Борис Блантер - Схватка со злом [Рассказы]

В школу Марина шагала медленно. От пережитого волнения сохли губы, язык стал шершавым и грубым, как суконная тряпка. Девочка горстью зачерпывала снег, прижимала его ко рту, но и это не помогало…

Уроки пролетели быстро. Марину, к счастью, не вызывали, а то не миновать бы ей двойки (учебников она вчера так и не раскрывала). На большой перемене ходила Марина в обнимку со своими подругами — Люсей и Валей, и они оживленно секретничали. Люся — высокая, уже больше девушка, чем девочка, накручивая на палец кончик черной косы, радостно поглядывала на Марину влажными вишнями блестящих от возбуждения глаз, а Валя мечтательно улыбалась. Лицо у Вали хорошенькое — белое, с золотистыми стрелками бровей, и только мелкие, остренькие зубы портили его. Марина всю перемену что-то рассказывала шепотом. Из школы они вышли вместе.

— …а еще папа достает сто рублей, — захлебывалась Марина, — и дает мне. Спасибо, мол, дочка, что ты о маме и братишке заботилась. Купи себе, что нужно. А жить я с вами пока не могу, уезжаю на границу по важному заданию. Вот вернусь, мы, все и порешим. А потом спрашивает маму: дай слово, что пока я на границе, дядя Вася к вам ходить не будет. — А мама плачет, даю, говорит…

Девочки восторженно ахали. Выдуманное казалось Марине такой долгожданной правдой, что слезы искренности и вдохновения звенели в ее голосе.

Взяв билеты на самый дорогой ряд, на котором они раньше никогда не сидели, подруги направились в буфет. Съели по три «Мишки», по сливочному пломбиру, выпили две бутылки яблочной воды. Пировали!

А Марина рассказывала и рассказывала…

Когда на экране отгремели выстрелы и легендарный Камо последний раз улыбнулся девочкам, вспыхнул свет. Валя и Люся с еще большей завистью и уважением посматривали на Марину. Как же, — ее отец уехал на границу по важному заданию, быть может, он сейчас вот, лежа на холодном снегу, бьет из тяжелого маузера по диверсантам. Марина, притихшая и серьезная, шагала между подругами.

В универмаге долго выбирали экскаватор для Алеши. Впервые девочки сами тратили столько денег, и поэтому они были так придирчивы, что вывели из терпения продавщицу.

— Да все они одинаковы, — сердито заявила она, — делать вам нечего, ходите зазря…

— Заверните вот этот, — гордо указала Марина.

Счастливая, крепко сжимая в кулаке бечевку, которой перевязана большая картонная коробка, девочка направилась к двери.

— За Алешей мама зашла, — сказала тетя Таня, как-то странно посмотрев на подруг. — Иди-ка ты, Марина, домой.

А дома… Полная черноглазая женщина сидела за столом. Маленькая коричневая сумочка лежала у нее на коленях. Алеша с ее сыном — толстым, кудрявым карапузом — что-то строили из кубиков. Мама ходила по комнате с красным заплаканным лицом.

Марина остановилась на пороге, зажмурилась, словно ударил ее по глазам чересчур яркий свет. Люся и Валя поздоровались. Мама, не отвечая, рванула из Маринкиных рук коробку.

— Маленькая, игрушки покупаешь! — крикнула она, не понимая, что экскаватор Алешин. — Мать позоришь, подлая! Сумки воруешь!

Твердой тяжелой ладонью наотмашь хлестнула Марину по щеке.

— Не надо так, — попробовала заступиться хозяйка сумочки.

— Не ваше дело, — отрезала мама, — деньги я возвратила, а дочь свою учу, как умею. А вы, бесстыжие, чего стоите?! — накинулась она на Люсю и Валю. — Небось ворованное проедали вместе? А ну, марш отсюдова!

Щеки у Люси полыхали от стыда. И хотя их никто не трогал, они алели ярче, чем щеки Марины. Значит, все эти рассказы о герое-отце — вранье, а ее лучшая подруга — лгунья и воровка. Поворачиваясь к дочери, она полоснула Марину тем непрощающим, жестоким взглядом, который бывает у людей только в юности. Валя, прикрывая золотистыми ресницами глаза, поспешила за подругой. И больнее любых затрещин стал для Марины молчаливый уход подруг…

Вскоре Богдановы остались одни. Уснул наплакавшийся Алеша (он заступался за сестру, и ему тоже попало под горячую руку). Мать Марины откричала и успокоилась. Вполголоса жаловалась дочери на свою незадачливую жизнь. А Марина молчала. Она не плакала. В этот день девочка впервые почувствовала, что она — воровка. Ей казалось, что ничего хорошего уже не будет и она не нужна никому, никому на свете.

Вроде бы ничего не переменилось в жизни Марины. Никто ни в школе, ни дома не напоминал ей о краже, но она знала сама, что произошло непоправимое. В классе Марина перебралась на последнюю пустую парту, Люся даже не подняла головы, когда она первый раз прошла мимо своего старого места. Последние три года девочки сидели рядом, но почему-то никто не удивился (по крайней мере вслух), увидев их в разных концах класса. Валя, правда, здоровалась с Мариной, но неохотно, сквозь зубы. Холодок пренебрежения и любопытства окружил девочку. И еще заметила она, что в классе стали как-то очень внимательно следить за своими вещами, и деньги теперь девочки доставали не из портфелей, а из карманов.

Как будто ничего не переменилось в жизни Марины. Отводила по утрам Алешу в детсад, бежала в школу, учила уроки. Но мама начала запирать деньги, а ключ уносила с собой. Она никуда не уезжала и даже в магазин за хлебом не посылала Марину.

Ничего не переменилось в жизни Марины. Но ей никто не верил, и переменилась она сама. Смотрела исподлобья и научилась усмехаться какой-то нехорошей, всепонимающей усмешкой. Ей казалось, что нет на свете ни настоящей любви, ни искренней дружбы. Это так… на словах да в книжках. А на замечания Марина отвечала теперь коротко, с ожесточением: «И пускай!»

Как-то в школьной раздевалке Марина увидела, что из кармана пальто торчат зеленые, расшитые красным узором перчатки. Пригляделась получше: ну да — перчатки Даши Северовой, ее одноклассницы. Раньше аккуратная Даша укладывала их в парту, справа от портфеля. «От меня прячет, — со стыдом и злобой подумала Марина, — я — воровка… И пускай!» Она выдернула перчатки из чужого кармана. Ходила в них днем по улицам, не боясь, что может встретить кого-нибудь из класса. А вечером, возвращаясь домой, сорвала перчатки с рук и долго, с ненавистью втаптывала их в снег…

…В коридоре послышались шаги. Глафира Аркадьевна распахнула дверь и удивилась незнакомому человеку, который по-хозяйски расположился в ее комнате с книжкой.

— Здравствуйте! — растерянно поздоровалась она.

— Здравствуйте. — Елена Гавриловна захлопнула книгу, встала. — Давайте знакомиться… Инспектор детской комнаты, лейтенант милиции Ширяева…

— Достукалась, Маринка! — всплеснула руками Глафира Аркадьевна и, не раздеваясь, медленно опустилась на стул. — Что же теперь будет? Неужто в колонию?..

— Зачем же сразу в колонию? — улыбнулась Елена Гавриловна. — Поговорим, разберемся в Маринкиных, — она помедлила, отыскивая слово, — художествах, а потом решать будем. Вместе.