Василий Цаголов - Набат

— Два наряда вне очереди!

И хотя это было сказано вполголоса, комиссар услышал и смолчал, всем своим видом показывая, что сержант прав.

Обидно стало за друга. Земля пошла кругом под ногами у Асланбека, горячая волна прилила к голове.

— Оставьте меня, пожалуйста, с бойцами!

— Слушаюсь, — козырнул сержант комиссару.

Асланбек проводил Веревкина все еще затуманенным взглядом: подожди, я с тобой посчитаюсь!

Закурив, комиссар протянул Яше портсигар, и тот приосанился, посмотрел на Асланбека, мол, вот какой я удостоился чести. Но Асланбек был занят своими мыслями, и Яша обиженно надул губы, запоздало отказался.

— Спасибо, товарищ полковой комиссар! Ни дед, ни отец не курили и мне строго-настрого запретили, — пространно ответил он.

— Вот как… Скажите, а сколько вам лет, товарищ Нечитайло, если не секрет?

— Я уже старик, двадцать второй.

— Ровно на двадцать лет моложе меня. Женатый?

— К счастью, нет.

— О старости не подумали.

— Люблю свободу, больше жизни ценю ее.

Докурив папироску, комиссар бросил окурок в придорожную канаву.

— Военное искусство — дело мудрое. У одного, глядишь, получается легко, а другому дается с потом… Вот по горам, пожалуй, я не смогу ходить так же легко, как, скажем, товарищ Каруоев. Так ваша фамилия?

— Так точно! — ответил Асланбек, про себя же с неудовольствием отметил: «Успокаивает».

Комиссар внимательно посмотрел на Яшу.

— Всем нам надо постичь науку побеждать, и как можно скорее. Война не ждет, пока мы научимся метко стрелять, преодолевать препятствия, враг на это не отпустил нам время. В эти дни вся страна превратилась в военный лагерь, все встали под ружье! Я понимаю командира полка, он озабочен выучкой личного состава, ему вместе с нами идти в бой, выполнять приказ Родины, вот он и требует. А вы знаете, что товарищ полковник громил самураев, финнов? А ну, товарищ Нечитайло, ложитесь, — неожиданно предложил комиссар.

Не сразу пришел в себя Яша, и Слава подтолкнул его:

— Иди, чего уперся.

Действовал Яша машинально.

— Есть истины, которые надо твердо усвоить и даже во сне не забывать о них… Бойцу в боевой обстановке нужно слиться с землей, врасти в нее. Не сделает он этого, рано или поздно его скосит пуля. Это непозволительная роскошь. Вы понимаете, что в бою у командира на учете каждый боец. Ну-ка, ползите, товарищ Нечитайло. Так… Вот куда вам угодит пуля. Понятно?

Комиссар ткнул Яшу пальцем ниже пояса:

— А ведь можно и нужно избежать ранения. Зачем вы так широко отбрасываете ноги? Попробуйте еще разок.

Голос комиссара вползал в душу, и Яша двинулся вперед, правда, медленно, но уверенно.

Если бы можно было Славе сказать отцу одно слово! Крикнул бы: «Спасибо!» Какой он у него умница, добрый.

— Вот, вот. Получается же. По-моему, вы волновались в присутствии командира полка. Правда?

— Да… Так точно!

Слушая отца, Слава радовался за него и мучился оттого, что не может выразить свои чувства открыто. Когда он прибыл к отцу по направлению военкомата, всю ночь, оставшись наедине, переговорили обо всем и условились: никто не должен знать, что они родные. Никто, даже командир полка, и что не будут искать встреч, пусть все будет как у остальных.

— Ну, а теперь вставайте, — комиссар посмотрел Яше в глаза. — В гражданскую войну нас никто не обучал, суровую науку мы сами постигали в бою… Умирать, товарищи, без надобности никто из нас не имеет права. Победи врага и останься в живых — это настоящий подвиг. Поэтому чем требовательнее будут командиры к вам — тем выше выучка. Вспомните, как говорил Суворов: «Трудно в учебе, зато легко в бою». Ну, что же, товарищи, продолжайте занятие. До свидания!

Комиссар в последний момент посмотрел на сына, Славик улыбнулся ему в ответ: «Спасибо, па!»

Когда комиссар удалился, вернулся Веревкин и, как ни в чем не бывало, разрешил устроить перекур.

— Слушай, малец, — обратился Яша к Славе. — Ты Ганькин и комиссар Ганькин.

— Ну и что? — насторожился Слава.

— Странно.

— Ничего странного: мало на свете Ивановых, Петровых, — огрызнулся Слава.

— Много, и все же…

— Ну и вот, а почему не могут встретиться Ганькины? Почему? — наседал Слава. — Сказать нечего?

— Нечего.

— А ну, кончайте перебирать комиссара, — повысил голос сержант, и бойцы умолкли.

После занятий взвод совершил бросок в расположение части. О случившемся сержант не проронил ни слова, так что никто во взводе ничего не знал, и лейтенанту не доложил. И за это Яша в душе был благодарен ему.

В казарме бойцы сбросили с себя снаряжение и с песней, всей ротой, зашагали в столовую. Но что это? У раздаточного окна столпились бойцы, а между ними сновали младшие командиры и то умоляюще, то горячо уговаривали:

— Да что вы, братцы, бузите.

— Известное дело — черви овощные.

Бойцы, однако, оставались безучастными к уговорам.

Оценив обстановку, сержант Веревкин вытащил из-за голенища сапога деревянную ложку и направился к раздаточной, хлопнул дном котелка о жирный подоконник.

— Эй, кашевары, где вы там?

Не сразу появился тощий, долговязый повар и, не решаясь подойти к окну, пробасил издалека:

— Ну, чего разорался?

Рядом с сержантом стояло его отделение, и когда он увидел бойцов, то готов был обнять каждого.

— Давай жрать! — прикрикнул одессит. — Да живей поворачивайся, ишь разъелись на казенных харчах.

Повар не поверил ушам своим, переспросил:

— Борща хотите? Правда?

— Ну чего выкатил бельмы? — Веревкин уперся руками в подоконник: — Мы не брезгуны.

— Сказано тебе, клади погуще да пожирней, ишь руки дрожат… Отчего все ваше поварское отродье такое жадное?

Яша оглянулся на друзей.

— Петро, чего ворон ловишь, дурень. Славка, не зевай.

Красноармейцы сохраняли строй, ничем не проявляя своего отношения к происходящему.

Долговязый зачерпнул черпаком из котла, ловко наполнил выстроившиеся котелки ароматным варевом.

— Милые, ешьте, голубчики! Всю жизнь буду вам благодарен, — угодливо лепетал повар.

— Врешь, это ты сейчас добренький, а завтра зверь-зверем будешь. Ишь, расшаркался, — Яша обеими руками взял котелок.

— Да что ты? Вчерась я тебе добавку дал.

— Дал на донышке.

Прежде чем уйти, Яша переспросил:

— Это ты для одного навалил или на весь взвод?

Веревкин уселся за длинный, сколоченный из грубых досок стол и молча принялся за еду.

— Разрешите, товарищ сержант.

Яша затанцевал на месте, поспешно поставил котелок на стол и подул на пальцы.

Рядом с ним сел Асланбек, потом Петро, Слава и все, не мешкая, навалились на борщ.

Внимание бойцов отвлекла открытая машина командира полка: комиссар стоял рядом с шофером, сложив руки на ветровом стекле. Бойцы оживились, поваров же как ветром сдуло.