Эдишер Кипиани - Девятые врата

«Зачем ты кончала филологический, — часто говорил мне Бакар, — изучила бы лучше иностранные языки, сидела бы себе дома (можно подумать, что я сейчас не дома сижу), ученики бы к тебе приходили…»

Цеха шелкоткацкой фабрики были ярко освещены. Доносился слаженный гул станков, за каждым окном колыхались радуги пестрых нитей.

Я вышла на площадь Героев и взглянула на цирк. Круглое здание, взгромоздившееся на гору, длинная лестница, освещенная с обеих сторон лампионами. По лестнице спускались люди. Я спряталась в тени дерева и начала вглядываться в толпу…

Прошел целый век, лестница опустела, а Бакара не было видно. Страшное подозрение закралось мне в душу. Неужели он обманул меня и пошел куда-то в другое место? Но Гогита? Вдруг мной овладел страх, страх, что подозрения мои могут подтвердиться… Я не думала, что при виде Бакара страх этот усилится…

Они шли как приятели, огромный, широкоплечий Бакар и маленький, хрупкий Гогита. Мои любимые, самые любимые люди на свете… Бакар курил, Гогита о чем-то оживленно ему рассказывал. Я не часто видела на лице моего сына такое счастливое выражение. Я вздрогнула, растерялась: а как я объясню, почему я здесь? Я представила себе их удивление и побежала, побежала как пристыженная одураченная девчонка, которая думает, что, если она спрячется, стыд пройдет сам по себе.

Поздно ночью, когда за занавеской, натянутой между книжным шкафом и буфетом, раздалось глубокое спокойное дыхание Гогиты, Бакар приподнялся на своей кровати и шепотом спросил:

— Почему ты не спишь?

— Не знаю… не спится…

— Ты случайно не больна?

Почему мне его голос показался таким теплым, ласковым. Угрызения совести, наверное, рождают излишнее сочувствие.

— Нет, я не больна… Все уже прошло.

Кровать заскрипела, я думала, Бакар собирается перейти ко мне, но ошиблась, он снова лег.

— Я как раз сегодня на работе думал: уж не беременна ли ты?

— Нет, Бакар! — Невольно я усмехнулась так горько, что спохватившись, добавила, чтобы он ни о чем не догадался: — Я бы сказала тебе.

А про себя я подумала: «Как ты наивен, мой любимый, до чего же ты наивен…»

— Тетя Пело спросила меня, как твой племянник. С ним что-нибудь случилось?

— Ничего! — сказала я, почему-то вдруг почувствовала, что если я сейчас не выскажу всего и не разберусь во всем, потеряю покой и не засну.

— А почему звонил твой брат?

— Звонил не он. Звонил какой-то мужчина.

— Мужчина? А что он хотел?

— Не знаю, какой-то русский…

Наступила мертвая тишина. Я почувствовала, как Бакар затаил дыхание.

— Русский… А что он сказал? — проговорил он с трудом.

— Да ничего… — Я тихонько рассмеялась, как заранее смеется рассказчик веселого анекдота. — Проследите, говорит… дурак был какой-то… проследите за своим мужем… наверное, он не туда попал… Ваш муж, говорит, ежедневно встречается с одной женщиной… Господи, сколько на свете ненормальных!.. Они, говорит, за город ездят… я чуть не лопнула от смеха…

Только тиканье ходиков раздавалось в комнате, тиканье ходиков и дыхание Гогиты.

— Ладно, спи теперь… Мне завтра рано вставать, — услышала я голос Бакара, какой-то угасший. — Не следует со всеми вступать в разговоры.

— А что мне было делать, — я словно с трудом сдерживала смех. — Я положу трубку, а он снова звонит… пришлось выслушать!

— Ладно, спи…

Было темно, и я знала, что Бакар благодарен темноте, которая не дает мне видеть его лица. Было темно, и казалось, что мы тоже переговариваемся по телефону.

После долгого молчания Бакар произнес:

— Наверное, ребята с фабрики выпили и решили нас разыграть… Узнаю кто — уши оборву!..

Он снова замолчал, а потом добавил нарочито сонным голосом:

— Или ты кому-то нравишься…

Он глубоко вздохнул и размеренно задышал, желая показать мне, что спит.

Но до рассвета Бакар не сомкнул глаз.

Прошло два дня, и мне все стало казаться глупостью. Ко мне вернулось хорошее настроение. Я старалась угодить Бакару, словно желая получить прощение за свою подозрительность, крепче полюбила его. В душе я смеялась над тем болтуном, а еще больше — над собой.

Но на четвертый день снова зазвонил телефон. Теперь незнакомец говорил со мной рассерженно. Вы что, по-русски не понимаете, сказал он мне, чего вы ждете сложа руки? Собственного несчастья?! Но он не назвал ни своего имени, ни имени той женщины…

И так он звонил мне каждую неделю на протяжении двух месяцев. Позже гневный его тон сменился просительным — казалось, что он на коленях умоляет меня… Бакара во время его звонков, как правило, не бывало дома. И я поняла, что незнакомцу известен каждый шаг Бакара и этой женщины…

И только тогда я убедилась, что никакая это не шутка и что я по-настоящему несчастна.

Бакар смеялся надо мной. «Сегодня не звонил твой поклонник?» — спрашивал он, возвращаясь с фабрики. Если я отвечала отрицательно, он выражал мне «сочувствие» и «утешал»: еще позвонит, не волнуйся! Если же в тот день звонок состоялся, я дословно передавала ему наш диалог. Бакар со смехом отвечал: «Этого человека следует поблагодарить за то, что он тебя развлекает».

Теперь, когда я вспоминаю все это, мне становится жаль Бакара — как он старался, как играл, чтобы рассеять мои подозрения.

Потом мужчина перестал звонить, шли недели, а телефон молчал. Я опять собралась было посмеяться над собой, над своими страхами и ужасами, как однажды…

В один прекрасный день меня вызвали в школу за четвертными отметками Гогиты. Учился Гогита хорошо, и я всячески его поощряла. На обратном пути я решила зайти в «Детский мир» и купить ему какой-нибудь подарок. Гогита знал, что ранее обещанный двухколесный велосипед я ему купить не смогу, и думал, что бы выбрать подешевле.

В троллейбусе было тесно. Мы стояли, и я не знала, огорчаться мне или радоваться тому, что в последнее время Гогите не уступали места, значит, он уже совсем взрослый, а если кто и уступал — он ни за что не садился.

Позади меня кондукторша требовала у какого-то пассажира мелочь. Не помню, обратила ли я сразу внимание на их разговор или потом восстановила его в памяти. Наверное, потом…

— Что делать, дорогая, у меня нет мелочи! — отвечал кондуктору мужчина.

Я услышала этот голос — и быстро оглянулась. Среди пассажиров я заметила высокого мужчину, который с виноватой улыбкой глядел на кондуктора и, видимо, рылся в карманах.

— Когда садитесь в троллейбус — надо позаботиться о мелочи, — так многозначительно внушала ему кондукторша, словно уличала его в роковой ошибке.

— По-моему, вы тоже обязаны… — Пассажир все так же виновато улыбался.

«Он! — мелькнуло у меня в голове. — Его голос!»

Я задрожала и отпустила руку Гогиты, чтобы он не заметил моего волнения.