Екатерина Михеева - Трудная любовь

Поняв, что́ пережила несчастная женщина, оставляя в полной неизвестности свое беззащитное дитя, окруженное бесстрастным грохотом военной ночи, Татьяна Васильевна решила спасти мальчика или погибнуть вместе с ним.

Под утро она добралась до села, еще не занятого немцами. Мальчика надо было перепеленать, Татьяна Васильевна развязала прихваченный узелок. Там лежала пара детского белья с инициалами С. Н. и фотография веселой белокурой девочки с ясными светлыми глазами.

Поведав все это мне, Татьяна Васильевна замолчала, потом тихо с тоской сказала:

— Мы связаны с Сашей кровью вашей жены и моей дочери. Неужели вы захотите разлучить нас?

Я сидел и мял в руках платок жены, на котором, поблекшие от времени, еще выделялись бледно-ржавые пятна крови. Что мне было ответить на такой вопрос? Я разделял горе Татьяны Васильевны, но разве мог я отказаться от сына?

Так мы просидели всю ночь, ничего не решив. Через два дня я уехал.

Письма из Свердловска с описанием всего касающегося Саши-Сережи мы получали каждую неделю. Они все больше разжигали мое желание взять сына. Но при малейшем воспоминании о нем рядом четко вырисовывался образ невысокой, круглолицей женщины со скорбными темными глазами и огромным узлом пепельных волос. Не знаю, долго ли продолжались бы наши обоюдные терзания, если бы не Ольга. Прочитав как-то одно из очередных писем, она робко сказала:

— Папа, какая она хорошая! — и вопросительно поглядела на меня. — Может, мы могли бы жить все вместе.

Эти слова Лели, моей Лели, не желавшей раньше и слышать о новой матери, выразили то, в чем я не хотел себе признаться.

Вдвоем написали мы письмо, в котором просили Татьяну Васильевну принять наше предложение.

Я не спал ночами в ожидании ответа.

Любил ли я тогда Татьяну Васильевну? Нет, то было большее чувство, в котором благодарность смешивалась с преклонением перед ее внутренней силой и красотой.

…Через три недели мы с Олей, устроив все свои дела, переехали в маленькую чистенькую квартиру Татьяны Васильевны. Саша сначала дичился нас, но потом очень привык и полюбил.

— Теперь-то он знает, — вздохнул Иван Петрович.

— Удивительно! — воскликнул Борис, ероша свои густые русые волосы. — За год нашей дружбы Оля ни разу не упомянула об этом. Это же целая поэма!

Алексей печально усмехнулся:

— И все-таки, вы меня не убедили.

— Я и не собирался, голубчик, — воскликнул Иван Петрович, положив свою широкую ладонь на его колено. — Убедить вас должно ваше собственное чувство к девушке и ее чувство к вам и ребенку. Поговорите с ней серьезно.

Алексей затоптал окурок и молча пожал локоть Ивана Петровича.

Из-за темных зубцов леса выкатилась луна. Она посеребрила кусты черной смородины, старые раскидистые яблони, перекинула мостик через ручей и, добравшись до черемухи в дальнем углу забора, повисла над садом, словно прислушиваясь к чему-то. Где-то неуверенно щелкнул соловей — раз, другой — и замолк.

— Ишь, опять начинает, — молодо улыбнулся Иван Петрович и предложил, поднимаясь с крыльца: — Пойдемте на пруд, он там в кустах. Кстати искупаемся. Пусть нас поищут.

Началось все с новогодней вечеринки, где Лиза впервые увидела Михаила Буркова, сварщика ферросплавного завода. Этот парень с дерзкими зеленоватыми глазами и добродушной улыбкой сразу вошел в ее жизнь.

Сперва они просто норовили почаще встречаться. А в сентябре, когда в городском саду под ногами начинала уже шуршать осень, они сказали друг другу:

— Я люблю тебя…

В тот день, прощаясь у подъезда женского общежития, Михаил удержал Лизу за плечи и заглянул в ее огромные, расширенные счастьем зрачки.

— Если ты не против, скоро мне должны дать комнату, и мы поженимся.

Лиза молча кивнула и стала теребить пуговицу его драпового пальто. Все получилось у них совсем не так, как пишут в книгах. Не было ни звезд, ни луны, ни соловья, и даже моросил мелкий дождь, но он не уменьшал полноты счастья.

Девушка тихо засмеялась.

— Ну вот и оторвала, — в ее маленькой руке, затянутой бежевой перчаткой, кусочком антрацита поблескивала пуговица. — Спрячь в карман. Когда получим комнату, пришью, — она чмокнула его в холодную щеку и убежала.

Потекли дни один ярче другого. И хотя стояла дождливая погода, Лизе казалось, что вокруг все залито весенним теплом и светом. На свадьбу Лиза решила пригласить всех друзей и знакомых.

Они с Михаилом подсчитали свои сбережения: на первый случай можно приобрести хороший диван, кровать, стол.

Все свободное время Лиза бегала по магазинам, покупала необходимое белье, занавески, посуду. Михаил деятельно помогал Лизе. Она, занятая приятными хлопотами, не замечала его молчаливой сосредоточенности.

За несколько дней до ноябрьских праздников они получили в новом доме однокомнатную квартиру и весь выходной провозились на новом месте, как пара домовитых грачей на новом гнездовье.

Лиза несколько раз заставляла Михаила передвигать мебель, чтоб в комнате было уютнее. Наконец все расставлено, повешены тюлевые занавески, небольшой коврик над кроватью. Квартира блестела чистотой. Лиза была довольна.

Но перекладывая белье Михаила из чемодана в ящик шифоньера, она неожиданно наткнулась на фотографию молодой женщины с лаконичной надписью: «Анна, осень пятьдесят четвертого».

— Какая красивая! Кто это?

Михаил взял из рук Лизы фотографию и тщательно порвал ее на мелкие кусочки. На его переносье появилась глубокая складка. Он усадил Лизу рядом с собой на диван, взял ее руки и до боли сжал пальцы.

— Я давно хотел тебе сказать…

— Что же ты хотел мне сказать? — поспешно переспросила Лиза, стараясь поймать его взгляд.

— У меня есть жена.

— Жена?! — Лиза растерянно мигнула, высвободила побелевшие пальцы и бессознательно подула на них. — Почему же ты раньше молчал?

— Я не виноват… Я не живу с ней… — сбивчиво объяснил Михаил, пытаясь обнять ее, но Лиза оттолкнула его.

— Уйди, оставь меня одну. Я не хочу тебя сейчас видеть…

Долго сидела она на диване среди разбросанного белья и, комкая в руках диванную подушку, которую вышивала в подарок Михаилу, вытирала ею слезы.

Что делать? Ну что же ей делать? Взять и уйти? Теперь ничего уж не поправишь, да она и не хотела, чтоб было как-то иначе. Неужели он хотел обмануть? Вот почему и не говорил о регистрации… Зря она поспешила; может, все-таки уйти?

Михаил вернулся, когда совсем стемнело. Он остановился в дверях. С его мокрого пальто на чистый блестящий пол капала вода. На месте пуговицы, которую оторвала тогда Лиза, торчали нитки.

«Надо пришить», — подумала Лиза, и ей стало невыносимо жалко себя и Михаила.