Василий Макеев - Белый свет

Я поспешил с тобою распрощаться,
Поэзия моя, моя стезя.
Вздохнули с облегченьем домочадцы,
Досадливо поморщились друзья.

Но ты в ответ на эту закавыку
Во сне прошелестела, как в бреду:
«Коль ты всерьез – другого горемыку
Я так и быть нечаянно найду!»

Такое грозовое изъявленье
Чудесно поубавило мой пыл.
Проснулся я и выпил с изумленья,
И у тебя прощенья попросил.

Коль однажды в полночи подлунной
Веки мне прикроет горицвет,
Говорите: – Помер забурунный,
Стороны запущенной поэт.

На язык несдержанный от роду,
Равнодушный к скорбному труду,
Он с одной лишь матушкой-природой
Жил без брани в радостном ладу.

Дождик лил —
он плакал без утайки,
День сиял – смеялся что есть сил,
Про себя двусмысленные байки
По шалманам шустро разносил.

Перейдя и разума границу,
Слыть желал подобным соловью
И предпочитал заре – зарницу,
Грому – золотую молонью!

Он любил – не к ночи будь помянут! —
Но имел язвительный изъян:
Ежели был чувственно обманут,
Отвечал обманом на обман.

А в итоге голову повесил
И, впадая в умственный кисель,
До того в сердцах накуролесил,
Что застряла жизни карусель.

Кем он был – иной не воспомянет,
Лишь с улыбкой лоб перекрестит,
Но когда пред Господом предстанет,
Тот его понятливо простит.

Лишь за то, что грешник сей воочью
В чумовой житейской шелухе
Никому не льстил и не морочил
Душу покаяньем во грехе.

Опоясывают зарницы
Ослепительный небосвод.
Август едет на колеснице
И плечами не ворохнёт!

Еле слышно поют копыта
По траве и стерне рябой.
И синеет в ночи корыто
С дождевой молодой звездой.

Телевизорные привычки
Огорашивают сгоряча.
Там трещат брехуны с певичками,
Как сигучая саранча.

Друг мой, плюнь и оставь причуды,
Пусть пищат и бегут вразнос.
Поглядись, как в немое чудо,
В темноокий зовущий плёс.

Камышовой расшит обновой,
И по глади его святой
Тихо плавает лист таловый,
Как утёночек золотой.

Не перестань, мой добрый дождик,
Канючить песню про Рязань.
Я тоже слёзности заложник, —
Не перестань, не перестань!

Но уходи с большой дороги,
От этой вонькой колеи.
Бреди в зелёные отроги,
Где приумолкли соловьи.

В листву звенящую заройся,
Пролейся в чопорный лопух!
А я останусь в беспокойстве
Хранить твой чистый, свежий дух.

В предчувствии судьбы своей,
Заранее
Не стал я гоношить,
Как ёшкин кот,
А жил с роднёй —
Свиданьем до свидания,
И сеял маком вечный огород.
Теперь мой мак,
Порочностью охаянный,
Попал в какой-то жуткий переплёт,
И огород,
Столетьями кохаемый,
Неотвратимо вянет —
Ёшкин кот!

Я здоров, но уже не страстно,
И прогоркло моё вино.
Славить смерть завсегда опасно,
Славить жизнь – вообще смешно.

Я душою уже не правлю
И гнушаюсь потачкой слов,
Но запальчиво все же славлю
Нескончаемую любовь!

В начале хладного апреля
Еще природа скуповата.
Пичуги плачут еле-еле
На снег в лощинах ноздреватый.

В ночи к кому-нибудь придраться
Морозец муторно стремится.
Стволы березок шелушатся,
Как щеки справной молодицы.

Капели плавно отсопели,
Пошли прощанья-провожанья,
В начале хладного апреля
Душа исполнена желанья.

И я, как голубь бесполезный,
Полуоблезлый и скулючий,
Спешу к тебе – еще болезный,
Но непростительно живучий.

Этот ветер сорвался с цепи,
Колесом прошмыгнул по округе!
И теперь на березе сопит,
Содрогаясь от страстной натуги.

Этот ветер, шатун и нахал,
На шарнирах кружит, на резинке.
Облака по краям распихал,
Не пролив ни единой слезинки.

Воробьев шуганул со стрехи,
На плетне опрокинул махотки,
И за все продувные грехи
Не попал в милицейские сводки.

Засучив по плеча рукава,
В ус не дует свистун всепогодный,
Не качает впустую права,
Потому что он ветер природный.

Смеркается.
В реке вода
Беззвучно стынет за мгновение.
Какое к черту потепление?
Пусть расцветают холода!

Перегорели светляки,
Взошла луна траву распутывать.
Какие к черту парники?
К чему земную плоть укутывать?

Ведь воля вольному дана:
Реке бежать, стогам покоиться,
Зверью и птице прекословиться…
У нас безбрежная страна!

Кому-то склеп или тюрьма
По жизни выглядят рачительней.
Зима для русского ума
Куда как, право, предпочтительней.

И мы привычны к сквознякам
И часто счастливы в товарищах —
Ударим пылко по рукам
В незаменимых наших варежках!

По жизни я, увы, не молодец
И не гордец, но совесть не меняю.
Я и во сне – скрипучий журавец,
Сам над колодцем голову роняю.

В нем сладкой прелью пахнет, как в саду,
И на заре хозяину в угоду
Ведро пускает раннюю звезду
И воду льет в древесную колоду.

Коровы страстно пьют во все бока,
Через губу пофыркивают кони.
Крестьянский мир, не тронутый пока,
Привычно зрим, как линии ладони…

Потом придет хозяйка наконец.
Ей скрип обрыд. И мужу между делом
Она прикажет древний журавец
Скорей сменить на ворот круглотелый…

И я проснусь, как чуткий часовой,
И второпях до поезда оденусь,
Напьюсь воды из крана неживой
И никуда из города не денусь.

Не ревную, не пылаю,
Грусть веревочкой не вью,
Но тебя, моя живая,
Я пожизненно люблю.

Не пылаю, не ревную,
Но, коль вызрела гроза,
Я закрою поцелуем
Эти грозные глаза.