Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

— Я тебе верю, — сказала тихо Чинара, отводя взгляд к окну, за которым безгранично простиралась зеленая долина.

Вечером он очень долго не мог заснуть. Первые, такие яркие впечатления о комбинате, который все эти годы был в его мечтах, мыслях; задушевные разговоры с друзьями порождали новые радостные надежды. И, как всегда, в такие минуты Маматая потянуло к дневнику: в последние годы у него появился этот надежный и терпеливый друг.

«Наконец я опять на своем комбинате, — записал он размашистыми, торопливыми буквами. — Рад ли я? Конечно! Как мчится время! Все неузнаваемо изменилось. Приметы завтрашнего дня здесь во всем. Будущее неумолимо рвется в явь. Какое место в нем уготовано мне?..»

С того дня, как Маматай был назначен сменным мастером, первое наставление он получил от старшего мастера и парторга цеха Жапара Суранчиева, всегда с выбритыми до блеска головой и щеками. Как-то он остановился возле рабочего места Маматая. «Собирается с мыслями. Ну о чем на сей раз он будет говорить? — с добродушной иронией думал Маматай. — Наверно, изречет, мол, честно трудись, сынок!» Но Жапар начал совсем о другом.

— Конечно, сменный мастер — это ответственно! — Жапар говорил тихо и монотонно, но была в этом особая задушевность. — Но ты не только инженер, а еще и администратор. Понимаешь? Вся забота о цехе — гигиене, технике безопасности — в первую очередь на тебе. Но главное — ты теперь воспитатель людей.

Жапар на миг остановился, передохнул, искоса поглядел на Маматая. А тот не отрывал внимательных глаз от строгого лица своего парторга.

— Да, да, — решительно подтвердил Жапар, как будто Маматай сомневался в чем-то, — найти каждому дело по сердцу, расставить людей так, чтобы работа шла бесперебойно. Это, конечно, дело трудное. Но душа человека, его настроение передаются и станку. Ты должен уметь создавать хорошее настроение: сознательного отношения к работе без любви к ней не бывает. Особенно это нужно новичкам… Они, как говорится, еще не проклюнулись из скорлупы, и неизвестно, что из них выйдет: петух или курочка! И здесь роль сменного мастера — решающая. Это говорю с тобой не я, а мой опыт сорока лет работы на комбинате.

Так просто и со значением закончился разговор старого и молодого мастера.

Шло очередное заседание по поводу невыполнения сменной нормы и случаев пьянства на рабочем месте. Сутуловатый, с широкими сильными плечами, Колдош вошел нарочито медленно, вразвалку, ленивыми шагами прошествовал на самое видное место и с неуклюжей небрежностью, мол, нате вам, бросился в кресло, вольготно откинулся на мягкую спинку, забросил ногу на ногу. Он обвел презрительным взглядом присутствующих и хмыкнул. Такое нахальство провинившегося Колдоша подняло в душе Маматая волну раздражения. А Колдош между тем широким жестом чиркнул спичкой и закурил сигарету.

Чинара, по-прежнему секретарь цехового комитета, безнадежно смотрела на него и сдержанно, чуть-чуть побледнев от гнева, произнесла:

— Колдош, не видишь, что ли: идет заседание. Не мог ли ты оставить свое курение? Сделай всем одолжение.

— Ну что тебе? — Колдош усмешливо подмигнул ей. — Мое курение останавливает, что ли, заседание? Или поперхнетесь? Не слабогрудые. Лучше прикрой свои колени… Хе-хе-хе…

Колдош рассмеялся своим шуткам звонко и от души, наслаждаясь растерянностью Темирбаевой.

— Но все же должен быть порядок! — жестко сказал Маматай.

— Если все такие нежные, то я махну, пожалуй, отсюда. — Колдош резко подскочил с кресла и невозмутимо направился к двери, не обращая ни на кого внимания.

Все понуро молчали.

— Вот так он поступает не первый раз, — с досадой махнула рукой Бабюшай. — Распустился.

— Зачем удерживаем его, зачем умоляем, не знаю, — вспылила Анара. — Сколько раз я предлагала исключить его из комсомола. Миндальничаете с ним — вот вам и результат!..

— Мы сами виноваты, мол, Колдош отчаянный, — возмущенно сказала Чинара, — мол, исключим, потом расхлебывай, не дадут прохода его дружки. Вот и трусим перед ним. Ладно уж мы, девчата…

Колдош вернулся, с треском, закрыл дверь и, наследив кирзовыми сапогами по всему кабинету, собрался опять усесться поудобней в облюбованное им кресло у окна.

— Ну-ка погоди, — резко окликнул его Маматай. — Рассматривается твое персональное дело. Отвечать будешь стоя. Таков порядок.

Колдош, совсем не ожидавший натиска, круто повернул в его сторону голову на короткой шее, затем подошел к нему и ехидно спросил:

— А кто ты такой?

— Я один из членов комитета.

— А еще — всего-навсего Ма-ма-тай, да? Тот самый Маматай, который имел дело когда-то со мной, а? Надеюсь, не забыл?..

Колдош презрительно всклочил волосы на голове Маматая своей жесткой ладонью. И этот наглый жест и слова «имел дело когда-то со мной» напомнили Маматаю то, что произошло у входа в общежитие пять лет назад. И вот теперь этот наглый тип, уверенный в своей безнаказанности, в открытую, на комсомольском собрании издевается над ним… И Маматай окончательно потерял терпение.

— Да ему на нас на всех плевать! — вскочив с места, Маматай резко, как на тренировке, взмахом руки повалил Колдоша навзничь.

Все от неожиданности разом замолчали, а Маматай стоял оторопелый, словно его окатили холодной, водой. Он и сам не ожидал от себя такого. Потом, заметив, что Колдош очухался, приглушенным голосом сказал:

— Ну ладно… я пошел…

Ослепленный гневом и раздосадованный на себя и на этого дебошира Колдоша, он шагал, никого не видя, ничего не слыша. Ему нужно было вот сейчас же, немедленно высказаться, получить совет, чтобы как следует осознать случившееся. И Маматай нашел в цехе старого мастера Жапара.

— Аксакал, — почтительно сказал Маматай, садясь на стул, — я вас разыскивал. Хорошо, что вы здесь.

Маматай хоть и сбивчиво, но с неумолимой откровенностью рассказал о том, что произошло на заседании комитета.

— Что на заседании — это более чем плохо.

— Я этого не хотел, так вышло, вы верьте мне, аксакал, — твердил растерянно Маматай, не в силах найти нужные слова, и от этой бессильной неловкости размахивал руками, — ведь Колдош ведет себя так, словно он сын бога. Все его боятся. А как относится он к девушкам!..

— Потому ты и решил распустить руки? Ты обязан был держать себя в узде, — сухо заметил Жапар-ака.

— Я Ивану Васильевичу говорил, что не справлюсь с его поручением — мне бы со своим непосредственным делом как следует разобраться, я ведь инженер прежде всего…

— Ах вот оно что!.. Нет, молодой человек! Наука наукой, техника техникой. А работа с людьми — важней всего. Ведь каждый человек — это целый мир. А коллектив? У него, как у единого живого организма, свой характер, свои традиции.