Вячеслав Ковалевский - Брат и сестра

Терпачев нервно рассмеялся и, оглядываясь назад, на товарищей, сказал:

— Благодарю Космодемьянскую за столь лестное сравнение с великими людьми!

Лиза Пчельникова, все время терзавшаяся от мысли, что она выступила неудачно, сказала:

— Советую тебе, Терпачев, не предаваться мелкой, ничтожной обиде, не паясничать, а слушать то, что говорит Зоя, потому что она говорит абсолютную правду!

Зоя выждала, нахмурившись и сцепив пальцы рук за спиною.

— Мы бы не стали вмешиваться в личные отношения между Уткиной и Терпачевым, если бы это не касалось нашего коллектива. Я не знаю, как назвать то чувство, которое они испытывают друг к другу. Но раз это чувство мешает спайке нашего коллектива, начинает раскалывать коллектив на группы — значит, это чувство плохое. Мы должны строго, раз навсегда, предупредить этих товарищей: они должны изменить свое отношение к коллективу. Никто не позволит им нарушать комсомольскую дисциплину, никто не позволит разрушать дружбу коллектива. Я считаю, что выступление Терпачева было неискренним, за исключением критики против меня; он неудачно пытался разыграть перед нами новую для него роль кающегося грешника. Не получилось! Я предлагаю вынести Терпачеву выговор.

— За что? — спросил Терпачев.

— За все вместе! — сказала Зоя. — За бестактность по отношению к Ивану Алексеевичу, за пьянку в классе, за то, что анекдотами мешал коллективу работать в саду, и за то, что свои личные чувства к Уткиной поставил выше отношения к коллективу. Когда будем голосовать, мы это сформулируем как следует.

— Мало! — сказал Петя Симонов. — Витьке не место в комсомоле!

Но Зою эта реплика не остановила. Она продолжала:

— Что касается Уткиной, то она тоже заслуживает взыскания. Она выступала здесь и говорила, что работа в саду не является для нас самым главным. Конечно, самое главное для нас — учеба, самое главное — покончить с неуспеваемостью и дружно, помогая друг другу, подготовиться к экзаменам. Но ведь Уткина в этом не помогает коллективу. Вы знаете, что от ее помощи отказываются. Уткина уклоняется от комсомольских поручений. Уткина, очевидно, думает, что, если она отличница, значит общественная работа к ней не имеет никакого отношения. Никто не позволит Уткиной наводить в комсомоле свои домашние порядки. Уткина избалована домашними условиями жизни.

Как только Зоя это сказала, Люся Уткина с треском откинула крышку парты, вскочила и, повернув ко всем искаженное злобой, постепенно покрывающееся пятнами лицо, проговорила:

— Это безобразие! Это возмутительно! Почему вы все молчите?! Какое имеет право Космодемьянская оскорблять меня? Я не обязана слушать эту клевету! Я не буду этого слушать!

Уткина выбежала из класса. Дверь, которую она с силой захлопнула, сама собой приоткрылась снова, так что, оставаясь в коридоре, Уткина могла продолжать слушать все, что говорили в классе.

Выходка Уткиной ни на кого не произвела особого впечатления, все спокойно продолжали слушать Зою, а у нее ничто не изменилось в манере говорить, даже интонация оставалась прежней. Только Терпачев, сидевший до этого прямо, теперь облокотился обоими локтями на парту и подпер голову руками, засунув пальцы глубоко между прядями волос.

Зоя говорила:

— Уткина права, когда говорит, что работа в саду — не главное наше дело. Но Уткина не понимает, что если мы впадаем в панику при очистке мусора со школьного участка, то кем же мы окажемся при встрече с настоящими трудностями, когда станем взрослыми, самостоятельными людьми и нам придется работать в другом коллективе? Все мы знаем, что школа — это наш второй дом. Мы хотим, чтобы этот наш общий дом был прекрасен, мы его украшаем, мы убираем грязь и озеленяем участок, мы создаем сад. Это наша общая мечта! Мы вкладываем в это дело свой личный труд. Иван Алексеевич говорит, что мы начинаем крепче ценить и любить то, во что мы вкладываем свой труд. Мы начинаем еще больше любить школу. Не понимают этого только Уткины, для которых дома все подается готовенькое на золотом блюдечке, прямо в кроватку, едва лишь единственное сокровище откроет свои заспанные глазки.

Никто не возражал против предложения Зои — объявить Терпачеву выговор, а Уткиной поставить на вид. Когда Зоя это предлагала, в дверях показалась Уткина. Ни на кого не глядя, низко опустив голову, она быстро прошла и села.

Постановили: завтра же закончить работу в саду; пойти после уроков домой только пообедать и сейчас же идти работать на свой участок. Зое поручили уговорить директора, чтобы он разрешил это сделать.

Кроме того, комсомольская группа постановила, чтобы каждый комсомолец считал себя мобилизованным с завтрашнего дня, вплоть до начала экзаменов, на борьбу за сознательную дисциплину, за высокую успеваемость.

Поручили групоргу Зое и старосте класса Лизе Пчельниковой составить план прикрепления сильных учеников к неуспевающим.

Перед тем как последний вопрос был поставлен на голосование, Терпачев попросил слово по личному поводу. Уже по одному только внешнему виду Терпачева было ясно, что он принял какое-то решение. Никогда его не видели таким мрачным, избегающим на кого-либо смотреть. Вся его заносчивость, самоуверенность слетели с него. Он говорил, повернувшись к собравшимся боком, и медленно растирал левой рукой лоб, словно у него сильно болела голова.

— Космодемьянская может меня критиковать, может осуждать, но ей никто не давал права оскорблять меня. Зачем она говорит, что я был неискренен, когда в начале собрания сам осудил свои ошибки? Я совершил отвратительный поступок — пил вино здесь, в классе. Мне стыдно. Я буду просить извинения у Язева. А вас я прошу извинить меня за то, что я мешал вам работать в саду. Даю честное комсомольское слово, что ничего подобного больше не повторится!

После него попросила слово Уткина. Она разрыдалась и не могла говорить. Ната Беликова подала ей воды. Все молча ждали.

Она сказала:

— Зоя Космодемьянская оклеветала меня и оскорбила. Может быть, у меня есть недостатки, но у кого из нас нет недостатков? Я докажу вам, что я не такая, как некоторые обо мне думают. Я обещаю работать над своим характером, я буду выполнять все, что мне поручит комсомольская организация.

Проговорив это, Уткина опять заплакала и больше ничего не пыталась добавить к тому, что сказала.

А Язев так и не смог присутствовать на собрании, но Зоя вспомнила об этом, только когда все уже было закончено и она вышла из школы на улицу.

Может быть, труднее всех в тот вечер, когда происходило собрание, было Ярославу Хромову. Весь день он оставался один дома, до той минуты, пока не возвратилась с работы мать.