Эдишер Кипиани - Девятые врата

Гурген нагнулся и начал шарить в траве. Он раздвинул ветки сирени и, словно страус, сунул туда голову. Коробок не было видно. Он снова рассердился, чуть не бросился на Гогиту с кулаками, но сдержался. Понял, что таким образом только усложнил бы дело.

Из кинотеатра доносились нетерпеливые выкрики зрителей.

— Идем, забирай ленты, — Гургена вдруг осенило. — Своими глазами увидишь, как я ее выгоню. — Он решительно перепрыгнул через кусты на дорожку, посыпанную толченым кирпичом, и пошел к кинотеатру. — Вставай, чего сидишь! Бери ленты!

Все в зале увидели, что механик вернулся с пустыми руками, но свист и крики не усилились, а напротив — прекратились. Вдруг стало очень тихо. Киномеханик открыл дверь в ложу и заговорил с каким-то мужчиной. Партер любопытно вытянул шеи.

Бакар и Майя, как заводные куклы, быстро и дружно повернули к дверям головы.

— Гурген?! — воскликнул Бакар, вставая и путаясь в ножках стула. — Ты что, здесь работаешь?

— Летом. У меня к вам дело… Если можно, на минутку…

— Дело?.. Сейчас?..

«Что-нибудь про Элико и Гогиту!..» — подумал Бакар.

— На одну минуту, — повторил Гурген и вышел из ложи.

Бакар знаком дал понять Майе, что сейчас вернется, и вышел вслед за Гургеном.

— Так получилось… — у Гургена стал заплетаться язык, — что придется уйти… Вам и той женщине…

Тысяча сердец забились в Бакаре, и тысяча умов заработали в нем.

— Как это уйти!.. Что ты говоришь — я не понимаю!

— Так получилось… Вы должны уйти, иначе кино не будет… Гогита спрятал пленку…

«Гогита?! Пленка?!»

— Он у меня работает… Надо же мальчику подработать!.. Я вас прошу, уходите… Вместе с ней… Или пусть она одна… Меня же снимут с работы!

— Гогита?! Пленка?! — повторил Бакар вслух.

Он все понял. Он не чувствовал себя, своего тела, не видел своих рук, не представлял, есть ли у него лицо. Не знал, происходит ли это все на самом деле или все ему только кажется и вот-вот исчезнет.

Он смог только выдавить из себя.

— Гогита… работает?

Гурген спешил, ему было не до того, чтобы посочувствовать Бакару или упрекнуть его, хотя желание сделать и то и другое у него было.

— Гогита спрятал пленку… Пусть, говорит, эта женщина, которая с отцом, уйдет… Меня же снимут… Я прошу вас…

В это время из ложи вышла Майя. Она взглянула на Бакара и вздрогнула.

— Что случилось? — Она обернулась к Гургену. — В чем дело?

Откуда-то появился милиционер. Видимо, его внимание привлек шум и группа любопытных вокруг ложи. Он раздвинул толпу, поднялся по ступенькам и пристально оглядел Бакара и Гургена, стоящих друг против друга. Потом он перевел взгляд на Майю и сразу же оценил создавшееся положение.

— Почему нарушаете порядок, граждане! — обратился милиционер к Бакару, одним глазом поглядывая на Гургена, верно ли он действует. Выражение лица киномеханика подтверждало необходимость его вмешательства.

— Я прошу вас, уходите… Или пусть эта женщина уйдет, чтобы Гогита видел… Иначе будет скандал…

— А ну, выходите сейчас же, гражданин! — оживился милиционер и взял Бакара за руку.

— У-у-у! — загудел зал, засвистел, захохотал.

— С-с-с!

— Нашли место!

— Дайте человеку досмотреть!

Бакару казалось, что он во сне, в страшном, кошмарном сне. На одну минуту он поверил, что сейчас проснется и все рассеется — умолкнут эти безобразные выкрики, исчезнет этот грубый милиционер, сотрется этот невообразимый позор. Но сон оказался бесконечным, как сама явь.

— Э-э-э!

— У-у-у!

— С-с-с!

— Дайте им фильм досмотреть, а потом сажайте! Люди деньги платили, — иронически произнес кто-то.

Майя вся сжалась, съежилась от стыда, не знала, куда спрятаться, и старалась сделать вид, что она ни при чем. С деланным удивлением глядела она на публику, словно желая сказать — ничего особенного не произошло, чего вы расшумелись.

Но она чувствовала, что игра ее была тщетной. Тогда она прислонилась к стене и застыла, словно жучок, который притворяется мертвым в минуту опасности.

— Граждане! Пройдемте в отделение! — не отставал милиционер.

Бакар грозно взглянул на милиционера. Но почувствовал, что, сопротивляясь, только усложнит дело. Надо было смириться с этим позором. Он взял Майю за руку, опустил голову и быстро пошел к выходу.

Перед милиционером тут же возник Гурген, что-то прошептал ему на ухо, и тот сразу успокоился.

Насмешливыми дружными аплодисментами проводили зрители выдворенных из ложи.

Бакар и Майя, словно привидения, прошли мима тети Марго.

А Гурген выбежал в сад и бросился к зарослям сирени.

Прерванный сеанс возобновился. Зал затих. Голоса доносились только с экрана — там все еще не могли обнаружить предателя.

Гогита сидел под кустами и сухими остановившимися глазами следил за отцом. Он не дышал и, кажется, даже не мигал. Где-то внутри в нем дрожали беззвучные рыдания.

«Что я наделал… как я осрамил отца… Теперь он не вернется, никогда! — кусал губы Гогита. — Только бы мама не пришла… Не увидела бы этой женщины… Только бы мама не пришла…»

Отец шел, словно пьяный. Это был его отец, отец, которого он столько времени не видел! А сзади шла высокая красивая женщина. Отец был в новом костюме и казался шире в плечах. Он шел, понурившись, и так качался, будто при каждом шаге ноги его куда-то проваливались. Эта женщина, быстро и мелко ступая, шла за ним, словно хотела обогнать, но не обгоняла. Чем ближе подходил отец к выходу, тем чаще он останавливался и оглядывался по сторонам, наверное, искал Гогиту и не знал, что Гогита здесь же, рядом…

— Па-па! — Крик Гогиты раскроил тишину.

Бакар обернулся и застыл. Женщина тоже остановилась…

Эта женщина, эта красивая женщина, красивее которой Гогита никогда не встречал, не знает, как любит отец Гогиту… Она, наверное, думает, что он любит только… ее. Нет, она не знает… Сейчас она убедится в этом и уйдет, сама уйдет…

Отец все стоял и вглядывался в темные кусты. Гогита выбрался на дорожку и побежал ему навстречу. Он улыбался и бежал. Бежал изо всех сил, так, что сердце готово было выскочить.

Отец ждал его, но все так же, не двигаясь, он даже бровью не повел…

А эта женщина не сводила с Гогиты глаз… Сейчас она увидит, сейчас убедится… как любит отец Гогиту, и уйдет…

Отец, наверное, удивлен тем, что Гогита так быстро бегает. Он еще не видел, чтобы Гогита так мчался.

Десять… пять шагов осталось. Гогита раскинул руки, чтобы обнять отца. Но внезапно наткнулся на что-то твердое, в глазах у него потемнело, и он упал. Во мраке вспыхнули искры, закружились, бросились в голову и взорвались там.

Потом на минуту установилась тишина, и Гогита понял, что отец ударил его.

Отец ударил!!!

— Что ты наделал, Бакар!