Эдишер Кипиани - Девятые врата

Редактор насмешливо подумал: «Гм, замолить грехи… Какой же бог должен быть у такого грешника!»

Он погрузился в эти мысли, прикрыв глаза ладонями. Откуда-то из бездонной тьмы всплыли пестрые точки и за каждой точкой — своя мысль. Мысли появлялись и гасли, как искры. Потом все исчезло, очистилось, и только одна картина всплыла в сознании и застыла. Картина эта была так горяча, что к ней нельзя было прикоснуться… В центре возвышалась голая гора желто-белого цвета, на вершине ее стоял монастырь, и к нему по раскаленной желто-белой тропе шел согнутый в три погибели монах… Он был в золотой рясе, заляпанной мутными красными пятнами…

«Где ему взять такого бога!..» — опять подумал редактор.

Его отвлек неприятный скрежет спички о коробок. Он вздрогнул и не увидел, а почувствовал, как взвилось над головкой пламя, самое маленькое в мире пламя.

— Вы разрешите? — опять улыбнулся юноша и вместе со словами выпустил бледное облачко табачного дыма.

— Пожалуйста. (Он всегда спрашивает позволения после.)

— Простите, если это вас беспокоит…

— Ничего… я сейчас вернусь.

Редактор взял статью и вышел. Когда он возвратился, молодой человек стоял у стеклянной стены, отодвинув штору, и глядел с пятого этажа вниз, на машины, стоявшие в узком тупике. В руках, заложенных за спину, он теребил связку ключей.

— Я вас слушаю! — произнес редактор и выключил вентилятор. Словно сопротивляясь, вентилятор судорожно забил резиновыми крыльями и, обессилев, затих.

Юноша быстро обернулся и, протянув руку, с улыбкой пошел к столу.

— Здравствуйте, вы меня не узнаете? — Щеки его порозовели.

— Лицо знакомое, но… — Редактор замялся.

— Я однажды привез вас на машине из Коджор…

— Ах, да… Ну, конечно…

— Было уже поздно, и вы спешили в Тбилиси.

— Да-да… припоминаю…

— Я довез вас до самого дома. Вы и теперь там живете?

— Да, там же. (Что я делал в Коджорах?)

— Теперь вы меня узнали?

— Разумеется. Садитесь, пожалуйста.

— Но я был с вами знаком и раньше. — Юноша придвинул к столу желтый венский стул.

— Когда же?

— Вы тогда редактировали спортивную газету… Я кое-что кропал, и…

— Вспомнил! — Редактор улыбнулся. (Парень писал короткие рассказы, однажды его, кажется, напечатали.)

— Тогда я был студентом!

Редактор замешкался и вдруг забыл, о чем, собственно, шел разговор.

— Да, студентом… Вы учились на филологическом. Верно?

— Я окончил экономический!

— А где вы служите? (Сказал бы уже быстрее, зачем пришел!)

— Я служу… — Юноша не закончил фразы.

— Наверное, вам уже не до рассказов, — деланно улыбнулся редактор.

— Времени нет… Пять лет прошло с тех пор… хотя… Хотя иногда я кое-что пописываю! — Гость опустил голову и стал ногтем ковырять стол.

«Понятно! — подумал редактор. — Принес рассказ. Если раз напечатаешь — потом пиши пропало!»

— Покажите! — Он протянул руку. Юноша не удивился, словно он уже говорил о том, что принес рассказ. Достал из заднего кармана брюк сложенные вчетверо листки, расправил их, прогладил ладонью на краю стола и передал редактору.

«Чемпион», — прочел заглавие редактор, быстро взглянул на последнюю страницу и отложил рассказ в сторону.

— Зайдите послезавтра за ответом.

Молодой человек заерзал так, что стул сдвинулся с места, и на лице у него появилось просительное выражение.

— Я вас умоляю, прочтите рассказ сейчас же. Я хочу… я…

«Чего он нервничает? — подумал редактор. — С работы, что ли, его сняли, раз он через пять лет снова за рассказы взялся!..»

— Деньги меня совсем не интересуют. — Голос у юноши задрожал. — Мне надо, чтобы этот рассказ напечатали… Я даже подписывать его не буду…

— (Новости!) Если напечатаем, то вы и подпишитесь, и гонорар получите. (От него легко не отделаешься!) Только бы рассказ был хороший!

— Он вам обязательно понравится — вот увидите!

Редактор закурил, придвинул к себе рукопись и включил вентилятор.

На первых страницах рассказа был описан большой мотокросс, неровные дороги, искусственные препятствия, зрители, их преждевременные выводы, общее волнение и напряженность. Потом автор вводил главного героя и его спортивного соперника. С начала же чувствовалось, что один из них будет победителем. Победителя брали в сборную Союза и посылали на международные соревнования. («Это главное», — решил редактор.) Но соперничество юношей не ограничивалось спортом — тут была замешана девушка. Она стояла в толпе зрителей и в волнении прижимала к груди букет цветов.

Сюжет был очень избитый. Редактор читал много подобных рассказов.

«И что он нашел тут интересного? Было бы о чем писать!» — думал он с досадой, но чтения не прервал.

…Начало соревнований, возгласы комментаторов по радио, переживания спортсменов и зрителей — солнце и пыльная дорога, перевернувшиеся на трудном повороте мотоциклы.

«…Джумбер вырвался вперед, следом за ним мчался Шота…

На нескольких километрах, оставшихся до финиша, Джумбер собрал последние силы, перегнулся ловко, как акробат, и мастерски прошел самый опасный поворот. Он летел как пуля, подгоняемый одной-единственной мыслью: он должен прийти первым во что бы то ни стало…

Но что это? Всего в двухстах метрах на дороге — мальчик с самокатом. Ветер дует ему в лицо, и он, наверное, не слышит мотоциклетного гула. Джумбер, не раздумывая, затормозил. Мотоцикл замедлил ход, но эта мгновенная задержка оказалась роковой. Мотоцикл Шота, насмешливо треща, промчался мимо, сам Шота с насмешливой улыбкой оглянулся на соперника… и как раз в это время коляска его мотоцикла задела мальчугана.

От удара мальчик завертелся, как волчок, и это верчение словно на время сохранило ему равновесие, но потом он как подкошенный упал на асфальт. Мотоцикл Шота исчез за поворотом…

Джумбер быстрее молнии оказался около мальчика и схватил его на руки. Тот был без сознания. Из рассеченного лба хлестала кровь, выпачканная чернилами рука, беспомощно свесившись, качалась, словно останавливающийся маятник. Не тратя ни минуты на размышления, Джумбер положил мальчика в коляску, завел мотор и свернул в узкую улочку. Через некоторое время с шоссе до него донесся рокот мотоциклов — это были отставшие участники кросса.

Всего три минуты понадобилось ему, чтобы выехать на широкий городской проспект. Милиционеры провожали его продолжительными свистками, записывали номер, но Джумбер ни на что не обращал внимания. Весь рукав у него был в крови; взглянув на мальчика, он понял, что тот еще жив. И еще быстрее помчался мотоцикл, словно обрел крылья, неуловимым призраком несся он по улицам и площадям. Прохожие останавливались и качали ему вслед головами.

А Джумбер видел Шота, который, наверное, первым пришел к финишу и, счастливый, улыбающийся, принимал от болельщиков цветы. «Должно быть, он не заметил, что задел мальчика, иначе бы остановился, — думал Джумбер, — конечно, не заметил…» Он не сводил глаз с высокого здания больницы, которое белым облаком надвигалось на него.