Василий Цаголов - Набат

У Яши неожиданно навернулись слезы, даже сам удивился, и он украдкой вытер их кулаком…

— Философию я развел.

— У них, брат, тоже философия, — Веревкин зло добавил: — А у меня никакой к ним жалости нет, нет, понял?

— Понятное дело… Я все время думаю о первом бое. Вдруг растеряюсь. Знаю, что фашисту это и надо. Правда, Бек? — Яша погладил плечо друга.

— Слушай, отдыхай, дыши через нос, а когда увидишь немца — убей.

— Жди, так и подставит тебе Фриц бока: «На, Бек, шмаляй».

— Не скажет — не надо. Ты обмани его.

— Ишь какой шустрый! Фриц с Гансом, может, сейчас план составляют, как тебя самого перехитрить.

— А у тебя это для чего?

Асланбек постучал согнутым пальцем Яше по лбу.

— У тебя тоже колпак не меньше моего.

— Я задушу его и все! Зубами, как Хабос.

— Кто, кто?

Со стороны военного лагеря послышался гул машины, и сержант приложил ладонь к глазам.

— Вроде начальство едет к нам.

— Точно! Полковник, чтобы я так жил, — присвистнул Яша.

— Встать! — приказал сержант, застегнул крючки, одернул гимнастерку. — Привести себя в порядок. Быстро.

Вскочил Слава, ничего не поймет, присел, шарит вокруг себя, ищет винтовку, а она у него в левой руке, разогнулся, протер глаза.

— Проснись, Слава, — мягко сказал Асланбек, помог влезть и лямки ранца.

Потом отряхнул со своих колен пыль, перепоясался. Сержант придирчиво оглядел своих подчиненных:

— Ну, бесенята, не подведите, будьте орлами раз в жизни, — прошептал он, скосив глаза в сторону остановившейся машины.

Из эмки вышли командир полка и комиссар.

Слава не сводил взгляда с отца, кажется, еще немного, и он не выдержит напряжения, бросится ему на грудь, повиснет на шее, как в детстве, как после выпускного вечера за несколько дней до войны.

Веревкин подал команду.

— Сми-и-р-р-но-о! Рав-не-ние на-право!

Одна рука его прижата к ноге, другая вскинулась к виску.

Припечатывая шаг, сержант направился к высокому начальству, замер в двух шагах:

— Товарищ полковник. Новобранцы занимаются строевой подготовкой. Докладывает командир первого отделения…

— Вольно!

— Вольно!

Командир полка с интересом рассматривал бойцов, а у Славы спросил, но прежде с минуту разглядывал:

— Сколько тебе лет?

— Девятнадцать! — выпалил, не моргнув, Слава.

Комиссар покраснел, отвернулся.

— А точнее?

— Двадцатый!

— М-да! Не похоже. Упросил, мне кажется, ты военкома. А?

— Никак нет!

— Моему только тринадцать, а он уже три раза убегал из дому, — сказал полковник и оглянулся на комиссара. — Каждый раз с эшелона снимали. У вас, кажется, тоже сын?

Комиссар кивнул.

— А не посмотреть ли нам, чему научились будущие бойцы? — обратился он снова к комиссару. — Как вы считаете? Вот и Яша Нечитайло, наш старый знакомый.

Полковой комиссар согласно кивнул.

— Ну, что же, умеете ли вы передвигаться по-пластунски? — спросил у Славы полковник, а у самого улыбнулись глаза.

— Так точно! — вытянулся в струйку Слава. — Мы только что учились ползать. Разрешите?

Подумав, полковник сказал:

— По глазам вижу, не хвастун ты, сынок, погоди.

Комиссар перевел дыхание, вынул из кармана синих бриджей платок, приложил к лицу.

Подкинув на плече винтовку, Яша выступил вперед, и сержант втянул в плечи голову, от лица быстро отливала краска.

— Нет, вот вы, пожалуйста.

Асланбек надвинул поглубже пилотку, снял с плеча винтовку и, придерживая противогаз, пробежал шагов десять, плюхнулся на землю плашмя и замер.

Оторвал от земли голову, осмотрелся, будто высматривал врага, и пополз. Со стороны казалось, что двигалась гигантская ящерица.

По мере того, как удалялся Асланбек, у сержанта светлело лицо, и он несколько раз посмотрел на полковника: «Милый, да я его расцелую. Ай да Бек».

Полковник остался доволен и вместе с тем был удивлен, потому что сказал комиссару:

— Вот вам и новобранец!

Асланбек легко и быстро удалялся.

— Вернитесь! — приказал полковник.

Наблюдая за другом, Яша мысленно вместе с ним делал все его движения.

Перехватил Слава взгляд отца: «Вот какие у меня друзья», и тот понял сына: шевельнул густыми бровями точь-в точь как дома.

На потном лице Асланбека озорно блестели глаза. Он тяжело дышал.

— Ну, ладно, а теперь вы, — мягко приказал полковник Яше. — Где ваш противогаз?

Одессит вытянулся:

— Мне не дали.

— Почему?

— Сказали: «Когда привезем», товарищ полковник!

— Вперед!

Яша сделал несколько быстрых шагов и повалился на землю, точь-в-точь как Асланбек. А вот полз, широко загребая ногами и правой рукой, сильно переваливаясь из стороны в сторону приподнятым задом, дышал шумно, открытым ртом, по лицу струился пот.

— Утка, а не пластун! Чем вы здесь занимались? Баклуши бьете. Верните его! — приказал полковник. — Черт знает что.

Слава умоляюще посмотрел на отца, и тот едва заметно шевельнул плечами. Знакомый жест: «Спокойно, сын».

Сержант догнал Яшу, тихо, с угрозой в голосе, произнес:

— Ах ты, ворона. Встать!

Онемела у Славы рука на широком кожаном ремне, не чувствует, как он сползает с плеча, еще мгновение, и винтовка перекосится прикладом вперед. Отец нахмурился, — и Слава пришел в себя. Догадывался отец о том, что творится в душе сына, и снова шевельнул плечами: «Спокойно, сын».

Одессит упорно продолжал двигаться, пока сержант не ухватил за ранец:

— Остановись!

Однако Яша пытался вырваться, и сержант, с трудом удерживая его, прошипел, чтобы не слышали командир полка и комиссар:

— Ну, подожди, Яшка. Вставай. Уж я тебя научу пахать брюхом землю.

Загребая широкими носками ботинок, Яша, ни на кого не глядя, сгорая от стыда, вернулся на свое место рядом с Асланбеком. С головы до ног он покрылся липким холодным потом: «Позор».

Полковник пошел к машине, взялся за дверцу, снова порывисто вернулся к одесситу:

— А ну ложись!

И тот послушно повалился там, где стоял, прижался к земле; сердце его отчаянно колотилось.

— Ползи! Ты попал под кинжальный огонь противника!

Словно сковали Яшу, он даже не шелохнулся.

— Да вы знаете, что в первом же бою потеряете всех бойцов? — полковник теперь уже смотрел на Веревкина. — С кем же тогда прикажете мне воевать?

Ни жив, ми мертв сержант.

— Порадовали, нечего сказать, черт возьми! Хрен их знает, чем они занимаются? Имейте в виду, сержант, если через два дня повторится подобное, то я вас разжалую и отправлю рядовым.

Полковник сверкнул глазами на Веревкина, бросил комиссару:

— Поехали.

Комиссар мягко ответил:

— Я останусь, товарищ полковник.

Командир полка хлопнул дверцей, и машина укатила, оставив после себя густой шлейф рыжей пыли.

Воспользовавшись тем, что комиссар смотрел вслед машине, сержант подступился к Яше: