Юрий Мушкетик - Сердце и камень

Шли они асфальтом, потом мостовой, потом свернули на какую-то тропинку вдоль опушки леса. Со всех сторон их обступили темные кусты, перечертив своими взъерошенными тенями стежку под ногами. Пугливый холодок прокрался за плотно застегнутый воротничок блузочки Оксаны, защекотал по спине. Почему она так легко согласилась пойти с незнакомым человеком? Она пугливо оглянулась. Он, очевидно, заметил ее тревогу.

— Я по этой тропинке уже когда-то ходил. Со мной вы вообще ничего не бойтесь. Я служу в милиции.

— То вы клоун, то милиционер!

Они вышли к фонарям, и Оксана вздохнула с облегчением.

По просьбе Олексы дежурная вызвала из ленинской комнаты коменданта. Он быстро пробежал глазами бумажонку, — коменданта оторвали от телевизора, где как раз начался кинофильм. Еще раз взглянув на Олексу и Оксану, он достал карандаш. Приложив бумажонку к доске объявлений, придерживая ее двумя пальцами, написал наискось резолюцию.

Олекса и Оксана стояли рядом. У обоих вертелась одна и та же мысль, она проступала краской на щеках, но ни он, ни она не решались высказать ее вслух. Оба невольно втянули головы в плечи, съежились, как будто ждали приговора. Даже их чемоданы одинакового цвета и размера тоже, казалось, испуганно жались к ногам. Дежурная смотрела на Олексу и Оксану, улыбаясь глазами: «Молодехонькие какие!»

Когда, наконец, Олекса решился, комендант, уже прикрывая дверь ленинской комнаты, махнул рукой:

— Выдай им, Власовна, постели и прими по квитанции деньги.

Они спустились по лестнице вслед за дежурной. Олекса развернул бумажку — и чуть не уронил ее на пол. «Выдать тов. Скрипке с женой комнату в общежитии на время его ознакомления с новыми методами, указанными в отношении». И закорючка — подпись. Олекса протянул листочек Оксане. Она прочитала его, и щеки ее залило красное вино. «Что же делать? Сказать? Подведет Олексу. Он же без злого умысла. Видно, он преподаватель Минского сельскохозяйственного института. В отношении говорится, что приехал обменяться опытом».

Так они и пришли с дежурной на свой этаж, держа в руках концы одного узелка и не зная, как его развязать. Потянуть за веревочку или передать узелок другим?

— У нас сейчас четвертый курс выехал на практику, и во всем крыле — ни души, — пояснила Власовна, отпирая комнату. — Тут книжки студентов, кое-какие вещи, они вам не помешают. Вот ключ, а вон там, в конце коридора, — умывальник...

Только было Оксана отважилась, как ее перебил Олекса:

— Я хотел вас попросить... — Опустив глаза, он вертел в пальцах пуговицу. — Я приехал работать, придется сидеть по ночам, при свете. Где бы мне?..

Власовна развела руками.

— Да в ленинской комнате после двенадцати никого не бывает. Или там, напротив. Оттуда недавно двое аспирантов выехало. Только там, наверное, и стола нет...

— Это ничего, я на окне могу писать...

Власовна ушла. Таяли за дверью ее шаги, и комнату наполняла неловкая тишина. Олексе казалось, что она вот-вот запеленает их совсем. Он встряхнул головой, отогнал тишину смехом.

— Ну, женушка, где ваш свадебный ужин? Пирог, курица жареная?

Пирога не было, но курицу жареную из чемодана Оксана достала. Там еще были огурцы, сало, пирожки с маком, черешни в баночке. Они вкусно поужинали. Олекса все время шутил, а сердце Оксаны не переставал донимать какой-то холодок. «А что, если узнают? Дежурная взяла у Олексы паспорт. Вдруг начнет листать его?.. И вообще... Нехорошо как-то получилось!»

Но понемногу шутки Олексы развеяли холодок. Ой, вот она порасскажет Яринке. Вот посмеются!..

А он, этот Олекса, хоть немного и чудаковатый, зато такой... такой...

Оксана не могла подыскать нужного слова. Но слова на языке вертелись хорошие.

Оксана чувствовала, что нисколько не боится его. Конечно, совсем он не клоун. И звать его Алексеем. А это ребята-западники, чтобы не путать на курсе трех Алексеев, назвали его в институте, по-верховински [2] Верховинец — уроженец Западной Украины. , Олексой. Это новое имя прижилось, и Олекса говорит, что даже домашние привыкли к нему.

И все же... Ох, только бы не злой случай свел их в этой комнате!..

Олекса поглядел на часы. Время было позднее. За окном шумел лес, легонько покачивался фонарь на столбе. Олекса заглянул в комнату напротив и, вернувшись назад, свернул матрац на одной из кроватей.

— Вы запритесь...

Оксана поглядела в окно, прислушалась к гомону ветра. Шелест деревьев навевал тоску и даже страх.

...Проснулся Олекса рано. Оксана уже ждала его в своей комнате умытая, одетая. Позавтракали в студенческой столовой и поехали в город. На Крещатике простились до вечера. Оксана пошла в университет, Олекса — в редакцию журнала.

Уже вторую его статью приняла редакция журнала. Статья эта, как и первая, была частью дипломной работы. Олекса понимает: это не только его работы, но и руководителя. И, пожалуй, даже в большей степени профессора. Олекса предложил было профессору подписать эти статьи двумя фамилиями, но тот почему-то улыбнулся и отказался. Теперь редакция вызывала Олексу, чтобы он доработал статью. Работы по замечаниям было немало. Но что там! Леонид говорит, что он ветрогон, и в работе он просто повстречался с удачей. Но он сидел над опытами год и доказал свое упорство. И сейчас снова докажет. Вот так — запрется от всего мира и доделает статью. И не ему, а именно пустым крикунам, моргают сейчас эти кинорекламы. Они не выманят его. Он даже и на Днепр не пойдет.

Олекса с головой ушел в работу. Он и в самом деле будто отгородился ею от всего. День для него словно слился с ночью. А вслед за ним такой же второй, третий... Порой он даже забывал о еде. Заходила Оксана, приносила ему холодные котлеты из столовой, огурцы, хлеб с колбасой. Иногда она уходила не сразу, стояла тихо, смотрела, как он то быстро пробежит пером по бумаге, то задержится взглядом на окне, покусывая кончик ручки. Шевельнется Оксана — он оглянется, положит ручку.

— Ну что, сердечная Оксана, уже пристроили куда-нибудь свою грешную душу? К чему она больше всего лежит?

— К книжке.

— Книжки все любят. Это еще не специальность. Вы работали где-нибудь?

— В колхозе дояркой. — Ей хотелось рассказать, что работала она хорошо и что сейчас по надоям она — третья в районе. Но сдержалась. У него вон какая работа, и он не хвастается. Вообще он какой-то не такой, как многие хлопцы. Другой бы стал приставать. А этот зовет ее «сердечной Оксаной». Это, кажется, из какой-то книжки, а из какой — забыла. А он все знает. Спрашивает, нравится ли ей работа доярки. Она и сама не знает, что ей нравится. Что-то такое... Чтобы в белом халате, чтобы тишина кругом, баночки с надписями, коробочки, блестящие весы. А интересно, сколько нужно учиться, чтобы стать аптекарем? Не тем, конечно, который продает лекарства, а тем, кто их делает. И где можно этому научиться? Вот завтра она пойдет в медицинский институт и расспросит.