Сергей Чупринин - Оттепель. События. Март 1953–август 1968 года

В заключение следует сказать, что попытки использовать похороны Пастернака для сенсации и возбуждения нездоровых настроений успеха не имели. То, что наша литературная печать не дала некролога о Пастернаке, ограничившись сообщением от имени Литфонда, было правильно воспринято в кругах художественной интеллигенции.

Следовало бы вместе с тем обратить внимание Союза писателей и Министерства культуры на необходимость усиления воспитательной работы среди творческой молодежи и студентов, часть которых (количественно ничтожная) заражена нездоровыми настроениями фрондерства, пытается изобразить Пастернака великим художником, не понятым своей эпохой («А за мною шум погони…». С. 287–289).

Список «тех, кто пришел поклониться гению», дополнил Андрей Вознесенский в эссе «Несли не хоронить – несли короновать»: «Поименно: В. Асмус, В. Боков, А. Гладков, Ю. Даниэль, Вяч. Вс. Иванов, В. Каверин, В. Корнилов, Н. Коржавин, И. Нонешвили, Б. Окуджава, К. Паустовский, А. Синявский, Ир. Эренбург 439…» 440

«В доме играли Юдина, Рихтер» – свидетельствует А. Реформатский (цит. по рукописи). Как рассказывают очевидцы, на похоронах также были Татьяна Айзенман, Абрам Арго, Борис Балтер, Аркадий Белинков, Эмма Герштейн, Яков Голосовкер, Владимир Гордейчев, Вера Звягинцева, Юрий Казаков, Вильгельм Левик, Семен Липкин, Александр Некрич, Эли (Илья) Нусинов, Юрий Панкратов, Эдуард Пашнев 441, Леонид Пинский, Герман Плисецкий, Лидия Поляк, Феликс Светов, Лев Славин, Иван Соколов-Микитов, Арсений Тарковский, Елена Тагер, Ульрих Фохт, Варлам Шаламов. В дневниковой записи Л. Чуковской упомянуты «Каверин. Паустовский. Рита Райт. Мария Сергеевна <���Петровых>. Володя Глоцер. Володя Корнилов. Фридочка <���Вигдорова>. Хавкин. Харджиев. Копелев. Смирнова. Ливанов. Коля и Марина <���Чуковские>. Калашников. Волжина. Наташа Павленко. Ивич. Яшин. Казаков. Рысс. Рахтанов. Любимов. Вильмонт. Старший Богатырев. Нейгауз. <���…> Даниэль и Синявский 442»; в дневниковой записи Д. Голубкова – помимо «дьячковского вострого профиля Андрюши Вознесенского», добавлены А. Адалис, В. Казин, А. Межиров 443, Е. Винокуров, «какой-то сиротливый, нескладный Д. Н. Журавлев». Тамара Иванова в мемуарном очерке называет Владимира Топорова, Андрея Михайлова, Михаила Поливанова и Симона Маркиша. «По зеленому двору в чем-то светлом прошла Т. В. Иванова, промелькнул Лева Копелев. Помню Н. Любимова с Н. Чуковским, Эмку Манделя, Е. Мелетинского», – свидетельствует Елена Берковская. «Весь Художественный театр был здесь; отнюдь не навязчиво, не демонстративно, но Пастернак был их автор», – пишет Варлам Шаламов. Были, – по словам Наума Клеймана, – и студенты ВГИКа (среди них Геннадий Шпаликов, Наталья Рязанцева, Дмитрий Долинин). «В толпе, – вспоминает Вениамин Каверин, отметивший присутствие А. Яшина „с распухшими от слез глазами“ и оргсекретаря СП СССР К. Воронкова „с его неприятным, равнодушно-бабьим лицом“ 444, – появилось еще несколько писателей, и среди них Николай Чуковский, совершивший подлость (он выступил против Пастернака на секретариате) и, очевидно, надеявшийся, что, придя на похороны, он искупит свою вину» ( В. Каверин. Эпилог. С. 388, 389) 445. Тем не менее

многие, считающие себя порядочными, люди не пришли, – свидетельствует В. Каверин. – Так В. Шкловский, который, конечно, знал, что мы потеряли лучшего и мирового поэта, который (вопреки своему недостойному заявлению, напечатанному в «Курортной газете») любил Пастернака, приехал накануне похорон, чтобы проститься, да и то после того, как я пристыдил его по телефону. Приехать на похороны он не решился. Трусы, дорожившие (по расчету) мнением людей порядочных, постарались проститься с поэтом тайно, чтобы никто, кроме его домашних и самых близких друзей Бориса Леонидовича, об этом не узнал. Так поступил, например, Ираклий Андроников. Боясь попасться на глаза дежурившим в кустах топтунам, он через дачу Ивановых дворами прошел к Пастернакам, «как тать», по выражению старой няни, много лет служившей в доме Всеволода ( В. Каверин . Эпилог. С. 394–395).

«И всё – без властей: нет Федина, Суркова и даже Тихонова… Бог отныне с ними!» – сразу после похорон записывает А. Реформатский (цит. по рукописи).

Как будто в толпе мелькнул П. Нилин, – заносит в дневник А. Гладков, – но не уверен. Обращает на себя внимание отсутствие друга юности Б. Л. Н. Асеева и, конечно, К. Федина, Л. Леонова и др. Впрочем, иного от них и нечего было ждать. Утром я встретил в табачном магазине на ул. Горького Твардовского с кем-то. Мне показалось, что он был пьян. Рассказывают, что Федин объявил себя больным (хотя здоров) и сидит на своей даче, тут же, невдалеке, с закрытыми шторами 446. Нет ни Арбузова, ни Штока, ни Малюгина, хотя все трое живут поблизости, а Шток просто рядом (через дачу) (цит. по: М. Михеев . С. 393).

«Когда спросили Штейна (Александра), почему он не был на похоронах Пастернака, он сказал: „Я вообще не участвую в антиправительственных демонстрациях“», – 16 июня записал в дневник К. Чуковский ( К. Чуковский . Т. 13. С. 495).

Похороны Пастернака, уже тогда воспринятые как символическое, едва ли не сакральное действо, нашли отражение во многих стихах участников и современников этого события.

Вот стихотворение «Памяти Пастернака», 4 июня 1960 года написанное Германом Плисецким:

Совсем иную трактовку предлагает Владимир Гордейчев в поэме «Окопы этих лет» (Воронеж, 1964):