Борис Блантер - Схватка со злом [Рассказы]

Однако ответ показал, что она недооценивала собаковода:

— Похмелись, может, мозги ворочаться лучше станут. На рынок мне идти нужды нет, а вот к Губину я схожу.

— К какому такому Губину? — перешла Баранова на шепот, пытаясь, однако, изобразить на своем лице недоумение.

— Не строй из себя девочку неполной средней школы. — Казарин теперь говорил быстро, зло. — Думаешь, я не знаю, кому ты кожу сбываешь? Скумекал. Да и проследил я тебя, — он довольно усмехнулся. — Мне сунешь сотню, а себе небось три загребешь? Не выйдет! если цену не удвоишь, я с Губиным самолично договорюсь.

Баранова торопливо соображала, что предпринять. Согласиться — себя ущемить. И отказать опасно: поладят они с Губиным — и крышка ее барышам. Может, уговорить его, приласкать? Но злость взяла верх, и Баранова крикнула в гладко выбритое, ненавистное лицо:

— Сходи, дружок, потолкуй. Только когда тебя с лестницы спускать будут, на меня не обижайся!..

Собаковод не дослушал. Посыпалась серая штукатурная мука с косяков захлопнутой с маху двери.

Холодное, давно сдерживаемое бешенство гнало Казарина к Губину. Не желает он больше ходить в дураках. Хватит! Он рискует всем — положением, службой, свободой — и получает копейки. А эта пьянчужка Баранова живет в свое удовольствие. На чьи, спрашивается, деньги? На его, на казаринские!.. Нет, он тоже не повенчан с собаками. Пока можно, надо копить деньгу. Больше, быстрее! Он еще молодой, лет через пять уедет в другой город. Костюмчик, коньячок, женщины…

Собаковод очнулся у губинского дома. Приложил холодные, дрожащие пальцы ко лбу, собрался с мыслями. В дверь отучал уже спокойно. Открыл ему Губин.

Рецидивист не торопясь оглядел незнакомого щеголеватого мужчину:

— Вы к кому?

— Я к вам… на пару слов… можно?

— Пройдите.

Губин тщательно запер замки, провел Казарина в комнату, присел на диван:

— Ну?..

— Давайте напрямую, — собаковод старался говорить солидно, веско. — Я добываю кожу на «Красном кожевнике», передаю ее Барановой, а она — вам. Не понимаю, товарищ Губин, зачем нам посредники. Можно держать прямую связь. Я доставляю товар сюда, и деньги, которые переплачиваются этой никому не нужной Барановой, мы делим с вами… Вы и я.

Губин догадался о причине неожиданного визита Казарина, едва тот начал объясняться. «Поругался с Нинкой, — решил рецидивист, — пожадничала дура». Его не удивило и то, что собаковод пришел именно к нему: Губин был известен среди старых кожевников. «Нет, голуба, — думал он, наблюдая Казарина, — с тобой свяжись — быстрехонько в тюрьме окажешься…»

— Зря вы сюда пришли, — вздохнул Губин, — отсидел я за кожу свой срок. И шабаш. Я теперь старик, мне баловство-то ни к чему.

Казарин сначала оторопел. Но сообразительностью природа его не обидела.

— Я хотел по-хорошему, — криво усмехнулся он, — не вышло. Тогда так: если тебе кожа нужна, веруй сам!

Он уперся в Губина уверенным взглядом победителя. Ему казалось, что у того только один выход: согласиться с ним, с Казариным. Или же надо отказаться от немалых доходов, бросить хорошо налаженное дело. Собаковод примерно представлял себе прибыли Губина на перепродаже кожи и был уверен, что на это тот не решится.

— Ошибаешься, дорогой, воровать я не пойду. Незачем. А совет тебе один дам — почему не помочь хорошему человеку?..

Губин встал спиной к окну: оставаясь в тени, он мог разглядеть каждую черточку на взволнованном лице собаковода. Голос его, обычно грубоватый, сиплый с перепоя, сейчас приобрел какую-то хищную лисью мягкость. Он уговаривал и угрожал одновременно.

— Кожу сбывать сапожникам сам ты не можешь — влипнешь сразу. Да и бывшие друзья тебя утопят. Как щенка. Вот и поразмысли, милый.

Казарин растерянно молчал.

— Иди-ка ты, друг, к этой Баранкиной, что ли, да прощения проси. А то расколет она тебя, как пить дать.

Губин открыто насмехался над собаководом, давая ему пенять, что держит его крепко, как пса на цепи.

— Если Баранова меня расколет, я о ней тоже молчать не буду, — решительно заявил Казарин.

— Вот ты и опять дурак, — ласково сказал рецидивист, и Казарин почувствовал, как от этого голоса холодные противные пупырышки пробежали по его спине. — Баранкиной твоей тюрьма родной дом, а тебе, — он присвистнул, — там солоно придется. Иди-ка, голуба, к ней, мирись, пока не поздно.

Прибитый, подавленный, покинул собаковод дом Губина. А тот, оставшись один, еще раз обдумал случившееся. «Ничего страшного, — решил он, — доносить собачник не побежит — трус. И от Нинки никуда не денется, скрутим!»

Казарин же медленно шагал по улице, хрипло дышал и часто останавливался, вытирая пот платком. Сейчас он почти буквально ощущал на своем горле железные руки рецидивиста и понимал, что ему из них не вырваться.

Никонов скромно сидел на краешке стула, осматривался. Явился он рановато. Растрепанная белокурая девушка махнула ему из кухни полотенцем: «Проходите в комнату, я быстро…» Комната была убрана богато, вещи жались одна к другой, дорогие, новенькие. На черное, сверкающее лаком пианино наступали с двух сторон телевизор и радиоприемник. А на круглом столике в странном соседстве стояли швейная машина и магнитофон. «Зачем? — подумал капитан. — Мысли свои гениальные записывать, что ли?» Пузатый буфет, цветастые ковры на стенах и ядовито-зеленые ковровые дорожки на полу дополняли убранство. Никонову было неуютно среди этих необжитых мертвых вещей, словно он сидел в комиссионном магазине. Разрушивший не одно воровское гнездо, капитан легко представил комнату после конфискации дорогого, громоздкого барахла. «Девчонка, вероятно, балованная, — подумал он о дочери Молотковой. — Если отец ее не возьмет, придется на работу устраивать…»

Она не вошла, а вбежала в комнату, легкая, тоненькая, в пестром халатике, перетянутом широким лакированным поясом.

— Вы к маме?

— К ней, — вздохнул Никонов. — Должна мне, понимаете, Тамара Павловна триста рублей, обещала сегодня отдать…

— Нету ее, — весело сообщила ему девушка, — уехала.

Капитан не ответил, и она добавила:

— Мама, наверно, забыла, а у меня, извините, только семьдесят рублей сейчас.

— Не может этого быть, — нарочито недоверчивым, скрипучим голосом заметил Никонов, — мать уехала, а у вас так мало денег. Как же вы жить собираетесь?

— Не верите? — удивилась девушка. — Честное слово, не вру. Мама скоро приедет.

— Когда «скоро»? — ворчливо спросил капитан. — Мне ее ждать, знаете, неинтересно.

— Послезавтра, — девушка начинала сердиться, брови ее сдвинулись, между ними едва-едва наметилась первая морщинка. — Телеграмму прислала. Вот.

И она протянула Никонову распечатанный почтовый бланк. Он пробежал по строчкам глазами — номера поезда не значилось.