Тиркиш Джумагельдыев - Настырный

— «С «Москвичом» будешь»! Держи карман шире! Это у других так: сестру продал — машину купил! Сестрица твоя распрекрасная приказала калым вернуть! Да, да, чего таращишься? Так прямо и сказала. Ты виноват, ты девку избаловал. У нее, у поганки, и в мыслях нет, что брата позорит! Как завтра людям в глаза посмотришь? О, побелел, словно выгоревшая тряпка! Мужик называется! Вы только в постели герои!..

— Перестань!

— Я-то перестану. Сестрица твоя кончит ли фокусы? Вернем калым, кому она потом нужна, ославленная? Ни один вдовец не польстится!

— Я убью ее!

— Убью! — Нартач злобно расхохоталась. — Уж помалкивал бы! На это тоже характер нужен. Если б он у тебя был, сестричка бы номера не выкидывала!

— Где она? — Аймурад вскочил с кошмы.

— Сиди! — Нартач презрительно скривила губы. — Ты ж только напролом можешь, а тут силой ничего не докажешь. Пальцем тронешь — в тюрьме глаза откроешь! Не желаю я из-за этой твари детей сиротить!

Аймурад растерялся. Сама подбивает и сама же кричит: «Не тронь!» Как бы и правда в тюрьму не угодить. Никто ведь не скажет — брата опозорила, на это теперь не смотрят, только на нем вина будет. Про калым, вроде и правда, статья есть в законе…

— То орешь «позор», то за халат хватаешь… — в нерешительности пробормотал Аймурад.

— Ну конечно! — Нартач не скрывала, что издевается. — Тебе бы только на кого свалить! Обязательно убивать, да? Выгони ее к чертовой матери!

— Ты присоветуешь… — Аймурад снова сел на кошму. — Как я потом на люди покажусь: родную сестру из отцовского дома выгнал! Еще хуже позор… А чего ты беснуешься? — Аймурад вдруг перешел в наступление. — Машину захотела! Не собирался я тебе машину покупать! Больно жирна будешь!

— Не собирался? А на что деньги хотел тратить? В могилу с собой забрать?

— На сестру. Обновки ей купить.

— На сестру! Еще кому расскажи, а я-то, слава богу, знаю вас, как облупленных! Обновки! Аман дочь продал — сына женил! Веллет сестру продал — машину купил. Тысчонку, может, израсходуете на невесту, а остальное — в карман! Меня не проведешь! Покупай машину, и все! Иди к ней, уговаривай! И, чтоб все было как надо! Слышишь?..

Аймурад постоял перед дверью, откашлялся. С сестрой заговорил ласково, наставительно:

— Чего это ты надумала, сестренка? Жена говорит, от свадьбы отказываешься? Как же это, ведь договорились?.. С твоего добровольного согласия.

Джаннет молчала, ковыряя пальцем ковер. Ей было стыдно за брата: повторяет за Нартач, как попугай.

— Понимаешь, сестренка… Вот ты говоришь — калым вернуть. А ведь мы его, можно сказать, потратили… Купили тебе кое-что…

Джаннет с жалостью поглядела на брата. Покраснел. «Не умеешь ты врать, Аймурад».

Она видела, что брат врет, что деньги целы, ко он говорит так мягко, ласково…

— Аймурад! Я не хочу, чтоб эти вещи оставались у нас. Надо вернуть.

— Жена мне сказала… Но понимаешь, нельзя же так. Правила есть, приличия… Принесли — значит, от чистого сердца, зачем же обижать?

— От чистого сердца? — Джаннет усмехнулась. — Весь в долгу, как в шелку, и от чистого сердца?

— Ну это тебя не касается, — у Аймурада сразу стал другой голос. — В общем, возвращать калым не будем. И не смотри так, сестра. Ты ведешь себя непристойно.

— Что ж я такого сделала?

— Не по-людски поступаешь.

— Вам с женой только калым нужен. А я не хочу быть проданной!

