Лев Овалов - Утренняя смена

Чжоу стиснул записку в кулаке. Жгучий стыд, один жгучий стыд чувствовал он сейчас. За отца, помыслы которого направлены только на то, чтобы непрестанно подниматься со ступеньки на ступеньку по иерархичеой лестнице. За самого себя, за то, что к нему могли обратиться с подобным предложением, за то, что так долго не возвращался на родину, за то, что почти забыл товарищей. В то время, когда его сотоварищи боролись за отечество, он бежал из Китая.

Чжоу взглянул на торговца и еще сильнее стиснул в кулаке отцовскую записку. Торговец как встал, опираясь на стол кончиками пальцев, так и продолжал стоять все в той же позе.

Чжоу прошелся по комнате.

— Это пишет мой отец, — сказал он, вопросительно взглядывая на торговца.

Тот выжидательно и вежливо молчал.

— Отец просит меня вернуться на родину, — продолжал Чжоу. — Он рекомендует полностью вам довериться.

— Что же вы ему ответите? — предупредительно спросил торговец. — Могу ли я позаботиться о вашем возвращении?

— Странный способ пересылать письма, — усмехнуся Чжоу. — Разве в России не существует почты?

— Не все можно доверить почте, — педантично разъяснил торговец. — Мало ли какие могут возникнуть препятствия...

— Препятствия! — воскликнул Чжоу. — Какие могут быть препятствия моему возвращению в Китай?

— Они могут возникнуть, если вы... Могут быть различные причины, — уклончиво заметил торговец и еще раз спросил: — Вы возвращаетесь?

— А кто вы такой? — в свою очередь прямо спросил Чжоу.

Торговец отрицательно покачал головой.

— Не беспокойтесь обо мне, господин Чжоу. Я маленький человек и не представляю для вас интереса. Но я могу переправить через границу вас и...

— И? — переспросил Чжоу.

— И все, что вы захотите, — любезно объяснил торговец. — Вы изучаете экономику, вас интересует советская промышленность... Если вы захотите, я смогу переправить интересующие вас записки, книги, документы...

Какие-то чужие, почти неуловимые интонации прозвчали в голосе торговца. Чжоу опять почувствовал стыд. Не забывает ли он родной язык, если не сумел сразу распознать своего посетителя?

— Скажите, — в упор спросил Чжоу торговца, — а какая выгода японцам, вернусь я или нет?

— Вы напрасно так рассуждаете, — вкрадчиво возразил торговец. — У вас превратные понятия о японской помощи Китаю. Япония по-родственному заинтересована в установлении в Китае порядка. Китай нуждается в образованных и рассудительных людях. Япония готова содействовать их возвращению, и я вам искренне советую вернуться к себе на родину...

— Почему вы так беспокоитесь о моей родине? — перебил его Чжоу. — Вы же не китаец!

Посетитель холодно улыбнулся.

— Во всяком случае, я больше китаец, чем вы, господин Чжоу. И я еще раз искренне советую вам подчиниться своему отцу.

— Захватив с собой кое-какие документы? — вспылил Чжоу.

Впервые за время разговора посетитель переступил с ноги на ногу.

— Это ваше дело, господин Чжоу. Я выполняю поручение вашего отца. Остальное меня не интересует.

Чжоу растерялся, не зная, ни что ответить, ни как поступить.

— Какое же вы приняли решение? — строго спросил торговец.

Чжоу провел рукой по волосам.

— Я должен подумать, — ответил он. — Подумать и взвесить.

— Ваша нерешительность меня затрудняет, — недовольно сказал торговец. — Я предоставляю вам некоторый срок, хотя мне хотелось бы знать, в какую сторону вы больше склоняетесь.

— Вероятно... Вероятно, я возвращусь в Китай, — нерешительно признался Чжоу. — Но в помощи вашей я нисколько не нуждаюсь.

Торговец вежливо и низко поклонился.

— Извините за беспокойство, — пробормотал он, нагибаясь к своей корзине. — Я не смею учить, но хочу лишь сказать, что ваш отец выражает надежду, что вы осознаете свой долг.

Чжоу с трудом сдержался, чтобы не ответить на эту дерзость.

— Пожалуйста, извините, — продолжал бормотать посетитель, почтительно раскланиваясь, поднял корзину и попятился. — Пожалуйста, не провожайте... — Он выскользнул из комнаты. — Не беспокойтесь...

Чжоу вышел в переднюю.

— Не беспокойтесь...

Торговец захлопнул за собой дверь.

В то время когда его товарищи боролись за отечество, он бежал из Китая. Он почувствовал себя дезертиром. Шанхайские кули, сычуаньские крестьяне, кантонские студенты... В то время когда они боролись, он спокойно изучал экономику! Он жил в новой стране и постепенно забывал о покинутой.

Он воображал, что каждый носит родину в своем сердце. «Родина заключена в тебе самом». Это усвоил он в университете, в отвлеченных спорах о судьбах народов и государств. Своя страна воспринималась тоже в виде какой-то абстракции. Своя страна, своя земля... Чжоу считал, что, куда бы его ни забросила судьба, он везде будет обладать своим Китаем. Этот невесомый Китай представлялся очень красивым. Какой-то фарфоровый, шелковый и лакированный Китай. Обрывки исторических сведений, лирические стихи, привычные красивые символы и сувениры... Бережно хранимый старинный яшмовый божок!

Нет, настоящий Китай был не таким. Там текли лазурные реки, цвели лотосы, пелись древние стихи, но там находились и заболоченные малярийные рисовые поля, душные и грозящие обвалами угольные и свинцовые шахты, грязные речные порты, унылые огороды с капустой и бобами, пыльные джутовые фабрики... Земля настоящего Китая была так же, как и здесь, полита потом и кровью его народа, который создал и древние стихи и яшмовых божков.

Только в Советской стране Чжоу понял, что такое родная земля и как много значит она в жизни человека. Здесь, в России, он понял, что значит любить родину. Свое родство с родной землей русские люди ощущали даже тогда, когда им плохо было на этой земле жить. Теперь, когда труд для них стал делом чести и славы, они соперничали друг с другом в проявлении своей любви к родине.

Чжоу ощутил настоятельную потребность поделиться с кем-нибудь своими мыслями. Слишком взволновало его все происшедшее. Кому сказать? Кому? Он перебрал в памяти всех своих здешних знакомых. Среди них Григорьев был наиболее рассудительным и авторитетным человеком.

Чжоу поспешно спустился вниз, невольно оглянулся — торговца нигде не было видно — и направился к парткому.

В кабинете было шумно. Чжоу приоткрыл дверь. На него пахнуло густым табачным дымом. Человек десять оживленно беседовали.

Григорьев все-таки успел заметить Чжоу и вышел к нему в коридор.

— Заседание, — пояснил он. — Что-нибудь нужно?

— Видите ли... — Чжоу замялся.— Сейчас произошло довольно странное происшествие. Я получил письмо от отца.

— Письмо от отца? — заинтересовался Григорьев. — Что ж, давайте потолкуем. Ничего, — сказал он, заметив взгляд Чжоу, брошенный на дверь. — Здесь и без меня не ошибутся. — Он подвел Чжоу к садовой скамейке, поставленной в конце коридора. — Рассказывайте.