Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

Чинара давно изучила, что с Беделбаевым нужно идти напрямую, без маневров и намеков — не любит шеф дипломатии, вернее, признает это право только за собой. С Беделбаевым можно только напором. И Чинара решительно, одним духом выпалила:

— Как хотите, товарищ директор, а комсомольцы постановили взять Колдоша на поруки. Мы сделаем все, чтобы спасти честь коллектива, нашу рабочую честь… Надеюсь, чувство чести, долг и вам подсказывают такой же путь!

Беделбаев удивленно поднял свои толстые, выпуклые, мутноватые, как глаза причудливой глубоководной рыбы, окуляры на комсорга. Даже сквозь толщу стекла Чинара успела уловить явную директорскую заинтересованность к ее идее. На бледноватых сухих губах Темира Беделбаевича даже проступила едва уловимая довольная улыбка. Все свидетельствовало о том, что директор наконец нашел выход из создавшегося положения, вернее, нашла Чинара, а директору нужно его осуществить. Вот что значит молодая мысль! Он-то сам махнул рукой на все, решив, что от сумы и от тюрьмы не зарекаются… Но неудобно человеку солидному так откровенно радоваться… Что подумают подчиненные? Эта девчонка? Беделбаев вдруг нахмурился и, важно прокашлявшись в кулак, сказал:

— Рад, что ж… хоть и с опозданием, — лицо у него построжало, и кустики старческих, неровных бровей сошлись на переносице, — вспомнили наши комсомольцы о чести и долге.

Директору очень бы хотелось сказать Чинаре, что комбинат уже связался с нарсудом, разбирающим дело Колдоша. Но ведь это было не так, а унижать себя неправдой Темир Беделбаевич не хотел и после затянувшейся паузы сказал:

— Комбинат сделает все от него зависящее… Но здесь первое слово за комсомольцами, за общественностью. Вы — главные поручатели. Я уж не говорю об огромной ответственности перед государством, вы должны осознать всю серьезность такого шага. Мы сможем взять Колдоша, — Беделбаев болезненно поморщился, произнося имя провинившегося, — на поруки только в том случае, если он проявит на суде сознательность, раскается в содеянном… А вы уверены, что парень именно так себя и поведет, а?

Теперь в затруднении оказалась Чинара. Обещать она, конечно, ничего не могла, зная упрямый, заносчивый характер Колдоша. А молчать — значит свести на нет все достигнутое ею в переговорах с директором.

— Темир Беделбаевич, сейчас работаем над перевоспитанием Колдоша не только мы, но и само время… Колдош один… Есть у него возможность трезво поразмыслить, повспоминать. Время, и обстановка, и сознание того, что променял свободу за несколько угарных кутежей с сомнительными дружками, и не такого, как Колдош, проймут. Виду он, конечно, сразу не захочет подать. Вот здесь-то мы ему исподволь и поможем…

Директор был удивлен и горд, что есть у него на комбинате люди, на кого можно положиться. Вот ведь какая молодежь подоспела — мыслящая, перспективная, одним словом, выдвиженцы, рабочий класс. На сердце у Беделбаева отлегло, и он уже забыл про свой пенсионный возраст, про нерадивых заместителей. Теперь он весь был нацелен на самое большое дело своей жизни — предстоящий пуск новой автоматической линии и последующую модернизацию всего технического оснащения комбината. Тогда можно будет и на пенсию, на заслуженный отдых…

Чинара вышла из кабинета Беделбаева с ощущением полной победы и душевной окрыленности. «Все-таки удачливая я. Недаром в цехе девчонки верят в мою легкую руку и слово, — радовалась она своей везучести. — Пусть кто-нибудь скажет, что это не так!»

Сам Колдош очень мало занимал ее думы. Мнение о нем у девушки сложилось прочное и окончательное: невежественный, грубый, заносчивый. Внешность, как все серьезные, степенные люди, она в расчет не брала: ну и что? Пусть видный: девчонки из ткацкого, что таить, засматривались на Колдоша. Есть, конечно, и у него привлекательные черточки, скажем, умеет за себя постоять и в обиду не даст. А таких широких плеч и увесистых кулаков ни у кого на комбинате нет! Разве что у Пармана-ака. Только этого всегда сонного местного богатыря разве сравнишь с Колдошем, взрывным, горячим… Такого не усыпишь, не приголубишь. Такой сам себе хозяин и повелитель. И Чинара по себе знала, что свобода для подобного склада людей дороже жизни.

Вот это-то и пугало, и притягивало Чинару. Так что борьба у нее с Колдошем предстояла отчаянная, захватывающая. А на другую она бы и не согласилась.

Беделбаев тем временем внушал своей секретарше, как важно для него сегодня же поговорить с районным прокурором. Секретарша у директора была пожилая, раздобревшая на сидячей работе, когда-то весьма привлекательная Анна Михайловна, самолюбивая и дотошная, разговаривающая громким, внушительным голосом, не терпящая никаких возражений. Беделбаев немного побаивался ее решительного натиска, перед которым отступали и не такие важные тузы. В его тоне, когда он о чем-либо просил ее, всегда слышалась неуверенность.

— Анна Михайловна, прошу убедительно… Это очень важно для нас… Так я жду…

Секретарша кивнула головой, наводя порядок на столе директора, хотя он каждый раз противился этому.

— Не трогайте, здесь все нужное, — сгребая бумаги к себе, суетился Беделбаев.

В этот день разговор у директора с нарсудом не состоялся. Беделбаев уехал по делам, пометив на перекидном календаре все не осуществленные в этот день планы, чтобы с утра снова заняться ими. По дороге к машине он встретил Саякова.

— Извините, Темир Беделбаевич, что не зашел сразу же по вашему вызову… Кручусь с линией! А вы далеко?

Беделбаев не стал даже останавливаться, махнул только рукой, мол, надобность отпала. А Саяков обиженно поджал тонкие губы, судя по всему, он не мог представить себе, что в нем хотя бы минуту могут не нуждаться, не искать, не ждать.

Алтынбек, конечно, знал, зачем вызвал его директор… Но у него не было ни малейшего желания заниматься судьбой этого отпетого Колдоша. «Умный человек своим делом занимается. Если с головой ко всему подойти, всегда можно уцелеть, в любой житейской передряге… А этот силой похваляется!..»

Не то чтобы сам Саяков отличался особой щепетильностью в выборе друзей и знакомств, скорее, наоборот. Алтынбек держал около себя людей со слабинкой, как Парман-ака: быка одним взмахом пудового кулака опрокинет, а пусть попробует пикнуть против него, Алтынбека, тогда сразу узнает, кто из них сильнее!.. Пармана жизнь уже научила осторожности. Колдош же пока вполне надеется на свою силушку. Таких жизнь вряд ли когда научит — не восприимчивы они к мудрости, особенно к той, которую, как ему казалось, в совершенстве постиг сам Саяков. «Этот броду не меряет, идет напролом, так пусть сам и расхлебывает», — решил про себя Саяков еще до вызова директора, как только узнал об аресте Колдоша.