Валентин Солоухин - Соломенный кордон [Рассказы и повести]

Котенок вскочил на забор и оттуда с удивлением смотрел на щенка. Жук подбежал к забору, радостно тявкнул. У самого дома их накрыл дождь. Не раздумывая, Внук и Жук спрятались в будку. Там и уснули.

А зима стояла снежная и морозная. Данило Иванович все собирался съездить на рыбалку, на подледный лов. Он купил две блесны и спинниг.

— Судаки будут, Ильинична, — хвастливо и уверенно заявлял он.

— Ты у меня настоящий рыболов, Данило, как не быть судакам.

Часто они вспоминали последнюю рыбалку Данилы Ивановича.

Вернулся старик вечером на вторые сутки. Ильинична уже начинала беспокоиться по-настоящему.

«Уж не случилось ли что?..» Она собралась идти к Феде Молдавану — он знает все. В коридоре кто-то затопал, а через секунду в дом ввалился Данило Иванович. Он положил перед собой рюкзак и глубоко вздохнул:

— Ну, старуха, устал же я! А где же Внук, что это он не встречает меня?

— У Внука, Данило, за твое отсутствие новые приятели. Обиделся он на тебя за то, что ты его с собой не взял.

— Ну, я свою вину сейчас искуплю. Внук! Внучек! — позвал старик.

Стукнуло за окном. За стеклом старик увидел, что по подоконнику метался Внук.

Ильинична открыла форточку котенку.

Данило Иванович выложил перед Внуком окуньков и красноперок. Котенок заурчал и жадно набросился на рыбу.

— И стоило из-за этого пропадать где-то целых два дня. В магазине можно взять свежей рыбы.

— Стоило, Ильинична, — старик вытащил из рюкзака грамм на восемьсот окунуя. — Это тебе на уху.

— Батюшки! — всплеснула руками старуха. — Сам поймал?!

Данило Иванович недовольно хмыкнул и опять запустил руку в рюкзак: на стол гулко шлепнулся судак кило на три, вслед за ним появились еще два побольше.

— Если ты сомневаешься, вот те два рубля с пятерки, три истратил на дорогу и курево. Вот билеты туда и обратно.

— Что ты, Далило, я просто удивлена...

— Жарь этого судака, Ильинична! Приготовь рюмочки, огурчиков, я схожу за Федей Молдаваном.

Вечер тогда получился веселый. Федя все хвалил свою новую собаку, которая «и птиса берет, и заяса берет, и лисиса берет», а старик рассказывал, какие судаки на Донце есть.

Сейчас Данило Иванович сидел перед окном и смотрел во двор.

— Я, Ильинична, вроде поздоровел за это время. Одышка полегче, да и так покрепче стал.

— Ты совсем, Данило, молодцом выглядишь.

— А вот тебе я один сон не рассказал, снился он мне в тот день, когда на пенсию ушел... Ильинична, поди-ка! — почти закричал старик. — Поди-и!

— Что случилось?..

— Смотри!

Во двор забежал чей-то большой желтый пес. Он смело направился к миске со щами. Жук кинулся на защиту своего завтрака. Пес отшвырнул его, и вдруг с крыши сарая на спину собаке прыгнул Внук: Желтая шерсть клочками полетела на снег. Пес испуганно закружился на месте. Увидев подоспевшую помощь, Жук налетел второй раз на непрошеного гостя.

Пес с визгом выскочил в калитку, а Жук и Внук с гордым видом победителей подошли к миске и стали вместе есть.

— Ты права, Ильинична, Внук и Жук — большие друзья. Ты заметила, что с приходом зимы Внук совсем перестал ночевать в доме? Как только стемнеет, он идет в будку...

— Как же не заметить, Данило Иванович, такая дружба между людьми не всегда случается...

К вечеру разыгралась поземка, усилился мороз. Внук ушел ночевать к своему другу, а Данило Иванович сидел у теплого комелька и рассказывал Ильиничне о деревне, в которой он родился.

— А ведь я, Ильинична, уже тридцать пять лет как не был на родине. Последнее время все думаю, все вспоминаю, какие у нас реки, а леса, ягоды, грибы!.. Поедем весной, Ильинична, там у меня полдеревни родственников. Смотришь, останемся... Смотришь, поработаем еще, я же в молодости курсы пчеловодов окончил, помнишь?..

— Как не помнить. Давно это было. Забыл небось все.

— Вспомню, Ильинична, еще как вспомню...

Данило Иванович представлял, как он удивит всю деревню своим приездом, как разыщет друзей детства, родню. «На родине всегда найдется родной человек».

Чем он больше думал, тем радостней становилось на душе, а мысли обгоняли одна другую, и все необычные, интересные.

— А как же Внук и Жук? — спросила с беспокойством старуха.

— С собой возьмем. Имеем же право... Вот скорее бы весна.

— Недолго осталось, Данило, сколько тут — два месяца, туды-сюды, и жаворонки прилетят, доживем...

«Ишь какая у меня Ильинична, клад, а не старуха. Надоть ей с пенсии полушалочек потеплее купить, все радость будет».

Ноябрь начинался обычно: холодные дожди, серые туманные вечера и грязь, грязь непролазная. Но этот вечер в ноябре выдался на славу. Красное большое солнце опускалось за одиноким собором, стоявшим у самой реки, вокруг собора росли раскидистые клены и широколистые, под стать острым церковным шпилям тополя. И там, где кончалась огромная, похожая на океанскую льдину туча, словно в узкой, но длинной на весь горизонт, полынье плавало это большое осеннее солнце.

Постепенно вечер густел, с каждой минутой мягкая краснота заката блекла, отражение ее, покачавшись на упругих волнах реки, повисев над обрывистыми берегами, перекинулось на почти обнаженные ветви кленов, тополей. Сохранившиеся листья заблестели, покрылись красновато-желтым светом, и тут же посветлели бронзовые луковицы собора, а потом свет зари, угасая, поднялся вверх.

Андрей Варопаев постоял еще некоторое время у реки, наблюдая за падающими листьями, и, швырнув плоский голыш в воду, пошел берегом, а потом свернул к первым домам улицы.

«Надо заглянуть к Лиде, наверно, ждет девка», — он обогнул мутноватые лужи, выбирая дорогу посуше.

— А ее уже нет дома, ага! — услышал Варопаев. Он оглянулся, надеясь увидеть, кому принадлежит этот писклявый голосок, но поблизости никого не было.

— А она ушла с другим дяденькой, ага! — детский голос повторил. — Ушла тетя Лида, ага!..

Несомненно, этот голос обращался к Варопаеву.

Андрей остановился и со вниманием стал осматриваться. За высоким, крашенным в коричневый цвет забором послышались шаги, и прямо перед Андреем в продолговатой щели заблестели глаза.

— Я здесь, дядя Андрей, — и в щель, где только что были глаза, высунулся детский палец.

— Кто это — я?

— А я, мой папка артист. Меня не пускают на улицу, и я гуляю в саду.

Варопаев припал глазом к щели.

— А ну-ка отойди от забора, чтобы я мог тебя увидеть.

— Сюда?

— Да, вот так и стой, — Андрей увидел девочку лет шести, очень тонкую, большеглазую и длинноносую. Свет фонаря, висевшего на небольшом столбике во дворе, падал на девочку, хорошо освещая заостренное личико, темноволосую головку.

— Кто тебе сказал мое имя?

— Вас всегда так называет тетя Лида: «Ах, Андрей, я уже думала, что ты не придешь! Андрей, где мы проведем сегодня вечер? Андрей, ты становишься невыносимым...»