинжалы в ножнах!

Притихла площадь. Как вдруг на помосте появился казак-фронтовик Ваня Богдан, бросил звонко:

— Ваши кинжалы, уважаемые старики, уже заржавели. Они давно не вынимались, а с наших еще не стерлась немецкая кровь. Кого вы пугаете? Нас, фронтовиков?! Посмотрите, сколько тут нас. Казаки-фронтовики! Братья иногородние! Кому из вас не надоело сидеть в окопах, подыхать от пуль, вшей и голода? А что вы за это имеете? «Георгий»?! Вот мой «Георгий», кто хочет, пусть возьмет. — Он сорвал с черкески серебристый крестик и швырнул его в сторону Малецкого. — А я не хочу войны! И еще скажу: в окопах я делился с Андреем Прилуцким последним сухарем. Так почему же теперь я, казак, буду пахать свой пай, а безземельный Андрюшка лишь смотреть будет на меня? Германца-то били вместе с ним! Нет! Отрезать излишки у проклятых живоглотов!

— Молокосос! — закричали деды. — Кто тебе завоевал тот пай? Кто завоевывал Кавказ? Мы, старики!!! Нет, мы и ржавым кинжалом сумеем распороть твой поганый живот!

Поднялся неимоверный крик. Никто никого уже не слушал. Беднота требовала урезать у кулаков наделы, а те хватались за кинжалы. Надвигалась резня.

«Кулаков не нужно сейчас трогать, — мелькнуло в голове Тани. — Нужно делить помещичьи земли».

Появление учительницы на помосте как-то немного успокоило площадь. Таня, чтобы избежать опасного столкновения, повела митинг в другом направлении.

— У нас много помещичьей земли: у Жамбобайки триста десятин, у генерала Золотарева — пятьсот, у Мазаевых, Макеевых и Немирюковых — восемнадцать тысяч десятин…

Стало совсем тихо, и тут выкрикнул один из кулаков:

— Эту землю и берите… Только мы вам не помощники…

Тут же избрали революционный комитет из десяти человек. В него вошли Таня Соломаха, Кузьма Цапуров, Иван Богдан, Стефан Чуб — «земельный нарком», который должен был завтра приступить к разделу помещичьих земель. Председателем ревкома единогласно избрали потомственного батрака — Назара Шпилько.

Сразу после митинга освободили арестованных депутатов. Стали записывать в отряд для борьбы с контрреволюцией. В первый день он насчитывал сто двадцать сабель, а через две недели вырос до тысячи сабель и штыков и назвался Первым Попутнинским полком, который вошел в состав 7-й боевой Красной кубанской партизанской колонны. В полку имелось пять казачьих сотен и две пластунские роты. Командиром полка был избран казак Кузьма Цапуров, военным комиссаром — Назар Шпилько. Продкомиссаром полка стала Таня Соломаха.

Помещичью землю начали делить между бедняками.

Ленинский декрет претворялся в жизнь.

Сбылась вековечная мечта батраков — они становились хозяевами земли.

Но в темных горных ущельях притаились помещичьи гарнизоны, втихомолку вооружались кадеты; ходили слухи, что в Суркулях богатые казаки перевешали ревкомовцев…

Готовились к боям попутнинские партизаны. Они были хорошо вооружены и одеты. В помещичьих имениях нашлось и оружие, и одежда, и фураж, и табуны лошадей.

Тане тоже выдали по списку из общественных амбаров гусарские, обшитые кожей галифе, чумарку [11] Чумарка вид сборчатого мужского кафтана. , кубанку, карабин и саблю.

…Бежала домой, будто на крыльях летела. Сабля больно била по ноге, за спиной — карабин, полушубок туго подпоясан: скоро начнутся бои.

А как будет после революции? Как преобразится станица? Светлые дома… Клубы, больницы, парки… Машины серебристые… Цветы, везде цветы! Дети бегают, а среди них два мальчика… Это же ее сыны… У них будут синие-синие глаза, как у… Иванки. Где ты, Иванко? Посмотри на свою русалку, примчись через проклятые фронты, через леса и степи!

— Таня, это ты?