Вячеслав Ковалевский - Брат и сестра

— Ничего! Этот класс с бурными страстями. Ему такая работенка на пользу! На таких делах люди растут.

И, обернувшись к группе преподавателей-соседей, директор сказал:

— Наш Николай Иванович ревнует. Дело в том, что в девятом «А» — его лучшие декораторы Кутырин и Космодемьянский. Талантливые ребята. Он боится, как бы его помощники не надорвались.

Вера Сергеевна, задумчиво смотревшая через стекла вниз и молча любовавшаяся слаженной работой своих учеников, сказала:

— Хоть мы с вами и ругаем наших ребят: и дисциплина плохая и успеваемость хромает, а все-таки, посмотрите, каких молодцов мы воспитали!

Директор-сосед присоединился к ней:

— Мы часто в будничной суете не замечаем своих собственных заслуг.

В это время Николай Иванович с преобразившимся от восхищения лицом воскликнул:

— Смотрите, смотрите, сколько навалил на тачку Космодемьянский. Один везет. Орел!

Вера Сергеевна сказала:

— Николай Иванович влюблен в Космодемьянского, а у меня на уроках Шура сидит, как медведь. Мне больше нравится его сестра. Правдивая, яркая девочка! Она умеет зажечь весь класс: бросит какую-нибудь своеобразную мысль, и у нас два дня после этого идет дискуссия. Так было с Анной Карениной.

— Вы говорите, Космодемьянская правдивая? — перебила Веру Сергеевну преподавательница химии. — А не кокетничает ли она своей правдивостью? Во второй четверти я вызвала ее и поставила пятерку. Что же вы думаете? После урока Космодемьянская догнала меня в коридоре и сказала, что я неправильно поставила ей пять. Как вам это нравится? Она, видите ли, знает только на четыре!

Иван Алексеевич с удивлением посмотрел на химичку.

— Какое же это кокетство? — спросил он. — Ведь Космодемьянская сказала вам наедине, а не на виду у всего класса?

Веру Сергеевну тоже задели слова химички, и она с воодушевлением и даже с некоторой запальчивостью высказала все, что уже давно думала о характере Зои:

— Зоя не такая, какой она вам кажется. Что вы от нее хотите — ведь это же возраст! Вам бросаются в глаза только внешние признаки ее поведения. Важно не то. А вот каков этот человек в самой своей глубине? Внешнее поведение Зои — это еще не вся Зоя. Она гораздо мягче, сердечнее. Но вот такое сложилось у нее представление об идеальном характере, и она часто даже ломает себя, подгоняет под такой характер. Точно такая же была и я, когда прочла «Что делать?» и «Как закалялась сталь». От моей ужасной принципиальности страдала прежде всего моя бедная мама и младшая сестренка, из которой я во что бы то ни стало хотела сделать «настоящего человека». Поэтому Зоя Космодемьянская мне очень близка и глубоко симпатична.

Директор соседней школы поддержал Веру Сергеевну:

— Да, это типично для такого возраста. В любой школе в старших классах найдется своя Зоя Коломянская.

— Космодемьянская, — поправила его Вера Сергеевна.

— Да, неплохих ребят мы воспитываем, — сказал сосед, не обращая внимания на поправку Веры Сергеевны.

И все продолжали спускаться на первый этаж. Но разговор не закончился. Иван Алексеевич Язев сказал:

— Вы говорите: воспитываем хороших ребят. Не надо преувеличивать свои собственные заслуги. Всех нас, в том числе и ребят, воспитывает весь строй нашей советской жизни. Мы с вами — педагоги, но мы тоже вечные ученики, с той только разницей, что у нас с вами больше нет того преимущества, которым обладает молодость.

После рабочего дня и заседания педагогического совета все устали и теперь торопились выйти на свежий воздух. Иван Алексеевич, спускаясь по лестнице, продолжал говорить, глядя на ступеньки и не замечая, что его никто не слушает. Все уже прощались с Василием Петровичем около его кабинета.

Оставшись в кабинете один, директор опустился на колени возле дивана, вытащил из ящика под сиденьем лопату, сапоги, парусиновую рубашку и торопливо начал переодеваться. Ему захотелось поработать в саду с девятым «А». Когда он был уже совершенно готов, в кабинет вошел Язев, одетый в летнее пальто и державший в руке шляпу.

Директор только теперь вспомнил, что ведь они должны вместе с Иваном Алексеевичем отправиться сейчас в Мосгороно на заседание. Он взглянул на стенные часы, шлепнул себя ладонью по лбу и, расхохотавшись, принялся стаскивать сапоги.

Работали дружно.

Не только убрали весь мусор с участка, но успели выкопать и ямы для деревьев. На этот раз в распоряжении класса было сколько угодно носилок, кроме того, Петя Симонов достал две емкие тачки — одну попросил у завхоза соседней школы, другая была своя, для подвозки угля в подвал.

Виктор работал в этот вечер артистически, точно за каждым его движением и жестом затаив дыхание наблюдали жители всего района. Он как бы желал доказать всем, что, собственно говоря, ничего не случилось: если существует выговор по комсомольской линии, то этот выговор можно снять так же легко, как он его и получил. А уж если действительно принято решение поработать, так пусть в таком случае кто-нибудь попробует с ним потягаться! Он скинул рубашку-ковбойку и работал в одной майке лилового цвета; на спине вдоль позвоночника она стала синей, намокнув от пота. Весь внешний вид Терпачева должен был дать понять каждому: «Я ж говорил, что надо было организовать всю работу с самого начала как следует. Вот и вышло по-моему! Сегодня — совсем другое дело». Как выразился Терпачев, они со Шварцем «специализировались по металлу»: отыскивали по участку обрезки кровельного железа, погнутые прутья, проволоку, куски фасонного железа — все заржавленное, грохочущее и скрежещущее.

Почувствовав столь резкую перемену в настроении Терпачева, ему начал подражать, конечно, и Шварц. Одна только Люся опять работала нехотя, она просто не умела это делать как следует, и у нее был надутый, обиженный вид несправедливо наказанного ребенка. Но все так были заняты, что на Уткину никто не обращал внимания.

Ярослав старался выбрать для себя работу поближе к Зое, но так, чтобы это не бросалось в глаза. Он надеялся найти момент, когда удобно будет начать откровенный разговор. Но Зоя работала без отдыха, и так получалось, что около нее все время кто-нибудь находился. Говорить с Зоей, снижая голос, чтобы не слышали другие, это, значит, напрашиваться на какое-то иное отношение к нему Зои, чем к другим, — Ярослав понимал, что это было бы бестактно после того, что произошло.

Ярослав видел, как жарко Зое, и не понимал, почему она не снимает своего синего в белую полосочку джемпера, так же, как сняла свой джемпер Лиза Пчельникова и жакетку Люся Уткина? Он не мог знать, что Зоя не хотела, чтобы ее видели в старенькой, много раз чиненной домашней кофточке. Потное лицо ее пылало и блестело все сплошь, — в школе никогда еще такой Зою не видели: на этот раз не выделялся ни лоб, обычно светлый у нее, ни кожа на висках, под глазами и около крыльев носа — все сплошь было распаренное, влажное, красное. Она то и дело облизывала губы и, вынимая из карманчика джемпера скомканный платок, вытирала лицо. В растрепавшиеся волосы каким-то образом попал завиток стружки, и все это вместе взятое и счастливое выражение лица, посещающее человека, когда он уже предвкушает победу, придавало Зое вид смышленого, озорноватого парнишки.