Джаннет умолкла, закусила губу. Аймурад увидел ее налитые слезами глаза и понял, что продолжать рискованно.

— Ладно! — сказал он, вставая. — Делай как знаешь. Надоело мне все это до черта! Но запомни: сватов больше принимать не станем. Будешь в девках сидеть!

— Платок положила? — спросил Аймурад жену, когда мешки были уже завязаны.

— Еще чего! И платок отдать? Он мне, лично мне подарен!

— Стыдись! Чужое присвоить хочешь?

Нартач злобно глянула на него, открыла сундук, выхватила оттуда платок.

— На, подавись! — крикнула она, хлопнув крышкой. — Чтоб вы все были прокляты!

И зарыдала тяжко, зло, безысходно.

Нартач так сильно рыдала, что, когда, вдоволь наплакавшись, хотела встать, у нее не было сил поднять с ковра свое тяжелое, грузное тело.

Ни разу еще не переживала она такой муки. Когда Аймурад потерял все деньги, она тоже долго рыдала, но тогда это был просто удар судьбы, несчастье, сейчас — оскорбление. Та боль постепенно прошла, затихла, нынешняя не пройдет никогда. Всякий раз, когда люди будут женить сына или выдавать замуж дочку, сегодняшнее надругательство живой болью отдастся по всему ее телу. Вот здесь, в этой комнате, лежали два огромных мешка, доверху набитых дорогими вещами, а на дне сундука — восемь тысяч рублей. Четыре дня все это было собственностью Нартач, и вот по капризу какой-то паршивой девчонки, дряни, мерзавки, развратницы, она снова обманута в своих надеждах! Не будет у тебя машины, Нартач! Ничего у тебя не будет. Только глупый, трусливый муж, куча детей и эта мерзкая девка, обреченная вековать в твоем доме!

Нартач с трудом приподняла тяжелую, разбухшую голову, глянула в угол, где только что стояли мешки, обвела взглядом комнату. Она показалась ей пустой, мрачной, словно из нее только вынесли на погребальных носилках дорогого человека. Нартач снова бросилась на пол — слезы душили ее. В дверях стояли испуганные, примолкшие дети. Лишь маленький, двухлетний, что-то весело лепетал.

Нартач не стала прогонять детей. Пусть видят страдания матери: вырастут — пригодится. Когда станут побольше, она объяснит им, как надругалась над их матерью тетя Джаннет.

Она мысленно произнесла ненавистное имя и сразу поднялась, вытерла слезы. Эта дрянь, эта паскуда, эта змея радуется ее горю, радуется, что настояла на своем! Не бывать этому! Если она сейчас спустит девке, та потом сядет ей на шею. Хватит реветь!

Нартач вскочила. Дети, испугавшись ее злобного взгляда, шарахнулись в комнату. Убрать эту шлюху из дому, выгнать ее! Сейчас, немедленно! Под общей крышей им не жить!

— Убирайся! — негромко сказала она, распахнув дверь в комнату Джаннет. Девушка удивленно взглянула на нее. — Что вылупилась? Тебе говорят: убирайся! — Джаннет не шевелилась. — Прочь! — завизжала Нартач и стала лупить кулаками по подушке. — Чтоб духу твоего не было! Стерва! Мерзавка! Шлюха!

Джаннет медленно поднялась с места и стала собирать вещи. Нартач честила ее, осыпала грязными ругательствами.

Ни слова не отвечая, девушка связала узелок, накинула на плечи шаль, взглянула на детей, испуганно таращивших на нее глазенки…

Вошел брат.

— Куда собралась? — грозно спросил он сестру, сразу поняв, в чем дело. — Сейчас же спать ложись!

— Нет! — взвизгнула Нартач. — Нет! Пусть убирается! Она останется — я уйду! Уйду! Нет моих сил! Рожу ее проклятую не могу видеть! — Она рвала на себе волосы, зарыдала.